Леонид Каганов - Коммутация (сборник) Страница 19

Эффективных методов защиты не существует, однако…

Я оторвался от рукописи и зевнул — стало лень читать ее до конца, там оставалось еще очень много. Я пролистал толщу листков — шли какие-то графики, снова текст, таблицы, список литературы на три листа… Я заглянул в него — странные названия кололи глаз. Какой-то «Бубен нижнего мира», «Нейрогенная гипервентиляция», «Зомбификация» и еще много других, многие на английском.

Я отложил диссертацию и стал вспоминать когда я видел Егора последний раз до больницы? Ах да, конечно, на похоронах Инги.

На кладбище было по-весеннему спокойно и умиротворенно. Воздух свежел, приобретал яркость, холода отходили. Народу было немного — сотрудники Егора, друзья жены. На него самого я старался не смотреть, я не мог видеть его посеревшее будто на черно-белом снимке лицо. Шли молча, катили тележку с гробом по измазанной свежей глиной дорожке, засыпанной прошлогодними осиновыми листьями. Я смотрел под ноги. Листья были словно обглоданы жадной зимой, от них остались одни лишь сетчатые скелетики и узлы сосудов. Почему-то это казалось очень уместным, и я подумал, что наверно эту дорожку специально посыпают такими листьями. К ямам была очередь. Пока невозмутимые копатели, ощетинившись, терзали глину, мы стояли молча. И лишь когда открыли гроб и свежий весенний сквозняк забегал по щекам Инги, Егор наклонился к ней и неслышно произнес: «Спи спокойно, я скоро приду».

Наверно эту фразу «я скоро приду» услышал только я, но значения не придал, хотя почему-то часто вспоминал, и кстати сегодня утром тоже. И я не очень удивился когда через полгода утром мне домой позвонил женский голос и попросил приехать в какую-то загородную больницу…

Чтобы отвлечься от воспоминаний я протянул руку и нажал кнопку кассетника, машинально отмотав пару секунд назад — по привычке, приобретенной на уроках в нашем лингафонном кабинете.

— …три предыдущих испытуемых погибли.

— Это… новый яд или оружие?

— Э… То, что я сейчас скажу, вас удивит. Это всего лишь один листок с текстом, который вы должны будете прочесть. Обычно испытуемые после этого погибали в промежутке от нескольких минут до недели. Если через четыре недели вы останетесь живы, значит вы заработали себе свободу.

— Прочесть листок с текстом?

— Да. Перед экспериментом вам будет сделан успокоительный укол — но поверьте мне, он совершенно безвреден, мы могли бы обойтись без него, но ваше нервное напряжение будет мешать и вам и нашей измерительной аппаратуре. Никаких иных вредных воздействий к вашему организму применяться не будет. Еще мы от вас требуем честно и подробно отвечать на все наши вопросы в процессе эксперимента. Вы согласны?

— А… А можно без укола?

— Вы мыслите здраво. На вашем месте я бы тоже задал именно этот вопрос. Хотя вряд ли я бы оказался на вашем месте, я ведь не убийца, — говорящий сделал паузу, очевидно укоризненно сверлил глазами собеседника. — Итак, вы мне не верите? А подумайте, разве бы вы отказались, если бы я предложил вам испытание яда на тех же условиях? Так какой мне смысл вам лгать? И какой вам смысл мне не верить? Я вам сообщил всю информацию об эксперименте, все что вам следовало знать, и даже кое-что сверх этого. Решать вам. Времени на размышления мало. Кстати, как вы думаете, в случае отказа вас поведут из этой комнаты обратно в камеру, или в нижний коридор? Итак, я повторяю свой вопрос, — вы согласны или хотите еще… — человек усмехнулся, — поторговаться?

— Нет, нет, я согласен, согласен, я нет, я согласен, согласен!

— Спокойно. Подпишите вот здесь, потом вот здесь, а тут напишите — «с условиями и процедурой эксперимента ознакомлен». Число, подпись. Что? Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот девяносто седьмого. Сейчас мы поедем в нашу лабораторию и уже через час начнем эксперимент. Конвою приготовиться! Наденьте наручники.

Я приготовился услышать звяканье металла, живо представив себе наручники, настолько живо, что даже во рту появился металлический привкус, и я машинально глотнул. Но вместо звона наручников наступила тишина. Так продолжалось несколько секунд, а затем она сменилась другой тишиной — и тут же стало понятно, что первая тишина все-таки была наполнена шорохами, поскрипываниями, потаенными вздохами маленьких механизмов. Вторая же тишина была абсолютной. Неожиданно воздух прорезал резкий щелчок и я от неожиданности вздрогнул, но оказалось, что это просто сработал стоп магнитофона — кончилась кассета. После этого настала тишина гораздо более абсолютная, но я уже не стал размышлять в чем ее новое отличие. Я не стал сразу переворачивать кассету, вместо этого встал и налил в стакан воды из-под крана — противной, хлорированной весенней воды. Почему-то очень хотелось пить. В комнате заметно посвежело, но ощущалась духота. Я вернулся к столу, перевернул кассету и снова включил запись.

— Что это? — это был несомненно голос того преступника, только сейчас он был как будто усталый, немного заторможенный.

— Это датчики аппаратуры. Вообще прекратите задавать вопросы, Степцов. Уверяю вас, это будет легче для вас самого.

Я ухмыльнулся, услышав выражение «для вас самого». Все-таки до чего же глубоко въелась в простой народ, засела в подкорке эта поразительная речевая безграмотность.

— Все готово. Вы хорошо слышите мой голос?

— Да.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

— Подробнее!

— Немного жмут ремешки на голове.

— Это ерунда. Смотрите перед собой — сейчас на стол выпадет листок бумаги, медленно прочтете что там написано. Вы готовы?

— Да. Вот он. Отсюда — слой один?

— Стоп!!! Молчать!!! — заорал голос и от силы этого крика звук перегнулся за край невидимого микрофона и завалился куда-то вбок. Через мгновение он выправился. — Я же сказал — читать про себя молча! Еще раз — медленно про себя. Затем второй раз — вслух — медленно, громко и внятно, для контроля. Контролирует компьютер, его обмануть нельзя. Затем переверните листок текстом вниз и доложите. После этого в комнату войдут ассистенты и уберут его, затем начнем с вами работать. Еще раз предупреждаю — если вы без моей команды процитируете хоть кусочек текста — я вас тут же расстреляю на месте. Вы подозрительно косились на дырки в кресле, помните? Вот это был один из ваших предшественников. Все понятно? Действуйте!

Голос исчез и наступила снова глуховатая тишина, разрываемая тиканьем метронома. Прошло довольно много времени прежде чем запись возобновилась.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

— Какие у вас были мысли при прочтении текста?

— Никаких.

— Подробнее!

— Я не знаю. Я ничего не понял, можно я еще раз прочту, не делайте со мной ничего!

— Отставить. Не кричите.

— Я волнуюсь.

— Почему вы волнуетесь? Вас что-то взволновало в тексте?

— Нет.

— Тогда почему? Вы чувствуете какую-то угрозу?

— Н-нет… Напряженность какую-то. Как во время грозы становится трудно дышать.

— Трудно дышать? — голос оживился. — Подробнее!

— Не знаю, просто какой-то комок в горле. Нет, не комок, просто от волнения хочется глубоко вдохнуть, — на пленке послышался шумный глубокий вдох.

— Вы вдохнули, вам лучше?

— Да. Скоро придется снова вдохнуть.

— Почему придется?

— Не знаю. Я не знаю, что вы со мной сделали?

— Не кричите. Или вам еще успокоительного?

— Не надо.

— Итак, что же с вами сделали?

— Не знаю как сказать.

— Так и скажите. Быстрее!

— До этого я всю жизнь дышал сам, а теперь приходится делать вдох самому.

— Поясните — что значит «сам» и «самому»?

— Я не знаю! Я думал что вы шутите про текст пока сам не почувствовал! Что теперь делать? Что со мной будет??

— Ничего не делать, ждать. Все почему-то поначалу думают, что мы шутим. Вы верующий, Степцов?

— Да! Мне не хватает воздуха! Я…

— Что-то у вас быстро все пошло. Молитесь, Степцов, просто молитесь — что я вам могу еще сказать. И не ерзайте — вы сбиваете аппаратуру.

Эти крики явно действовали мне на нервы — я выключил кассетник. Действительно, в очень неприятную историю я влип, лучше бы мне этого всего не знать. Хорошо хоть в диссертации написано, что текст не может храниться в печатном виде — вдруг бы какому-то ослу пришло в голову вложить листок с ним в диссертацию? Там вроде были в конце какие-то странные графики… Я глотнул и мне стало не по себе от этой мысли. Нет, ну их к черту этих военных и их темные дела, надо держаться от этого всего подальше. Меньше знаешь — крепче спишь. Сжечь и закопать, как велел Егор.

Я еще раз зевнул — надо проветрить и ложиться спать. Завтра тащиться в этот лес. Легко сказать — пропусти школу. Я человек обязательный, не могу так поступать. Съезжу с утра перед школой. Должен успеть. Я еще раз зевнул — надо проветрить и ложиться спать. Хотя бы на пару часов. За окном светает, уже почти утро, надо проветрить.