Сергей Калашников - Аборигены Прерии Страница 19

Делла позавидовала подруге — вот ищет человек себе место в этой жизни. Такое, чтобы радостно было им заниматься. И парня себе ищет, пусть и методом перебора, но целеустремлённо. Хихикнулось даже. Бытует поверье, что у настоящего моряка в каждом порту — по жене. А, если моряк женщина, то, логика подсказывает… хи-хи.

А вот в её нескладной жизни всё наоборот. Попыталась выбрать себе занятие — а его пришлось бросить, практически даже не начав. И теперь непонятно чем заняться тут. Нет, что ремонтом — это очевидно. А потом, когда обживётся?

Со спутником жизни вообще полная неизбега. Кавалер к ней на голову рухнул, как с дуба. И из мыслей не уходит, и радости от него никакой — одни тревоги. Вот не Стёпка это, а просто рок какой-то. Не злой, а скорее нерешительный. «По воле нерешительного рока», — сложилась в голове строка, да на том полет фантазии и завершился.

— Мы тут на песчаной банке, что с юго-юго-востока, яруса ставим на тунца, — Климентий пояснил, когда парни вернулись к лодке и отчалили на промысел. — А ночуем на берегу, тут внизу на пляже, чтобы в гору не лазить. У Морковкина, понятно, разрешения испросили, так он не велел стесняться. Не возражает, одним словом. Плату за это назначил по копейке с рубля от выручки с продажи рыбы, что в водах острова наловили, так что бываем мы тут. Обычно, как доберёмся — стряпуху высаживаем и тогда уже снасти расставляем, потом пообедаем готовым, и отправляемся крючки проверять, да сматываться перед приливом. В месяц два раза удачно совпадает, чтобы волна нам ничего не посносила за световой день, а то на отмели такое разгоняется — жуть. Через три дня перед полуднем погляди в ту сторону — не пожалеешь. С берега-то не страшно на эту красоту любоваться.

Оказалось, что хилый родник, который она отыскала, рыбаки немного приспособили под свои нужды. Чтобы не лазить за водой наверх, они из лужи, что из него натекала, пробросили длиннющий шланг прямо к пляжику, где пристают. Ну а сейчас, поскольку в доме и поесть и покемарить уже можно не задыхаясь от пыли, так поднимутся парни сюда. По вертикали это метров восемьдесят, а по горизонтали около трёхсот. Оно, конечно, если бы подъёмник оживить!

Пока Рустамка кашеварила, осмотрели механизмы. Направляющие и их опоры в отличном состоянии. Трос можно будет осмотреть, когда лоханку вниз опустят, а так с виду вполне ничего, даже не лохматится. Рымы, коуши — в порядке, лебедке, что в будке наверху, тоже ничего не сделалось, а электродвигатель кто-то приватизировал. Да и напряжения в местной электросети нет. Так что тут и сговорились с рыбацким старшиной на счёт того, что мотор он доставит, а Делла позаботится о наличии напряжения.

Зато шланг перенаправили к порогу её жилища, подвели воду поближе. Оставшийся же кусок пробудил в душе девушки смутные надежды на восстановление водопровода — трубы-то в доме вряд ли согласятся удерживать хотя бы малейший напор. А материал, из которого сделан шланг, очень даже ничего. Можно попробовать соорудить времянку.

На хозяйственные темы они поговорили как следует, а вечером, когда в наполненной обильным уловом лодке рыбаки подошли за своей стряпухой и её пловом, то Делле выдали самого маленького из пойманных тунцов. Так что теперь она хоть треснет, но подачу электроэнергии на подъёмник обеспечит.

Нет, каковы добряки! Девушки — они, в конце концов, не грузовики, и, тем более, не подъёмники. Еле дотащила эту тяжесть до дому.

Опять получился насыщенный день. Даже засыпать было радостно.

Наконец пришло время осмотреть своё хозяйство. Яга ей строго-настрого повелела делать всё, чего душа пожелает и вести себя как полновластная владычица земли Морковкиной, то есть, острова «Полигон», как он на картах значится. А что тут есть — это не вполне понятно. То есть документацию, какая сыщется, она пришлёт когда-нибудь, но поручиться за её достоверность можно только в отношении фундаментов зданий или профилей скальных выработок. Охраны тут много лет как никакой не имеется, а люди, которые помнят, где что лежит, живут неподалёку. А кто и не помнит — мог ведь и поискать.

На домиках, правда, замки целы на всех, кроме двух. Так в них и взять-то нечего. Мебель осталась только самая старая, а остальное вообще доброго слова не стоит. Впечатление такое, что военные строители нарочно использовали здесь всё только самое негодное. Даже бетон или рассыпается, или расслаивается. То ли цемент в него клали щепотками, то ли поверх начавшего крошиться намазывали сверху цементный раствор слой за слоем много лет, но тоже экономя связующее. Грустно тут как-то.

Извлекла из рюкзака мешочек с ключами, и пошла обходить владения. Собственно, надобности в ключах нигде не возникало, так что не пришлось, как в день прибытия, перебирать кучу однотипных пластинок. Об обеспечении беспрепятственного доступа во все строения позаботились задолго до её прибытия в высшей степени заботливые люди, перепилившие каждую дужку таким образом, что её потом было бы легко сварить. Сами замки не забрасывали и не уносили с собой, а аккуратно оставляли неподалеку на видном месте. Сразу ясно, не шантрапа тут орудовала, а вполне приличные люди зашли от всего сердца поделиться с хозяевами их, хозяев, добром.

Отдельные двери внутренних помещений унесены, участки пола, отсутствуют, но выборочно, несколько столешниц в бывшей казарме рядочком стоят у стены, лишённые металлического каркаса. Немного не хватает унитазов и раковин, электрический щиток снят, но выкрученные из стены шурупы возвращены в отверстия дюбелей. Даже захотелось познакомиться с педантом, поправлявшим здесь своё благосостояние — стиль, он и есть стиль.

В жилых, учебных и административных помещениях картина повторялась, в мастерских пустынно — станки с фундаментов наверняка забрали ещё военные, так что сообразить, что было отсюда похищено позднее, не представлялось возможным. В парках имеется несколько старых машин. С одной снят редуктор вала отбора мощности, Из другой просто извлечён двигатель в сборе, третья поднята на подставки и лишена гусениц, а уж кто и когда это содеял — кто ж его разберёт! Но общее впечатление замечательное — в электролизную ванну отсюда годится многое потому, что возвращать чему либо из здесь ныне сущего работоспособность станет только ненормальный энтузиаст искусства технической реставрации.

Электрохозяйство осмотрела. В принципе, не разрушено. То есть, если где кто что и умыкнул, то это уже в зоне установок-потребителей, после периферийных распределительных щитков, одним словом. В капонирах отыскались тележки тягачей — не иначе для вывоза ракет на стартовую позицию. Несколько куч разнокалиберного хлама могли содержать всё, что угодно, но судя по тому, насколько плотно и устойчиво они сформированы, незнакомый педант изучил их и извлёк то, что его интересовало. Следы продуманного неторопливого мародёрства глаз отмечал повсеместно, и только одна дверь могла похвастаться нетронутым замком. На ней желтел треугольник знака радиационной опасности, который, как символ смерти, не имеющей ни цвета, ни вкуса, ни запаха, остановил человека, ищущего не приключений, а вполне определённые вещи.

То, насколько она нервничает, Делла поняла в тот самый день, когда у Стёпки должен быть очередной выходной. Она очень хорошо считает в уме, даже если не осознаёт этого. И вот, проснувшись, как обычно, едва забрезжил рассвет, почувствовала, что у неё просто подгибаются ноги от волнения. Не в прямом смысле — завтракала и умывалась она легко и непринуждённо. А потом совершенно не могла ничего делать. Немножко хотелось выть, немножко — плакать. Но, вместо этого она выскакивала на крыльцо и осматривала небо — нет ли туч, куда дует ветер и не слишком ли он сильный.

К шести часам утра, как раз в диспетчерской заканчивается смена, разум начал сдавать последние позиции. Перед глазами вставали видения: Вот «её парень» едет домой, умывается, завтракает, надевает свежую сорочку и усаживается в коптер. Словно его глазами видела поверхность океана, спокойную и плавно волнистую. Сорок минут, нужные на преодоление разделяющего их расстояния отсчитывал в груди невесть откуда взявшийся там таймер и, когда время вышло, она позволила себе поднять глаза и посмотреть на запад.

Секунда, десять, тридцать… и теперь уже нет никаких сомнений — маленькая точка видна отчётливо. Летит. Вот в этот момент и прекратилось безобразие внутри. Организм почему-то возжелал обессилено опуститься на песок. Фига ему! С маслом! У неё на этот день другие планы.

Естественно, пилот коптера потратил немало времени на поиск посадочной площадки. Делла с интересом наблюдала из укрытия за Стёпкиными маневрами над южной оконечностью острова. Вот, разглядел он оставленный ею знак — букву «Т», выложенную из прижатых камушками обрывков светлых обоев на раскрошившейся поверхности старой взлётной полосы.