Артур Смирнов - Девятый Страница 2

# # 1 Глиома – злокачественная опухоль головного мозга.

Врач из колеи меня, конечно, выбил серьезно, но ненадолго – я не из тех людей, которые сдаются сразу, и прихожу в себя очень быстро.

– Хорошо – болезнь эта ваша неизлечима. А сами опухоли? Если бороться с непосредственной причиной смерти?

– Здравая мысль, но, увы – в вашем случае это не сработает. Опухоль, конечно, серьезно запущена, но не безнадежна. Химиотерапия, бывает, помогает и в более сложных случаях, а как крайнее средство остается операция. Ни первое, ни второе не спасет вам зрение – зрительный центр серьезно поражен. Собственно, из-за проблем с глазами вы и оказались на обследовании. Хотя полностью тут что-то гарантировать невозможно – все бывает. Возможно, зрительные функции частично сохранятся. Но даже в случае стопроцентно положительного результата это будет лишь отсрочка – опухоль вернется, и не одна. Синдром Торсона-Макграуэра никуда ведь не уйдет. Более того: традиционные методы лечения подобных опухолей приводят к парадоксальному результату: врачи, покончив с одной, вскоре сталкиваются с развитием новых, причем многочисленных. Это странно – ведь до операции или окончания курса химиотерапии метастаз не наблюдалось. Собственно, так и открыли синдром Торсона-Макграуэра – по странной клинической картине у благополучно прооперированного больного.

– То есть, если эту штуку в моей голове вырежут или задушат химией, то через неделю появится десяток новых?

– Если утрированно, то да. И что хуже всего – это конец. Химиотерапией злоупотреблять нельзя – повторный курс в таком случае просто убьет больного; радиотерапия здесь тоже неуместна; прооперировать такое количество опухолей можно лишь у трупа. Но даже если, теоретически, с ними расправятся, это ничего не даст – новообразования на этом этапе возникают непрерывно. По сути, они поражают весь мозг, и мы не знаем, как это остановить. Даже имей мы дело не с мозгом а, допустим, с кишечником – все равно безнадежно. Просто в какой-то момент чуть ли не все клетки начинают перерождаться в раковые. Я опять утрирую – чтобы вам было понятнее.

– Спасибо – понял. Вы сказали традиционные методы лечения. А что насчет нетрадиционных?

– Ну… вы можете обратиться к бабкам-шептуньям; поискать великих магов всея Руси по объявлениям в газете; или приехать к каким-нибудь шаманам эскимосов, прочитав в Интернете, что они лечат все что угодно пометом белых медведей и мясом беременных тюленей. Некоторые отправляются на Филлипины, к тамошним хилерам – они опухоли голыми руками вытаскивают без наркоза.

– А помогает?

– Скажите – вы богатый человек?

– Ну… скажем так: не совсем уж бедный. Кое-что есть.

– Я вам гарантирую, что ничего они вам не оставят. Нет – не подумайте. Я на ваши капиталы не посягаю. И не потому, что вы попали ко мне не с улицы. Про врачей много плохого говорят, но поверьте – мы не такие уж злодеи.

– Вы хотите сказать: не все врачи злодеи?

– Можно и так, – легко согласился мой судья.

– Так значит, вы не рекомендуете нетрадиционные методы?

– Запретить я вам ничего не могу. Только не поможет это ничем. Так что если вы не горите желанием финансово облагодетельствовать незнакомых вам мошенников, – не связывайтесь. Вы просто отдадите им все свои деньги.

Деньги?! Да на кой они мне теперь нужны, эти деньги. Тут я пришел в себя настолько, чтобы немножко (самую малость) повысить голос:

– Значит, вы мне помочь ничем не можете, но и к конкурентам не отправляете? И что мне остается? Ехать к морю? # 1

# # 1 Речь идет о знаменитом фильме «Достучаться до небес». Один из героев, узнав от врача о том, что жить ему осталось недолго, спешит осуществить свою заветную мечту – увидеть море.

– Знаете – не самая худшая мысль.

Вот теперь я окончательно понял – будущего у меня нет. Врач не имеет права так отвечать. Он обязан бороться за меня до последнего. Господи – да они же клятву дают! А он тупо отпускает меня к морю, и даже на деньги мои не зарится. Совестно, наверное, грабить покойника. Это все…

В глазах потемнело, грудь сдавило нервным спазмом; удобное, самое устойчивое во вселенной кресло поплыло, накатываясь на спину. С трудом догадался поднять руку, предостерегающе помахать пальцем напрягшемуся доктору:

– Спокойно – это не приступ. Извините – просто накатило. Наконец накатило. Дошло…

– Понимаю… Да что ты понимаешь…

– И как… как это будет происходить? Врач чуть подумал, затем деловито приступил к подробностям:

– Приступы начнут учащаться. В конце концов, вам придется ложиться в клинику – под наблюдение. Но еще до этого я выпишу вам кое-какие лекарства. Нет, они не лечат, просто смягчают симптомы, да и помогут бороться. Это недешево обойдется, но не советую «ехать к морю» без них.

– Сколько?

– Простите, я не могу знать цены, это в аптеке…

– Сколько мне осталось?! Доктор впервые засуетился, чуть подрастеряв свой апломб:

– Ну… если… Вы понимаете, здесь невозможно установить точный срок. Приходится использовать статистические данные, отталкиваясь от них, но при одинаковой симптоматике различия в течении болезни у разных пациентов могут быть…

– Сколько приблизительно?!

– Синдром Торсона-Макграуэра открыт недавно, и статистика по нему…

– СКОЛЬКО?!!

– Простите. Три-четыре месяца гарантировать могу. Возможно до полугода. В принципе организм у вас молодой и крепкий, да и про лекарства не стоит забывать… Знаете – может и больше удастся. Но ненамного. Слишком уже все плохо.

– Эти полгода или три месяца я буду жить полноценно, или улыбающимся овощем под капельницей?

– Приступы, как я уже сказал, будут учащаться. Возникнут серьезные проблемы со зрительным центром. Прогнозировать процесс трудно: к примеру, вы можете перестать распознавать печатный текст. Внезапная полная слепота тоже не исключена. Если не повезет, это может произойти в любой момент, достаточно скоро. Но настоящие проблемы начнутся на последней стадии – это приблизительно треть оставшегося срока. Вам понадобятся обезболивающие. Очень сильные обезболивающие. Знаете, – доктор понизил голос. – Некоторые пациенты переходят на тяжелые наркотики, покупая их на улице. В нашей стране закон таков, что полноценное обезболивающее, для вашего случая, в аптеке приобрести не получится. Наша правоохранительная система позаботилась о том, чтобы наркоман не смог купить в киоске дозу серьезной дури, но при этом не подумала о таких случаях, как ваш. Я ничего не советую, просто имейте ввиду.

– Весело… Спасибо.

– Сейчас я выпишу рецепт – не забывайте принимать вовремя. В остальном даже не знаю, что вам еще посоветовать и рассказать. Вы взрослый человек и очень достойно восприняли это. Надеюсь, ваше «море» тоже окажется достойным, а то я на разное насмотрелся… И в любом случае держите со мной связь – когда придет время, я помогу с клиникой. В принципе, можно все устроить и на дому – но придется оплачивать услуги медсестер.

– Господи – сдохнуть дома теперь платно…

– Простите, но…

– Не обращайте внимания – это я так шучу. Понимаю, что не очень смешно, но…

– Ничего – не раскисайте. Я многих в этом кресле повидал, в том числе и таких как вы. Я о ситуации. У вас хорошая реакция. Мне жаль…

Достал жалеть. Уже давно хотелось выйти из этого просторного кабинета. Он меня давить начал. Для кого и кабинет, а для меня залом судебным оказался. Приговор вынесен – подсудимого можно выводить…

* * *

Уже в коридоре догнала медсестра. Или секретарша – не знаю как правильно. Мне она бумажки заполняла, когда на обследование пришел первый раз. Строгая конопатая пышка – при ее внешности строгость выглядела неестественной. Видимо долго за мной гналась – глаза уже как чайные блюдца, а в плечо вцепилась, будто кусок мяса вырвать хочет. Похоже, я ее за собой тащил, не замечая ничего вокруг. Ну накрыло меня сильно: извините, любезная – денек неудачный выдался.

– Вас тут видеть хотят.

– Так пусть смотрят.

– Простите?

– Хотят видеть – пусть смотрят. Не возражаю.

Откуда-то сбоку выплыл ничем не примечательный человек. Я бы даже сказал, – эталонно непримечательный. В нем было идеально непримечательно абсолютно все, и это в целом образовывало личность, на которой неспособен задержаться взгляд. Возраст от пятидесяти до девяносто, ростом не низок и не высок, плечи не узкие и не широкие, лицо простое как некрашеная миска, взгляд непонятен, из-за невозможности его поймать. Идеально выглаженный костюм единственно выбивался из шаблона – он должен быть непременно чуть помятым. Самую малость.

– Простите Данил – вы не могли бы уделить мне несколько минут?

– У меня нет времени.