Антон Овчинников - Генезис Страница 2

Ну вот! Да будет свет! Чуть искрит, но для начала неплохо… Автоматика включилась, как оказалось, в последний раз, и гермодверь, со страшным скрежетом и ужасным треском, медленно откатилась в стену, предоставив мне щель не больше фута шириной. В распредщитке что-то хлопнуло, щелкнуло, и кусок моего кабеля обугленным обрубком стал падать в пыль на железный пол, я сделал торопливый шаг и резиновой рукой оторвал его от светильника, но было поздно, светильник жалобно мигнул, и свет погас во всем научном коридоре… Ладно, потом разберусь. Включаю фонарь. Поглядим что у нас там, снаружи.

Лес начинался сразу за нашим домом, огромные деревья росли плотными рядами, по нескольку стволов в одном месте, словно из одного корня, кое-где образовывая непролазные стены. В вышине ветки почти смыкались, создавая над головой высоченный свод, в котором, среди листвы и больших зеленых орехов, весело щебетали невидимые птицы. Надоедливых мух еще не было, жарким днем они предпочитали прятаться в тени, вылетая только, когда жара спадала, утром или вечером. Мягкая трава нежно ласкала обнаженные ступни и при каждом шаге пружинила, пытаясь сопротивляться моему весу. Земля быстро бежала под моими ногами, было очень жарко.

Почему-то в памяти стали всплывать старые обиды: «Живо-живо, засранец, проклятье… – только и слышу каждый день. – Когда же это кончится?! Когда ты, наконец, будешь нормальным?!».

«Хорошо сейчас братишке – жена, дом новый построили, дети скоро народятся… Быстрей бы стать взрослым, как старший брат, и завезти свою семью подальше от этих воплей!» – думал я, входя под кроны огромных деревьев.

На краю города селились в основном бедняки. Ближе к центру, в большей безопасности, жили богачи. Наш дом стоял на самом краю: такие домики, как наш, были своеобразным щитом для всей деревни. На каждом доме был приделан рог тревоги. Лес был полон опасностей. Частенько из него выходили смертоносные прожорливые твари, такие как Ларки, К’шки или Раты, и кто не успевал спрятаться за крепкими стенами, обязательно оказывался в зубах хищника. Каждому жителю строго-настрого вменялось в обязанность в случае появления какой-либо опасности трубить в рог. На такой случай мы держали охрану – отряд хорошо обученных воинов-стрелков, которые всегда прибегали на крики пожираемых заживо бедолаг. Иногда бывало, что воины опаздывали, и тогда тварь становилась воплощением самой смерти: начинала метаться между хижинами, ломая стены и крыши, могла вломиться в чье-нибудь жилище и вырезать всех, кто там находился, до единого, не щадя ни старых ни малых. Когда-то мой отец именно таким образом и получил наш дом, заняв еще не успевшие просохнуть от крови стены…

Каких-то других опасных соседей, кроме кровожадных хищников, в нашем краю не водилось, но и того, что было, хватало с лихвой. Мои соотечественники очень боялись селиться вне пределов города. Я осторожно вошел под высокие лесные своды и, озираясь по сторонам, быстро потрусил знакомой дорогой к старому сухому стволу, рухнувшему в глубине чащи. После, уже поближе к дому, я предполагал забраться на одно из деревьев за орехами. Солнце едва пробивалось сквозь плотную листву, из которой вместе с лучами света лился вниз поток веселых птичьих трелей, наполнявших полумрак под ногами лукавой радостью, так не гармонировавшей с напряжением перед смертельной опасностью, которая могла прятаться за каждым стволом. Ловко перепрыгивая через выступающие корни, уклоняясь от слишком низко висящих ветвей, я не забывал принюхиваться и поглядывать по сторонам. Я забирал левее от реки, стараясь держаться подветренной стороны.

О, мой бог!.. Что здесь такое произош ло?..

Пластиковые панели на стенах в огромных обугленных дырах. Светильники выворочены с корнем, пол кое-где разворочен до железных перекрытий. Здесь что, была война? Но кто посмел? Этот бункер – частная собственность, и по долговременному контракту с правительством находится в юрисдикции специальных государственных служб. Луч фонаря медленно блуждал по стенам, потолку и полу общего коридора, выхватывая фрагменты страшных разрушений. Оказывается, гермодверь была замурована снаружи стеновыми панелями, сорванными моим выходом «в свет», теперь они уродливо топорщились, дополняя общую картину разрушений. Быстрее одеваю шлем химзащиты.

– Так, без паники! – скомандовал я себе, – если мне не изменяет память, то в восточном крыле располагается центральный пост наблюдения, то есть главный штаб этого бункера.

«Направо или налево?» – я пошел, кажется, правильно – направо.

Свечу по стенам в надежде, что на них уцелели какие-нибудь указатели. Так и есть! Пластиковая дощечка со стрелочками, которые раньше светились. Итак, стрелка WC, Exit, стрелка ROOMS и, наконец, стрелка HQ (штаб) – поздравляю, я выбрал верное направление!

– Черт! – гермодверь с надписью HQ в конце коридора оказалась заперта. Мой голос прозвучал глухо и низко во тьме покрытых пылью стен.

Что делать? Пойду поищу что-нибудь интересное в других помещениях.

Чувство голода начинает нарастать, перехватывая спазмами живот, мешает идти. Прорезиненная ткань костюма абсолютно герметична, и скоро я чувствую себя, как после горячего душа, но снимать в этом жутком подземелье свою единственную одежду нет никакого желания.

Затхлый воздух коридора проникает даже через респираторный фильтр химзащиты, облачка пыли взлетают из-под толстых резиновых подошв и невесомо замирают в луче моего фонаря. А ведь когда-то здесь было весело и светло, по коридорам сновали серые комбинезоны и белые халаты, скрывавшие под собой тела техников и врачей, а у двери штаба и лифта всегда стояли, расставив ноги, строгие морские пехотинцы, из стеновых динамиков играла негромкая музыка, прерываемая объявлениями для персонала. А сейчас?.. Приглушенные звуки шагов и грохот сердца в ушах – единственная музыка, сопровождающая мои поиски. Что же здесь все-таки произошло? Холодный, замешанный на неведении, страх начал вползать в мою душу.

– Черт, как есть хочется! – высказался я вслух, чтобы разогнать гнетущую тишину коридора. – Думаю, в жилых помещениях должно быть что-нибудь.

ROOMS – это ближайшее от штаба помещение.

Я первый раз споткнулся не о яму в полу, что-то хрустнуло и покатилось у меня из-под ног. Я посветил фонарем… О ужас! Под резиновой тканью мое тело моментально просохло от пота и заледенело от страха! Передо мной валялась половинка человеческого черепа, а я стоял прямо в грудной клетке, раздавив чьи-то истлевшие позвонки. Я в ужасе выдернул свою ногу из древнего скелета и, сделав неверный шаг назад, уперся спиной в выступ развороченного дверного проема. В свете фонаря мне почудились какие-то тени, и, не в силах сопротивляться нахлынувшему ужасу, бросился со всех ног в коридор, ведущий к Карантину, топот моих резиновых сапог отдавался приглушенным эхом от стен, а мне казалось, что кто-то преследует меня. Я добежал до входа в Карантин, за доли секунды протиснулся в щель двери, в один прыжок оказался за дверью Науки и разом захлопнул гермодверь, нисколько не задумываясь о ее тяжести. Я оказался в кромешной темноте, фонарь, намертво зажатый в моей руке, почему-то не горел. Но пока об этом думать не хотелось, я вообще ни о чем не мог думать. Сердце бешено колотилось, легкие, отвыкшие за столько лет от нагрузок, надсадно хрипели, пот заливал глаза, ватные ноги отказывались держать мое тело, и я немедленно рухнул на пол.

Горло сжало комком и слезы покатились из глаз. Стянув с головы пластиковую маску шлема, я резиновым кулаком размазывал по грязному лицу так некстати подкатившее отчаяние.

– Что… Что, это… такое? Что… здесь… случилось?.. – услышал я в темноте свой собственный хриплый шепот.

Тьма! Наконец потрясенный разум получил сигнал от ослепших глаз, и я принялся щелкать выключателем на фонаре в надежде добыть свет, но, судя по вмятине на его корпусе и разбитой линзе, кажется, я им слишком сильно махал на бегу, защищаясь от неведомых врагов.

Пробежав почти полдороги, я почуял противный мускусный запах! Я узнал эту вонь – так может пахнуть только один зверь в наших лесах – Рат! Я застыл, как вкопанный, замер на одном месте, с трудом сдерживая учащенное дыхание, медленно поворачивал голову из стороны в сторону, сильнее втягивая в себя воздух. Сомнений не было – где-то рядом прячется Рат! Этот зверь имеет тошнотворный мускусный запах, и поэтому его можно заметить издалека, при этом Рат хоть и любит мясо, но первым нападает редко, он только охраняет свою территорию, где хранит запасы. Но не приведи бог подойти к его кладовой – Рат набросится, разорвет и растопчет, а труп отволочит подальше и закопает про запас. Когда тело достаточно протухнет, станет мягким и сладким, Рат снова найдет его по запаху, разроет и съест. Но свои кладовые Рат делает не из трупов. Рат находит самые сладкие корешки, которые ценятся у нас дороже целого дома. Запасы из этих корней и создает Рат, закапывая неглубоко в землю, и помечает своими пахучими метками. У Рата есть только один враг – К’шка, огромный зверь, еще больший, чем Рат, и при этом очень ловкий и неимоверно сильный, вооруженный острейшим когтями, скрытыми до поры в мягких подушечках лап, и длинными клыками, тонкими и острыми, словно метательные дротики наших воинов. К’шка охотиться на все, что меньше его по размеру, от Рата до моих соплеменников. Нашим воинам еще ни разу не удавалось убить К’шку. О кровожадности этого хищника ходили страшные легенды. Например, наметив себе добычу, К’шка запоминает ее запах и преследует до тех пор, пока не ощутит вкус ее крови. Благо таких тварей было совсем немного в нашем лесу, но встреча с ними означала только одно – смерть. Совсем другое дело Ларки – они охотятся стаями, и в основном на таких, как я. Один Ларк может появиться перед тобой и будет преследовать тебя или убегать, но всегда загоняет или приводит в западню, устроенную всей стаей, как правило, до двадцати особей.