Дмитрий Григорьев - Кровь или семьдесят два часа Страница 2

— Не пристало придворной даме общаться со слугами на равных! — выговаривала она воспитаннице и тащила ее обратно в опочивальню.

— Я хочу друзей! — требовала упирающаяся девочка.

— Вот когда будешь жить при герцогском дворе, тогда дружи с кем хочешь.

Несмотря на слова няньки, желание Сидонии все-таки исполнилось, и у нее появился друг. Незнакомый молчаливый подросток каждый раз словно в сказке возникал ниоткуда. Он как будто проходил сквозь стену и всегда одиноко стоял в тени высокой башни замка. Его небесно-голубые глаза притягивали Сидонию всякий раз, когда она вырывалась на свободу пыльного подворья. При виде таинственного незнакомца она забывала все правила хорошего тона, которые в нее вдалбливали с утра до вечера, и, нисколько не смущаясь, отвечала взглядом на взгляд. Однажды она решилась заговорить с ним. Минуя разгоряченную толпу детворы, гоняющую по двору сбежавшего поросенка, она направилась прямо к незнакомцу. Он тоже двинулся ей навстречу. Не спуская с Сидонии своих чарующих глаз, он словно на привязи повел ее в сторону северной башни. В это время потерявшая воспитанницу нянька ринулась в столпотворение ребятишек, пытаясь отыскать сбежавшую подопечную.

Сидония глянула через плечо на тщетные попытки гувернантки

и незаметно скрылась в тени башни. Но незнакомца там уже не было. Он словно сквозь землю провалился. И неудивительно: прямо под ногами зиял покрытой зеленым мохом лаз.

Так она впервые оказалась за пределами замка и узнала тайную лесную тропинку в деревню, где жили подданные ее отца.

Там, вдали от нянек, она могла наиграться вволю и предаться детским забавам, не думая о своем высоком предназначении. В те далекие годы она была так счастлива, как только бывают счастливы дети. Деревенские жители не одобряли ее визитов и, боясь гнева графа, все чаще загоняли своих озорников домой при появлении Сидонии. Страшась господской немилости, слуги не решались докладывать о непонятных исчезновениях своей подопечной. Сам же граф не мог нарадоваться на повеселевшую дочь и знай нахваливал нянек.

Шло время. Юная графиня взрослела, и вскоре замок облетела весть о том, что Сидония стала девушкой. Спустя месяц гордый отец семейства устроил пир, где его ненаглядная красавица-дочь восседала во главе стола и правила своим первым балом. В тот вечер она была необычайно возбуждена. Но не обязанности королевы бала были тому виной…

Еще днем таинственный незнакомец позвал ее на их первое ночное свидание. Она не помнила, как очутилась на заветной тропинке. Словно во сне Сидония со сладостной покорностью следовала за своим кавалером. В этот раз они свернули с тропинки раньше обычного и, оставляя деревню в стороне, углубились в густую чащу. Лунный свет не пробивался сюда, и кромешная тьма поглотила их. Не замедляя шага, юноша вел Сидонию сквозь непроглядную темень. Ее сердце радостно билось от его близости. Она могла бы вечно вот так идти рядом с ним, рука об руку. В какой-то момент девушка потерялась в пространстве и времени. Душа ее парила где-то в вышине, а от сладостного замирания в груди кружилась голова. Когда грезы рассеялись, Сидония оказалась одна перед ветхой лачугой. Не чувствуя усталости, она впорхнула внутрь и очутилась перед дряхлой бабкой. На девушку глядело морщинистое лицо со следами былой красоты. Старуха восседала на стуле с высокой резной спинкой, на которой каким-то чудом устроилась кошка и грациозно возлежала, свесив вниз одну лапу.

«Такой же точно стул стоит у нас в рыцарском зале», — подумала Сидония.

— Подойди ко мне, сестра, — прошепелявила старуха, сверкнув на удивление молодыми глазами.

— У меня нет сестры.

— С сегодняшнего дня у тебя будет много сестер. Покажи мне свою ладошку.

Древняя бабка подалась вперед, и в глаза сразу же бросился ее огромный горб. Сидония в нерешительности подала горбунье руку. Тонкие пальцы девушки слегка дрожали в тусклом свете лучины.

«Как ей не страшно одной в этой глуши? — внутренне ужаснулась Сидония. — И куда делся мой прекрасный провожатый? Без него мне неуютно и боязно».

— Когда-нибудь вы снова встретитесь, — будто читая ее мысли произнесла отшельница. — А до тех пор он будет незримо следовать за тобой. Такова ваша судьба.

В глазах у старухи неожиданно промелькнул знакомый огонек, несущий материнское тепло. Так светился взор матушки, когда та пыталась развеселить свою часто грустившую, дочку.

На душе у Сидонии потеплело, страхи улетучились, и темные углы лачуги уже не пугали.

— Сядь ко мне на колени, — притянула ее к себе горбунья. — Поцелуй меня на прощанье. Я передам этот поцелуй твоей бабушке.

— Вот еще, — заартачилась Сидония. — Когда моя бабушка вернется из-за моря, я сама ее поцелую.

— Глупое дитя, не ведающее печали, — услышала девушка ласковый ответ. — Из-за того моря не возвращаются. Наступает пора и мне туда отправляться. Так не задерживай же меня. Позволь мне исполнить свой последний долг.

Сидония только успела открыть рот, чтобы возразить этой дряхлой лгунье, как почувствовала влажное прикосновение ее губ. Что-то горячее и липкое просочилось в рот и стекло под язык. Солоноватый привкус заставил Сидонию отдернуть голову. Красный ручеек на подбородке старухи подтвердил ее страшную догадку. Из прокушенной губы горбуньи вытекала кровь.

— Волею судеб я не смогла научить тебя нашему искусству, — тоном заговорщицы прошептала она. — Но я не могу уйти, не высвободив спрятанную в тебе силу.

Словно сквозь сон Сидония слушала слабеющий голос старухи. А та рассказывала о каком-то сестринстве и многих его представительницах, которые прожили свой век, так и не узнав о своих скрытых колдовских возможностях. О том, что сила эта передается из поколения в поколение и дремлет в телах ее обладательниц. И только кровь тех, в ком эта сила разбужена, может освободить такую же силу, спрятанную в других.

— Через шесть дней ты познаешь свой дар, — произнесла напоследок горбунья. — И станешь одной из нас.

Как и предрекала старуха, на шестую ночь это случилось.

Сидония неожиданно проснулась от необъяснимого беспокойства и нехватки воздуха. Она тихо поднялась и прокралась мимо мирно спящей няньки на портик. Перебравшись на стену замка, она закрыла глаза и подставила лицо ласковому ветру, несущему шум далекого моря. Чувства и мысли смешались в голове.

Тело ломило от боли, как тогда, когда она в первый раз упала с лошади.

— Но ведь я еще ни разу не сидела в седле!? — удивилась девушка. — И почему шум моря такой грозный? Превозмогая боль, Сидония попыталась приоткрыть глаза.

Одно веко отказывалось подниматься. Сквозь щелку другого глаза она вдруг увидела море, море людей, которому не было края. Над колышущимися головами в густом тумане висело восходящее солнце. Холодная слепящая белизна небесного светила заставила ее зажмуриться…

Смутное видение исчезло так же внезапно, как и появилось.

Боль и страх отступили. Она с трепетом разомкнула веки. На нее смотрела полная луна, висящая над серебристым лесом. Неожиданно вихрь чувств ворвался в нее и закружил в бешеном танце. Радость, печаль, любовь и ненависть сменялись как в калейдоскопе. То она была на небесах счастья, то на дне моря слез, то в пожаре ярости, то под моросящим дождем грусти. Когда она очнулась, окружающий мир изменился. Он ошеломил ее новыми красками и запахами. Даже прозрачный воздух вокруг стал осязаем. Повинуясь минутному порыву, Сидония спустилась с крепостной стены и сквозь знакомый лаз бросилась в лес.

Она пробиралась сквозь густую чащу и безошибочно находила скрытые проходы. Девушка ничуть не удивилась своим вдруг открывшимся способностям.

— Как я раньше не замечала, что природа — это открытая книга, которая всегда укажет путь тому, кто умеет ее читать, — размышляла она, подбегая к обветшалой лачуге.

Свет догорающей лучины выхватывал из мрака горбунью, все так же сидевшую в кресле. Надвигающаяся темнота сужала кольцо вокруг обмякшего тела, стараясь погасить отблески пламени в ее гаснущем взоре. Сидония встала на кучу хвороста, сложенную подле кресла, и крепко обняла свою прабабку. Она вбирала остатки ее тепла и готовилась исполнить безмолвную просьбу одинокой ведьмы. Нежно закрыв ее потухшие очи, девушка вставила все еще тлеющую лучину в сухие ветки и не оглядываясь покинула последнее пристанище одинокой ведьмы.

От занимающегося зарева пожара отделились две искорки кошачьих глаз, которые проводили Сидонию до самого замка, блеснув напоследок знакомым огоньком. Няньки только удивлялись неожиданной перемене юной графини. Из озорной непоседы она за одну ночь превратилась в рассудительную даму. Лишь однажды, по старой памяти, она сбежала к северной башне, но не смогла найти секретного лаза.