Татьяна Мудрая - Ангелоиды сумерек Страница 2

– Homo, homo uber alles, – мелодично пропел этот третий и, заметив, что за ними наблюдают, с хитрецой мне подмигнул.

Потом мужики переглянулись между собой и удалились, не знаю куда. Но вполне пристойно – через дверь.

«Хорошо структурированный бред, – меланхолически подумал я. – Что-то со мной вчера случилось. Интересно, почему я до сих пор живой? Глюки, что ли? Вот набьёшь в косяк непонятно чего… Не зря, видно, говорили, что чаем „липтон“ всякие интернированные личности укуривались еще во вторую мировую. Причём запашок от него был самый отвратный и въедливый на редкость. Да что говорить – одним шалфеем от него спасаешься».

Тут мои возвышенные размышления прервал уютного вида дядька лет на вид сорока-сорока пяти, который принес охапку дров и с грохотом свалил ее у камина.

– Оклемался, чудик? Ну, добро, – сказал он. – А то я всё беспокоился, знаешь. Сейчас мал-мала разгорится, так я тебя еще и вчерашней похлёбкой накормлю. Гороховая с рулькой и чесночком, для себя лично варил. Прочие-то не емши живут, – он кивнул в сторону выхода.

Голос у него вполне соответствовал внешности – этакий располагающий к себе басок.

– Спасибо, я вроде как сыт, – вежливо отозвался я.

– Ничего, это со вчерашнего. Ломало тебя просто жуть как. Вон Вульфы и устроили тебе срочное вливание, а оно… Ладно, я им обещал тебя особо не напрягать. Как звать, кстати?

– Андреем, – ответил я.

– То-то Волк Амадей всё хихикал насчет того, что их Диоген, наконец, отыскал человека. Беттина, имею в виду. И тебя, ясное дело. Ты вообще-то в курсе, что твое имя значит человек, андрос по-гречески?

– Мужчина.

– Точно. Бетти, уж верно, хоть и баба, но не человек, хотя пока не волк.

– Волк?

– Ага. Они тут всех своих на волчий манер кличут. Иоганн Вольфганг, Вольфганг Амадей и Гарри. Этого прозвали в честь Степняка.

– М-м?

– Степного Волка Гессе. Ты вроде парень начитанный?

Я кивнул.

– Филологическая вышка.

– Так она и сказала. Типа ты самая настоящая табула расы: пиши в тебе, что душеньке угодно. Бет – она по острому языку вне конкуренции. Заводила и задавака. Кличка ей тоже из Гессе: фон Армин, то бишь Гермина. А меня как звали по жизни Хельмом, Хельмутом, так и эти зовут.

Он протянул широкую лапищу, и я не обинуясь ее пожал. Как говорится, на всякий случай и про запас. Нет, в самом деле, он единственный казался вполне нормальным дядькой, а не членом маленькой армии. Даже дафлкот у него был попроще – двойной, черный с красным исподом, и не с клыками, а с белыми металлическими цилиндриками вместо пуговиц.

– Ты не серчай, что тебя заковали: это чтоб не буйствовал и не шлялся.

– Где мы?

– В заброшенном музее, в самых нижних этажах. Знаешь, почему все музейные подвалы – идеальные хранилища для неживого или условно живого? Температура стабильная: ни тепло, ни холодно, ни влажно, ни сухо. Биологическая автоматика. Самое то для экспонатов, артефактов, аттракторов и прочих симулякров.

Говоря так, он побросал в каминную пасть добрую половину полешек и поджёг лоскут бересты. Разгоралось пока робко, но пламя живо набирало обороты и вскорости начало гудеть вовсю.

– Хельмут, а что со мной будет?

Он пожал плечами:

– Это к судьям вопрос. Ты ведь захотел умирать медленно, а Бетти любит ловить людей на слове. До сих пор ей такие храбрецы не встречались даже на словах.

– Судьи?

– Трое мужиков. Они Беттине позволяют чуток поиграть в кошки-мышки, но не шибко такое любят. Ты, кстати, ей глянулся – обычно она не интересуется чужими мнениями. Я так полагаю, теперь мужики решат врезать тебе на полную катушку, чтобы уж вполне потрафить.

– Это в каком смысле потрафить? Я хотел всего-навсего мирно свалить отсюда.

Хельмут, как ни удивительно, понял.

– Хотел – так чего заяву на совсем другое сделал? Вот они и постарались все четверо. Насчет переливания крови. Теперь тебе помирать в натуре лет тридцать, а то и больше.

Не знаю, что отразилось на моем лице, но Хельмут тотчас же бросился меня утешать:

– Да ты не беспокойся. Они твоё дело уже заочно рассматривают. Видишь ли, подвергать суду надо только тех, чья судьба того сто́ит. Кто заслуживает их игры. Иначе смысла нету. Ну а процесс – он во всех смыслах процесс. Вот и получай всё, что доктор прописал.

– А какое право…

– Не имеют, так присвоили. Кругом анархия, вот и у нас то же, сам должен понимать. Вообще это они играют. Шутят так. Зато я всерьёз исполняю.

– Ты, выходит… Он?

– В точку попал. Палач я. Профессия такая – исполнитель суровых приговоров.

Я присвистнул. Мои отупелые нервы, наконец, получили то, чего добивались: хорошую взбучку.

– Уж не помню, где я к этому народу пристал и кто из нас первым подгрёб с нескромным предложением, – тем временем разглагольствовал Хельмут. – Старый Вольф дружил ведь с отставником из наших, неким Карелом Гуссом: покупал у него всякие диковинные штучки, раритеты, по-ихнему. На жену его, пани Жофью, небось, любовался. До самой смерти хороша была, на двадцать лет моложе супруга, а вышла за Карела по любви и против отцовской воли. Не с помоста снята, как частенько бывает. Скорее с этого… ложа телесной немощи. Вылечил он ее, понимаешь.

– Я слыхал, что из вас получались лекари первой статьи.

– Нет, номер был явно другой по порядку. Нам ведь врачевать любыми уложениями было запрещено. Хотя те, кто писал, магистратцы всякие, впереди всего народа к нам поспешали, когда приспичит. За травками, а то и под ланцет ложились.

Ну, Вольфганг Амадей с самим Черным Человеком однажды переведался и музыку для него сочинил, да такую – по сю пору в церквах играют. А Гарри… тот в молодости любил рыжую красотку Зефхен из палаческого рода, что жила в «Вольном Доме», как это называли в старину. Такой дом ставили на отшибе, чтобы народ меньше встречался с нашим братом.

– Знатно. Не бюргеры, так зато и не чёрная кость.

– А как же. Из нашего брата и настоящие дворяне получались. Генрих, то есть Гарри, над этим всласть поиздевался, ну и что?

– Выходит, пасть от твоего меча – всё одно что к истории приобщиться? Стрёмно, однако.

– Да не боись, чин-чином тебя отправлю. Ты, может, и вообще не почувствуешь, как на ту сторону перебрался. Я в своем ремесле хорошо насобачился. Типа чётко отделять жизнь от смерти. Муки всякие – это ведь тоже род существования. Вот возьми усекновение головы – если топором, то беспременно треба хоть бревно подставить для надёжности. Не высший класс, оно конечно. Куда пристойней на весу и двуручником. Или, к примеру, петля на веревке – как узел свяжут, так и полетишь. Эй, да ты в самом деле есть не хочешь? Волчатки предупредили, что жрачка тебе пока требуется. Без неё как бы ты до срока не зачах.

Я помотал башкой… и вдруг понял, что именно этого мне и надо было всё время – настоящей человеческой пищи. Сочной, горячей, духовитой. Подогретой на мраморной доске здешнего камина.

– Значит, казнить будешь, – продолжал я, уплетая густую кашу золотистого цвета, в которой колом стояли шкварки, ломтики моркови и неошкуренные дольки чеснока с нежнейшим содержимым. – Не понимаю, к чему были такие труды. Ведь ясно, что ошибочка вышла. Бросили бы неподалеку в кусты, и дело закрыто. Зарыто, я имею в виду.

– Вот чего, – сказал тут Хельмут, с удовольствием наблюдая за тем, как я вылизываю миску досуха. – Не могу я тебе сказать много более того, что уже просочилось наружу. Объяснять здешние трензели-вензели и турусы на колёсах – это ж только сами хозяева имеют право. Драться со мной и с ними не советую: мигом прихлопнем. Я как лягуху, они – что комара. Но уж поверь: не так всё просто, как кажется. В общем, прими это как очередную авантюру своей пёстрой жизни. Как последствия очевидных всем погрешений.

– Они меня уже заочно приговорили?

– Нет пока. Но если тебе охота зреть публичное перемывание твоих косточек, я тебе это устрою. По всем пунктам. Блуд, закидоны, торговля в храме своим интеллектуальным достоянием. Рекламными статейками промышлял, наверно? Нелюбовь к малым сим…. Это я про котят от вашей сиамки, коим ты помогал обрести Царствие Небесное… Чрезмерная забота о супруге: не захотел, чтобы она родами мучилась. Ребенок-то, чем черт не шутит, здоровеньким бы родился, кабы не…гм…липосакция. В общем, стандартный набор.

– Откуда ты это знаешь?

– Подумаешь, из ряда вон выдаётся. Стандартная анкета из тех, что временами ложатся на судейский стол. Единственное дитя у мамы-одиночки, учился на матерный капитал, аттестат золотой, диплом красный, квартира двухкомнатная, отдельная. Перебивался по жизни успешно. Бабло, бабы, книги… Однако на момент изъятия по причине мора неженат, безработен и бездетен.

– Хельмут. Не лезь.

Я был настолько обдолбан, что не отличал реала от сюрных видений, но ведь есть вещи, которых не допустишь и во сне. Моя Еленка… Ладно.

– Я-то соваться тебе в нутро не буду. Но вот Волки – они сумеют над тобой позубоскалить, хоть в лицо, хоть без лица. Так что от тебя еще до главной разделки одна шкурка останется. Вот я и говорю: оно тебе надо? Да лучше я тебя в пыточную стаскаю: куда как познавательней выйдет. Поел?