Александр Абердин - Летящие по струнам - скользящие по граням Страница 2

Мой чистый лётный стаж составляет тридцать шесть лет и из них двадцать девять я летал сначала пилотом-финишером, а последние восемнадцать шеф-пилотом финишером. Ещё пять лет я провёл на разных планетах и всего совершил за эти годы восемьдесят четыре межзвёздных полёта, то есть сорок два полных рейса туда и обратно различной продолжительности. Таким образом мой фактический возраст на сегодня составляет семьдесят один год, но из него можно смело вычеркнуть те тридцать шесть лет, что я пилотировал космические корабли-гравилёты в космосе и вот почему - во время полёта в космосе ведь ничего не происходит и ты попросту превращаешься в функцию. Ну, а остальные сто восемьдесят лет я провёл в состоянии анабиоза. Увы, но ни один человек не может выдержать больше полугода полёта на гравилёте по той причине, что эту чёртову трубу постоянно заполняет чуть слышный инфразвук - результат работы гравитационных двигателей. Зато анабиоз его прекрасно отсекает от твоего сознания, что даёт возможность последовательно пробуждать вахту за вахтой. Сосунки переносят инфразвук хуже, чем старые, матёрые гравитационные волки и потому вахта у них короче и длится всего два месяца. К тому же полёт со сверхсветовой скоростью на гравитационных двигателях вдоль гравитационной струны возможен только на относительно небольшие расстояния в три, четыре тысячи световых лет и занимает три, четыре года.

Мне довелось совершить три сверхдальних полёта на семь, восемь с половиной и десять тысяч светолет и все три в качестве шеф-пилота финишера. Это особая специализация. В зависимости от сложности звёздной обстановки на месте прибытия, финишная часть полёта занимает от трёх до шести месяцев и она самая напряженная. Проложить гравитационную струну от границ Солнечной системы, в плоскости эклиптики которой летает по орбите уже сто восемьдесят три стартовых установки, сможет даже начинающий пилот-гравилётчик, а вот обрубить её так, чтобы она тихо и плавно рассеялась в космическом пространстве, под силу далеко не каждому опытному пилоту. О, это целое искусство, не говоря о том, что вся команда финишеров, состоящая из трёх пилотов-навигаторов, двух инженеров-энергетиков, двух бортинженеров и двух медиков, спецов в области анабиоза, должна работать чётко и слаженно. Моя команда «Синяя птица» не зря считалась одной из самых лучших. За семьдесят с лишним лет работы мы не потеряли ни одного спящего в анабиозе пассажира и всегда прилетали точно по графику.

Даже наземники, с которыми гравилётчики почти не общаются, и те это оценили. Когда на борт какой-нибудь посудины поднималась «Синяя птица», в неё обычно битком набивалось пассажиров. Никому же не хочется помереть во сне. С наземниками мы не общаемся по одной единственной причине - в этом нет никакого смысла, ведь мы проводим большую часть жизни в анабиозе, а они живут своей обычной жизнью. Иногда нас называют психами, но лично мне такая жизнь нравилась всегда. После месячного отпуска, который я редко провожу на Земле, ну, не умею я там жить, просто не умею, меня, как и всех моих ребят, а мы почти не расстаёмся, хотя на пять парней у нас всего четыре девушки в команде и мы по сути дела одна семья, тянет в космос. Ну, а поскольку полёты в колонии, начиная с конца двадцать первого века дело регулярное, ведь без них попросту не обойтись и к тому же их количество постоянно растёт, то «Синяя птица» никогда не ждёт очередного задания подолгу. Более того, до некоторых пор, то есть до этого позорного суда, мы всегда хотя бы приблизительно знали, куда именно нам предстоит лететь. Тем более, что нам обычно поручали перевозить VIP-пассажиров, которые требовали к себе особо бережного отношения.

Наземники даже на гравилётчиков-сосунков смотрят с обожанием. Ещё бы, ведь от нас зависит само существование Земного Союза и благодаря нам человек может родиться и повзрослеть на Земле, затем прожить лет тридцать на Гее, переселиться с неё на Колумб, пожить там лет пятьдесят, а потом снова вернуться на Землю, чтобы начать думать о том, где же завершить свой век. Вот это-то нас в наземниках и пугает. При нынешней медицине для человека и четыреста лет не старость, а потому мы выглядим точно также, как и они, но у них-то опыт общения друг с другом намного больше. Увы, но мы по сути тепличные существа и стоит нам только отправиться за пределы космопорта, а наземникам узнать, что ты гравилётчик, то они немедленно начинают приставать к тебе. Мужчины так и норовят научить какой-нибудь ерунде, а женщины стремятся затащить в постель и заняться с тобой сексом. Даже замужние. И все постоянно пытаются вечно чем-нибудь тебя одарить и сунуть в карман денег. В общем относятся к нам, чуть ли не как к детям. Что же, в чём-то они и правы. Мы ведь и в самом деле не знаем много из того, что знают они, но зато мы преуспели в другом - мы умеем бороться до конца и никогда, ни при каких обстоятельствах не сдаёмся.

Увы, хотя я и подозревал, что на свете существует подлость такого порядка, мне и в голову не приходило, что это когда-либо коснётся меня и моей команды. Да, выходит, что та дамочка, с которой я однажды провёл целую неделю плавая по морю на роскошной яхте, была права, когда сказала мне: - «Мэт, ты просто прелесть. Хотя ты впятеро старше меня по возрасту, ты так наивен и очарователен в своей детской наивности, что мне хочется взять тебя на руки и всё время носить, как грудного ребёнка». Наивный, я считал, что все вокруг любят «Синюю птицу» и её командира и вот этому грудному ребёнку отпустили такую оплеуху, что такое и в самом кошмарном сне никогда не привидится. Честно говоря, я вовсе не считаю себя таким уж наивным человеком, как это показалось когда-то Марие. У меня вполне хватает ума и знаний не попадать в неприятные истории за пределами космопорта, а если иной раз я и сталкивался со всяческим хулиганьём, то никогда не был мальчиком для битья. При своём росте почти в два метра и весе в сто двадцать килограмм, да, ещё имея отличные бойцовские навыки, не говоря уже о том, что я всё-таки военный космолётчик, плюс ко всему имея прекрасно сбалансированный организм, я частенько справлялся и с шестью драчунами. Впрочем, на моём месте любой другой наземник наверное всё-таки избежал бы подобной ситуации.

Да, до определённых пор я считал себя хорошо подготовленным специалистом, пока не столкнулся с такой чудовищной несправедливостью. Этот рейс начался, как обычно. Немногим менее семи лет назад, проведя чудесный отпуск на Титане, там построен курорт для космических дальнобойщиков, где я встретился со многими старыми друзьями, мы вернулись на Плутон. Там нас уже ждал старина «Карфаген», на борту которого находилось в состоянии анабиоза семьсот пятьдесят три тысячи мужчин, женщин и детей. Нам нужно было доставить их на Креолию, одну из старых, уже прекрасно развитых колоний. В основном все они были молодыми людьми, выходцами из этого мира, получившими на Земле образование и теперь возвращавшиеся домой. Вместе с ними на Креолию летел и её посол. Он один ещё не был помещён в камеру анабиоза, так как обязательно хотел поговорить со мной. Я хорошо знал этого парня, практически моего ровесника. Мы встречались с ним восемь раз и теперь Сергей Вересков, как он сам мне об этом сказал, летел домой, чтобы больше никуда в жизни не летать и спокойно помереть на своей вилле и быть похороненным в семейном склепе, стоящем в саду, в котором ещё не лежал никто из всего его большого семейства.

Мы общались с ним целых полторы недели, пока я гонял молодняк, устраивая им на борту «Карфагена» одну нештатную ситуацию за другой и помогая выпутаться из любой передряги, а их в большом космосе случается немало, но самая неприятна это гравитационный шторм. После этого командиры сосунков стали тянуть жребий и когда стало ясно, кому предстоит вылететь с Платона, добраться до двадцать седьмой стартовой тарелки и стартовать с неё, проложив в космосе гравитационную струну к звёздной системе Ауры, мы с Серёгой расстались. Он залёг в пассажирскую камеру, а я со своими друзьями в служебные камеры анабиоза. Спать нам предстояло ровно три года, а поскольку я всё же не любитель бултыхаться специальной жидкости просто так, то надел, как и все остальные парни и девчонки нашей команды, себе на голову шлем гипнопеда и на этот раз решил посвятить весь полёт изучению истории Земли начиная с дрёвнейших времён. Курс как раз был шестилетним. За полгода до окончания полёта нас пробудили ото сна, двое суток ушло на то, чтобы мы пришли в себя и перестали зевать, после чего я взял управление «Карфагеном» в свои руки.

На этом корабле я летел впервые, но все они по сути дела одинаковые и представляют из себя стальную трубу длиной в три с половиной километра и внутренним диаметром в триста метров. Эта труба, окольцованная двенадцатью ртутными роторами, приводимыми в движение мощнейшими кольцевыми магнитами, собственно и является гравитационным двигателем. Двигатель помещён во вторую трубу, в хвостовой части которой находится мощный тороидальный термоядерный реактор, затем цилиндрический трюм и, наконец, пассажирский отсек. Служебные помещения и пилотская рубка находятся в носовой части корабля. В принципе все космические корабли-гравилёты одинаковы - это труба диаметром в сто, триста, пятьсот, семьсот пятьдесят и тысячу пятьсот метров. Длина, разумеется тоже разная. Гравитационная струна выстреливается вперёд, по направлению к выбранной звезде и гравилёт немедленно стартует, двигаясь по ней и оставляя после себя кольцеобразные гравитационные возмущения, которые быстро расширяются и спустя некоторое время затухают и рассеиваются в космическом пространстве.