Иван Тропов - Мельник Страница 2

— Правда? — сказала я с вызовом.

— Полное, — невозмутимо кивнул Степен. — Цельнотянуто вторичное. Это-то и обиднее всего, Оль. Дерьмо не потому, что ты пустышка или сочинять не умеешь, а потому, что сама, своими руками, обрываешь крылышки своей музе. Лепишь из нее шустрого таракана.

— Таракана?.. — нахмурилась я. — Какого еще таракана?

— Тараканы. Шустрые такие. Участвуют в бегах на дорожках форматов… Устраивают разные издатели, продюсеры и прочие программные директора. Их-то еще можно понять. Деньги не пахнут, а сами они не бегают, только выбирают самых быстрых тараканов. Деловые ребята. Был бы спрос на мыло, а жир найдется… Но как понять тех, кто добровольно бросается участвовать в этих тараканьих бегах?

— Я все же не совсем понимаю, к чему вы клоните…

— Да неужели? А как еще называется, когда тридцатилетняя тетка делает вид, будто она пятнадцатилетний подросток, только пробующий перо, у которого впереди еще дюжина настоящих жизней, а пока все не всерьез, первый дубль, можно и дурака повалять… в тридцать-то лет, а? Когда уже знаешь, что жизнь одна, и такая короткая? И несмотря на это упрямо убеждать себя, что смысл жизни — понравиться миллиону леммингов? И заставлять себя сваять сказку про длинноухих эльфов, городских вампиров и космических герцогов? Мучаясь сомнениями, не лучше ли было замутить с ироническим детективом…

— Ни разу, — холодно проговорила я.

Честно. И, признаюсь, не без мстительности. Теперь его обличительный пафос стал жалок и смешон.

Но он ничуть не смутился.

— Ах, ну да, ну да… Перелицовывать цветики-семицветики и сказки о проклятиях на современный урбанистический лад — это, конечно, совсем другое? Это уже магический неореализм и прочий высокий штиль, как бы? Как бы, далеко ушли?.. И это в мире, где есть смерть, любовь, свобода… Настоящие вещи. Настоящие. Понимаешь? То, что всерьез. Не для леммингов. Для тебя самой.

Я молча ковыряла вилкой остатки картошки. Наелась уже.

— Да понимаешь, конечно… Потому и написать ничего крупного не можешь. И не только ты. Много вас таких. Одно дело, несколько страничек про длинноухих эльфов на машине времени — это еще можете выдавить из себя. Особенно если на драйве. Конкурс какой-нибудь сетевой. Возня, друзья, все дела. Хватает запала. Но целый рома-ан… Такого надругательства над трупом распятой музы ее дух не выдерживает. Является вечерами и тычет в нос обрубками крыльев, и тоскливо воет — на хрена тебе это нужно? Ты же взрослая, умная баба… И ты всерьез собираешь угробить свою жизнь на то, чтобы сделать из себя дойную корову для миллиона леммингов?

— Ну конечно! — сказала я. — Надо писать о том, что тебе важно! Умно, тонко, всерьез, ориентируясь на мудрых и вдумчивых. Идеальный читатель не требует от автора ни одного штампа и пошлости, не упускает ни единой мысли и намека… и не существует.

— А, страшно стало? Не формат? Не возьмут на тараканьи бега?

— А если у меня просто нет такого? Нет вот такого важного и всерьез? Ну, не пережила я мировой бойни! Не было в моей жизни блокад и гражданских войн. Ну, извините, дяденька. Виновата!

— Ну я и говорю — тридцать лет, а все девочка, юбочка на лямке. И мальчики такие же бегают вокруг, иным по сорок, а все с соской и в подгузниках… Правда, что ли, ничего важного не пережила? А кто живет жизнью вечного беглеца? Кому приходится всю жизнь подстраиваться под чужие уставы?

— Можно подумать, у меня есть выход…

Степан вдруг ухмыльнулся, вмиг лишившись серьезности. Всего лишь маска была. Вернулась его прежняя игривость кота, поймавшего мышь.

— Что? — нахмурилась я.

— Что и требовалось доказать. Проклятие лежит на этом роду, проклятие до тридцатого колена: родиться от рабов, жить в рабстве, растить своих детей рабами и не ведать, что выход есть, и не задумываться, где его найти…

Мне это все уже надоело.

— Так зачем я вам нужна?

— Ты бы еще спросила, куда мы тебя везем.

— Куда вы меня везете?

— Туда, где тебе все объяснят. Ну наелась, что ли? Пошли баиньки. Завтра еще целый день ехать.

Тут на меня натянули шерстяную лыжную шапочку, по самый нос. Я оказалась в колючей темноте.

Меня подняли и повели. Мы вышли на свежий воздух. Я только слышала наши шаги да чувствовала руку кабана на плече.

— Что вы собираетесь со мной делать?

— Э, нет… — на этот раз серьезно сказал Степа. — Это пусть главный сам формулирует. У нас никогда не бывает второго шанса оставить первое впечатление, не так ли? Идею тоже надо подать под нужным соусом. Он людей умеет разводить. А я так, мелкая сошка на побегушках…

Мы снова куда-то вошли, повернули.

— Ступеньки, — пробасило над ухом.

Мы поднялись по лестнице. Снова шли. Скрип двери, меня подтолкнули в спину. Когда с меня сдернули шапочку, я была в гостиничном номере, рядом остался только Степа.

Тускло светился абажур на тумбочке у кровати. Я инстинктивно зыркнула по сторонам, отыскивая телефон. Мой сотовый из кармана пропал, это я выяснила, еще пока мы шли.

Телефона здесь, конечно, не было. От него остался только хвостик с разъемом. Зато под абажуром лежала какая-то книга. Сначала я решила, что это Библия, но для Библии книга была оформлена слишком легкомысленно. Блестел целлофанированный переплет, сверкали впечатки из фольги.

— Это тебе, да. Почитай на ночь.

Я взяла книгу в руки. Название было скромным: «Как стать писателем».

— Зачем это?

— Привыкай, теперь это твоя Тора. Если будешь умной девочкой. А если глупой… что ж, тогда это твоя колода Таро.

— Не понимаю.

— Юрий два-девять, четыре-одиннадцать… — начал диктовать он так, будто это и в самом деле было святое писание с пронумерованными главами и строфами.

— Стойте, стойте! Я…

— Не запомнишь. Знаю. Я загнул странички. Хотя, я думаю, у тебя будет время прочесть это целиком, и не раз. Еще наизусть выучишь.

Я не стала его разубеждать. Я вообще девочка вежливая. Я смолчала, даже когда он пожелал мне спокойной ночи и приятных снов.

Когда он наконец вышел, я заглянула в ванную комнату. Мочевой пузырь разрывался. Наверно, я в самом деле проспала больше суток.

Умывшись, я проверила карманы. Мне не оставили ничего. Вместе с сотовым исчезли и паспорт, и деньги, и ключи, и даже сигареты с зажигалкой. Я вернулась в комнату и стала раздеваться.

Меня не покидало ощущение, что за мной наблюдают. Поэтому я старалась вести себя испуганным мышонком. Быстро юркнула в кровать. И даже изобразила, будто честно читаю свою новую «библию».

Минут пятнадцать я скользила глазами по буквам, мало что понимая. Мне рассказали, что все сильные мира сего делятся на мелких деятелей времен Гомера и времен Шекспира. Призвали и меня не пищать мышиным голоском. Указали, что писателю должно не гнать чернуху, а тянуть читателей к светлому, доброму, вечному. А затем огорошили тем, что писатель из меня едва ли получится. Лучше всего писатели получаются из увечных. Из тех, у кого нет глаза, или ноги, а лучше и того и другого. А если при этом еще и горбатый и неуверенный в себе, совсем замечательно…

Несмотря на намеренную лихость заявлений, я ни разу не улыбнулась. Уж больно эти тезисы пересекались с нашим разговором со Степой. Я никак не могла понять, чего же он от меня хочет… и все же чувствовала, что в этом начинает проступать какая-то система.

Жуткая, пугающая система.

Мне опять было страшно. Очень страшно. До этой минуты я будто все еще верила, что со мной такого не может быть. Что это все какая-то дикая шутка, и сейчас мне скажут, что «Первый канал» благодарит меня за участие в шоу со скрытой камерой… Нет. Теперь я уже не могла верить в это даже на уровне сумасшедшей последней надежды.

Выключив свет, я лежала в темноте. Заснуть я не боялась. Мне было слишком страшно для этого.

Часа через два, очень осторожно я приподняла одеяло и выбралась из кровати. Семеня на цыпочках и не включая света, натянула на себя одежду.

Дверь я даже не стала проверять. Осторожно раздвинула шторы, но за ним была стена, стена, стена… На меня накатил ужас. Я поняла, что окна за шторами не окажется, оно заложено кирпичом и заштукатурено давным-давно…

Окно было. Просто не очень большое, куда уже карниза для штор.

Снаружи было совершенно темно.

Кусая губы и молясь, чтобы окно не было заперто наглухо… Поддалось. Но боже, как же скрипело…

Снаружи было так тихо, в окно тянула таким могильным холодом, что мне стало не по себе. Наверно, я пересмотрела слишком много фильмов, где перевозили преступника, которому ночью удалось улизнуть от конвоиров — но, к сожалению, прямо в поселке, где на ночь все превращаются в зомби…

Я быстро перелезла через подоконник. Повисла на руках, вытянулась в струнку — и разжала руки.

То ли от страха, то ли второй этаж был не так уж высоко, но я даже устояла на ногах. Спружинив, я встала, уже прикидывая, в какой стороне дорога…