Геннадий Прашкевич - Божественная комедия (сборник) Страница 2

«БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ»: ПРОЩАЙ, МОРАЛЬ?

В «Божественной комедии» всё, на первый взгляд, по-другому. Главная героиня – мадам Катрин – прекрасно бы смотрелась на страницах гламурного женского чтива. Женщина, самостоятельно проложившая путь от провинциальной Катьки Лажовской через промежуточные постели до баронессы Катрин фон Баум и любовницы всесильного наркобарона, – настоящая «героиня нашего времени». Если не в новизне, то в современности здесь Геннадию Прашкевичу точно не откажешь.

Когда-то Катька ездила на дачу – «дерьмовый SPA», по её выражению – с подвыпившей тусовкой, и в то же время – мечты о Лазурном береге. Нет, не мечты – твердая решимость добиться своего во что бы то ни стало. Потом: «Почему он оказался в вашей постели?» – «В те дни я была одна, а у него были деньги». Золушка превратилась в гейшу. Действительно современно и типично. Даже стандартно, если бы не одна навязчивая идея, которая только и отличает Катрин от неживой гламурной куклы, – погоня за давно умершим художником, точнее, за разгадкой его тайны.

Мир, в котором живет мадам Катрин, не блещет оригинальностью. Точнее, он знаком нам, как отражение в зеркале: всё та же богема всё так же ахает над очередным избранным для поклонения «гением» (мёртвым, чтоб никому не было обидно), главную картину которого, естественно, никто не видел, и всё те же проститутки курят в барах дешёвые сигареты. «Постоянно меняется ценностная ориентация. Раньше ходили на Репина, потом на импрессионистов, теперь на белый квадрат». Что это, деградация ценностей или разные грани одной и той же пустоты?

И все так же в этом мире стоят элитные отели, попасть в которые могут только избранные.

Впрочем, как раз порог отеля «Парадиз» и отделяет «Божественную комедию» от гламура с приключениями. Потому что за порогом появляется, наконец, долгожданное «если бы», намеки на которое преследуют читателя с самого начала повести. Только в середине повествования писатель после долгих намеков бросает свой камешек в человеческую массу и смотрит, какие идут круги.

На этот раз камешек вроде бы меньше Тоутатеса: изобретение, применённое для начала в стенах отеля, позволяет общаться с любым человеком, даже если он умер, даже если он знаком только по сплетням и газетным вырезкам. «Вспомни улыбку, вспомни, как касались ваши язычки, вспомни губы, руки, походку, цвет глаз, в твоем подсознании все сохранено, как в памяти самого мощного компьютера. Вспомни, и ментальная матрица мгновенно расположит информацию в нужном порядке, а система, встроенная во все это… она выдернет нужного тебе человека из любой эпохи».

Автор не слишком трудился над тем, чтобы создать убедительную научную концепцию. Но такой цели перед повестью и не стоит – в данном случае Геннадию Прашкевичу интересно не столько «если…», сколько «тогда…»

И тогда… «Впервые между человеком и объектом его любви ничего не стоит. И нет больше несчастий, порождённых тем, что мы так долго считали моралью». Значит, делаем вывод вслед за героем, и самой морали больше нет? То есть, конечно, какая-то мораль ещё будет, но какая? Сам-то изобретатель был уверен, что делает мир счастливым, что позволяет человеку вырваться из тюрьмы собственного тела. Снимая преграды, стоящие перед любовью, он, видимо, надеется сделать ненужными преступления, совершаемые ради любви или из ревности, уничтожить самые злые печали, приводящие неокрепшие сердца на край крыши. С другой стороны: «Мир вращается вокруг тебя. Легкое движение твоих бедер меняет судьбы, один твой кивок перекраивает мир». Человек становится центром собственного мира, Богом для образов, порожденных его подсознанием.

Реально ли устоять на вершине этой Вавилонской башни, не рухнув вниз под тяжестью собственного эгоизма? Стоит ли менять борьбу за счастье на заточение в очередной тюрьме – пусть на этот раз не из плоти, но из мысли? «Там, где возможно все, там уже ничего не имеет значения». На мой взгляд, такой вариант намного более страшен, чем старомодные страсти по несбыточным чувствам.

Для чего писатель проводит столь необычный эксперимент?

Обратимся к структуре повести. Текст делится на небольшие эпизоды – файлы, представляющие собой то картинки из жизни героини, неизменно заканчивающиеся сообщением «файл оборван», то списки «люблю – не люблю» для каждого периода ее жизни.

НЕНАВИЖУ:

подгоревшую яичницу

совхозного быка Сергуньку

алгебру и тригонометрию…

ОБОЖАЮ:

плюшевого медведя

«Маркшейдер Кунст»

Ляльку Шершавину…

Финал позволяет думать, что эти файлы – обрывки ментальной матрицы Катрин. Но гораздо больше они напоминают намного более реальную вещь – записи в блогах. Если чуть-чуть пофантазировать, получится, что каждый человек, пользующийся интернетом, оставляет в сети отпечаток личности. Возможно, со временем реально будет создать «бота» (диалоговую программу-робота), способную натурально заменять в общении каждого конкретного человека. Учитывая, что для многих цифровая реальность уже становится роднее материальной, эксперимент Геннадия Прашкевича снова оказывается актуальным.

А пока мир на пороге преображения, художник, восставший из небытия (точнее, из ментальной матрицы, но это имеет не больше значения, чем в «Царь-ужасе» – причина глобальной катастрофы), снова рисует свою гениальную – на этот раз безо всяких кавычек – картину. На белом квадрате – скрипка и смычок. Объект искусства и инструмент искусства в одном. «Вещь в себе» – и в то же время мощный двигатель, подаривший смысл «кукольной» жизни героини.

Или великое изобретение, поставившее мир на грани нравственного переворота, на самом деле появилось только ради этой картины? И мы снова получаем связь: Бог – творец – искусство?

«ЗОЛОТОЙ МИЛЛИАРД»: ОТ ЧЕЛОВЕКА ДО БАЛЛАСТА ОДИН ШАГ

В «Золотом миллиарде» на первом плане все время остается тема морали. Здесь общество приближалось к краю катастрофы медленно, а потому часть его – целый миллиард – смогла неплохо приспособиться к новым условиям. Главная проблема этих людей – что же делать с теми семью миллиардами, которые приспособиться не успели? Точнее, на них объективно не хватило ресурсов.

Объективно! – а значит, можно успокоиться, отгородиться вооружёнными кордонами в благополучном Экополисе, задабривать голодных уродов «Языками» из питательных дрожжей. Вот только незадача, программа «Языков» не позволяет таким умным, генетически совершенным, таким красивым и замечательным людям развиваться дальше: двигать науку, летать в космос. Семи миллиардам людей, оказавшихся за гранью цивилизации, уже не помочь гуманитарной помощью и отправкой благородных миссионеров. Одна попытка накормить тех, кто ближе к границе, простейшим продуктом стоит огромных затрат. Правда, отказаться от программы совсем – значит навлечь на себя зависть и гнев соседей, открыть границы и поделиться всеми достижениями цивилизации – попытка накрыть одним одеялом роту солдат. От того, что одеяло порвется, теплее никому не станет.

Прежняя мораль просто не справляется с дилеммой.

Интересно, считали ли статистики, социологи, футурологи, или на чьей еще совести подобные прогнозы, как скоро человечество действительно столкнется с такой проблемой? К сожалению, вариант Экополиса и «территорий для остальных» выглядит сегодня гораздо реальнее, чем романтическое освоение далеких планет или глубин Мирового океана. Найдут ли к этому времени ученые выход, чтобы обеспечить достойное существование всем жителям планеты?

Выход, найденный жителями Экополиса, не имеет ничего общего с нашими ценностными установками. Мораль нового мира эволюционировала, как любое другое свойство живого организма перед угрозой выживанию. Самым разумным оказалось объявить себя новой ступенью эволюции и откреститься от всех обязательств перед «старшими братьями». Новая бактерия, уничтожая зародыши женского пола, поможет отвратительным «питекантропам» мирно и безболезненно вымереть через пару поколений. «Только представители золотого миллиарда выйдут в космос, построят мир, достойный Нового человека, – говорит ученый, идеолог «вершины эволюции». – Привыкайте, привыкайте, привыкайте к той мысли, что мы с вами и составляем этот миллиард. Привыкайте, привыкайте, привыкайте к той мысли, что Новое человечество – это мы». Удивительно похоже на фашизм, только бескровный и без явного предпочтения одной расы (в прежнем понимании этого слова) остальным, а значит, фашизм почти оправданный, почти привлекательный. И никакой жестокости по отношению к генетически неполноценным – действительно неполноценным, то есть с поврежденной ДНК, – они могут спокойно доживать свои жизни так, как уже привыкли, а затем уже уступить место здоровым «братьям».