Андрей Дмитрук - Дмитрук. СЛЕДЫ НА ТРАВЕ Страница 2

— Дело не в прочности кокона, — говорила хозяйка кабинета. — Там что-то другое, невообразимое, вывернутое! Безумно искаженные законы природы. Может быть, кокон не защитил, а раздавил Бьернсона… Среди моих предков были казахи, в их легенде есть такая страна: Барса-Кельмес. Пойдешь — не вернешься…

Валентин печально кивнул.

Уве Бьернсон не вернулся, хотя, ожидая его, обратный тоннель открыли без малейшей заминки. Открыли — и держали в двадцать раз дольше положенного, высосав чуть ли не всю наличную энергию Кругов, остановив многие работы на Земле. Уве не вернулся, несмотря на то, что энергетический кокон, защищавший его, считался практически неуязвимым. В приемном круге не возникли ни мертвое тело проникателя, ни самый малый предмет из его экипировки. Неужели сам не захотел возвращаться? Молочные реки, мармеладные берега…

О ком угодно можно было так подумать, только не об Уве Бьернсоне.

Лобанов знал его всю жизнь — медлительного, сентиментального добряка. Без всякого аутотренинга, от природы Уве был храбр, наивен и бесконечно надежен. В его присутствии Лобанов казался себе неискренним и хитрым. Валентин вспоминал, как еще в учебном городе, на экзамене по экологии, они вместе сажали цепкие, выносливые акации на песчаной планете Хаммада. В ладонях Уве Бьернсона саженец выглядел тоненькой зеленой свечой.

— Ты согласен со мной? — нетерпеливо спросила Алия.

— В общем, да.

— И, несмотря на это, ты настаиваешь, чтобы мы послали тебя на "Землю-прим"?

— Настаиваю.

— Только из желания найти Бьернсона?

Лобанов медлил с ответом. Этика биосвязи запрещала без разрешения вторгаться в чужой мозг, такое прощали разве что близким людям. Потому Алия не пыталась читать мысли собеседника, но Валентин чуял, как ей этого хочется…

— Нет, не только, конечно. Хотя это — главное… Должны же мы когда-нибудь освоить иномир, если он уж так возбуждает наше любопытство!

— И ты полагаешь, что именно тебе удастся изучить «Землю-прим»? Уцелеть там и вернуться? Откуда такая самоуверенность? Чем ты лучше Бьернсона?

— Я намного хуже его, но в одном выигрываю… — Валентин поболтал пальцами в ручье, пытаясь приманить сонного коричневого тритона. — Мы с ним росли в одном учебном городе, в одной возрастной группе, ты знаешь. У нас были уроки истории, сеансы восстановления реальности: ну, там, гибель Атлантиды, походы Цезаря, чума в Авиньоне и так далее… Так я эти уроки обожал. А Уве, если мог, прогуливал, если не мог — закрывал глаза, отворачивался от крови, от жестокости…

— Ну и что?

— Ничего… Бьернсону хватало нашей мирной счастливой современности. А я — архаический тип. Я, понимаешь ли, готов к любым неожиданностям. К засадам, погоням, всякому коварству и подлости. На Станцию Уве пришел из физической лаборатории, а я — из разведки Звездного Флота…

— Все, к чему ты готов, — человеческое, из нашей Вселенной! А там… Неужели ты надеешься на свои душевные качества там, где не выдержал защитный кокон?!

— Надеюсь, — серьезно ответил Лобанов. — Иначе я бы не рисковал.

Внезапно Валентин ощутил, что Алия исподтишка пытается все же прощупать его сознание. Прямо-таки запускает тоненькое щупальце своего любопытства под череп собеседника… В другой раз Валентин выставил бы мысленный заслон, прикрылся какой-нибудь смешной картинкой: скажем, вообразил бы девочку, тайком сующую ложку в банку с вареньем… Но сейчас это было некстати. Лобанов представил мысленно открывающиеся двери и дорогу за ними, по которой в беззвездную клубящуюся жуть уходил, сутулясь, друг Уве.

Алия чуть вздрогнула, выпрямилась — и вдруг, печально улыбнувшись, опустила длинные ресницы.

— Спасибо, — слегка поклонился Валентин. — Значит, я могу готовиться?..

— Сумасшедший, — низким, грудным голосом сказала Алия и, приблизившись к нему, положила руку на плечо. — Мне не жить спокойно, если ты не вернешься…

— Надо стирать в памяти прежние привязанности, — усмехнулся Лобанов.

— Не желаю! — Она нервно взъерошила свои блестящие стриженые кудри. — Я влюбляюсь, остываю, снова влюбляюсь, а где-то в глубине — все равно ты…

Валентин поцеловал ее в щеку и пошел прочь. Джунгли звенели голосами птиц. Тропа повела его вглубь леса. Но скоро лес оборвался, и Лобанов выбрался на желтый песок пляжа, под бледно-голубое небо с ослепительным микросолнцем. Станция Проникновения находилась вдалеке от обитаемых планет; на ней не жили постоянно, а лишь ставили опасные опыты, однако гигантский спутник был приспособлен для удобства и радости человека не хуже, чем знаменитые курорты. За широкой полосой песка вился белый жгут прибоя, дальше дышала безмятежная морская синева. Отличные оптические эффекты…

В мужестве проникателей, подумалось Валентину, тоже есть нечто искусственное. Они храбрые, самоотверженные ребята, но… Что-то в их смелости самовнушенное. Отряд смертников во главе с прекрасной дамой… А почему, собственно, «они»? Разве он, Лобанов, не проникатель? Нет. Он прежде всего — пилот разведки Звездного Флота. Человек, нацеленный на непредсказуемое. В наиболее неправдоподобном мире все-таки больше шансов уцелеть и выполнить задание у того, кто всегда начеку, кто заранее чует опасность и способен мгновенно отразить ее…

Валентин усмехнулся собственным хвастливым мыслям и зашагал, хрустя крупным раскаленным песком, к шлюзу Станции, декорированному под романтический грот.

V

Лобанов стоял в центре приемного круга.

Не только зеленой фосфорической чертой и пустыней белого пола были отделены провожающие — Лобанов уже воспринимал их нереальными, точно объемные фигуры в видеопространстве… Отчужденно пылало красное платье Алии.

Она говорила, что в самый момент прокола человека охватывает громадная беспричинная радость. Будто вновь стал ребенком, которому впервые прикрепили к груди теплый диск антиграва. И ты, зажмурившись и крича во всю глотку, стремительно падаешь вверх, в небо…

Да, так оно и было. А потом настала темнота.

Валентин содрогнулся, почуяв ужас места, откуда нет возврата. Кожу пощипывало магнитное поле, чувствовалось тепло довольно высокой радиации. Ах, вот оно что! Он — в толще планетной коры. Только вот какая это планета? Из родной солнечной семьи — или все-таки «Земля-прим»? В любом случае надо пробиваться наверх…

Силовой кокон сохранил его от мгновенной и неминуемой гибели под миллиардотонным прессом пород: вот еще одно достоинство новой защиты… Что ж! Кокон и вынесет Лобанова на поверхность. Надо лишь отдать мысленный приказ — раскалить внешний слой…

Расплавленная порода хлынула со всех сторон. Проникатель видел себя как бы в огненном, струящемся яйце. Он охладил нижний конец кокона, и столб застывающей магмы стал толкать Валентина в подошвы.

Так продолжалось долго. В бешеный белый пар были обращены встречные подземные воды. Падучими звездами сверкнули, испаряясь, обломки породы. И опять — каменная толща, мерцание багрового яйца…

Лобанов ощутил пустоту над головой мгновением раньше, чем кокон ворвался туда. Но это был еще не выход на поверхность планеты, а какая-то многоярусная, ячеистая полость.

Он убрал свою ревущую пламенем, разрушающую все на своем пути оболочку. Воздух, горячий, пропахший паленой резиной, был тем не менее годен для дыхания. Медленно остывала под ногами шапка пузырящейся породы.

Вторым своим, тепловым зрением Валентин различил изгиб гладких стен, цепь стеклянных плафонов по потолку.

Тихо, точно боясь кого-то потревожить, разведчик двинулся по коридору, вдоль одинаковых люков со штурвальными колесами замков. На каждой бронированной плите — маленькое круглое окошко с толстым стеклом и рельефный знак над ним. Очень знакомые знаки… Ба, да это арабские цифры и буквы латинского алфавита! Начертания давно устаревшие, ведомые лишь историкам, но земные, безусловно земные… Значит, Валентин все-таки на «Земле-прим». И здесь — «цивилизация-прим», полный двойник нашей, только со сдвигом лет на пятьсот в прошлое…

Тут Валентин поймал себя на том, что рассуждает невозмутимо, точно в восстановленной реальности. Недостаток воображения, что ли, мешает? Вроде не было раньше такого греха, даже наоборот… Тогда почему невозможно убедить себя, что этот резиновый ковер под ногами, утопленные в массивных рамах люки с аккуратными номерами, запыленные плафоны, — что все это находится дальше от дома, чем любые галактики? Что ты, именно ты оправдал все разочарования и потери, и безумную надежду многих поколений разведчиков, найдя иное человечество? Может быть, слишком мала цена за потрясающую находку — порыв свежего ветра да секунды темноты, — и теперь просто не верится, что все происходит наяву? В космосе-то открытия достаются куда труднее…