МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №2, 2018(24) - Песах Амнуэль Страница 2

– А, понимаю, понимаю… – усмехнулся Корецкий, пуская лошадь шагом. – Вы пародируете монолог папского нунция из шестой картины. Ядовито.

Она собралась было изобразить негодование, но неожиданно сникла. Ей послышалось, будто вдали пробил колокол. Чистый перезвон трижды прокатился над спавшим лесом и растворился в птичьем гомоне. Актриса вздрогнула, вскочила с сиденья и едва не вывалилась из коляски. Она задыхалась. Страшная боль пронзила ее тело, сознание раздвоилось, и ясный внутренний голос отчетливо произнес: «Это генетический сигнал… Теперь ты свободна… Абсолютно свободна…»

И тотчас яркие картины прошлого обрушились на нее, закружили, смели неподлинное «искусственное Я», которое долгие годы осуществляло над ней грубый интеллектуальный контроль...

…Она увидела злополучную орбитальную станцию генератора плазмогенов, с которой начался закат ее научной карьеры. Станция уже была пустой и помертвевшей. После отключение генератора команда эволюциологов трусливо телепортировалась в увеселительный центр Альфа-Рау. Теперь в отсеках нагловато орудовали «дубль-мены», среди которых она чувствовала себя абсолютно ненужной, коварно покинутой в самый горький час жизни. Но о ней забыли не все. Следственный отдел Центра координации поспешил провести предварительный допрос через советника Эрнотерна, старого политикана, который слыл лучшим специалистом по «неуправляемым процессам». Дознание шло по линии «МС-галакт» и носило полуофициальный характер.

Эрнотерн появился в глубине стереокона надутый, важный, и с покровительственной улыбочкой стал дотошно перечислять последствия катастрофы на планете Делье-М. Он говорил о том, что эволюция вышла из-под контроля, гуманоидов протопопуляции вытесняют опасные для биосферы мутанты, парламент Октавы был срочно созван для решения вопроса о глобальной стерилизации Делье-М. Эрнотерн долго изощрялся в риторических фигурах, умело затушевывая смягчавшие вину обстоятельства. Бездушный чиновник умолчал о многочисленных дефектах устаревшей аппаратуры, о необоснованных срывах профилактических мероприятий, нехватке энергии и штурмовщине. Он не высказал никаких сомнений по поводу устаревшей схемы управления мутагенезом, которая допускала повышение мощности излучения до трех миллиардов условных единиц. Всю полноту вины он возложил на главного системотехника и тех «безответственных лиц, допустивших нарушение режима излучения, которые понесут серьезное наказание». Последние слова Эрнотерна прозвучали настолько категорично, что она поняла – Координаторы уже наметили проведение очередной операции по устранению «разложившихся, вырождающихся элементов». Но она не хотела легко оставлять поле боя. У нее были оправдательные документы: акты, рекламации, кристаллокопии официальных переговоров с поставщиками дефектного оборудования. Ей казалось, что Эрнотерна еще можно загнать в угол, но лицо советника внезапно сжалось в черную точку и погасло в глубине стереокона. Новый поток образов хлынул из глубины времени…

Промелькнули неясные, точно выцветшие, пейзажи Весты: кристаллические луга с беспорядочной сетью сенсоро-подстанций, затянутые бурой тиной, информационные озера, рыжие пески пустыни Кроо, где прошло ее нелегкое детство. Эти далекие, почти уже чужие картины растаяли мгновенно, и опрокинувшиеся пласты памяти вынесли на поверхность мрачную громаду вестянского Суда, где был сыгран пошлый водевиль на тему Морали и Добродетели.

Переполненный зал гудел. Пестрые волны слушателей накатывали из его глубин. Удивленные, ироничные, любопытные взоры устремлены на центральный сфероэкран с подрумяненными ликами Хранителей законов. Казалось, они погружены в тяжелую думу.

Все уже давно решено. Осталось провести еще одну забавную игру в соответствии с регламентом. Эксперт-хранитель предоставляет обвиняемой последнее слово.

Она поднимается со скамьи, ослепленная гримирующим светом. Говорит тихим срывающимся голосом, и слова бесцветными хлопьями летят в корректофоны, которые окрашивают сказанное в цвет раскаяния, вырезая запрещенные цензурой обороты:

– Признаю себя полностью виновной за последствия генетической катастрофы на Делье-М… Признаю, что допустила грубое нарушение режима генератора плазмогенов… Признаю, что зондирование биосферы и контроль за мутагенезом не проводился по стандартному графику… Признаю, что в результате неконтролируемого спектра мутаций биостабильная зона была заражена опасными для генофонда Октавы мутантами… Признаю… Признаю…

Леднева была поражена яркостью воспоминаний. Слова вынужденного раскаяния, казалось, еще горели на губах. Странные слова, давно утратившие для нее всякий смысл… Крик отчаяния вырвался из ее груди, когда Эксперт-хранитель, грязным пятном расплывшись по экрану, выпалил ей в лицо параграфы Свода законов, и зал одобрительно зашумел, повторяя на тысячи ладов: «Ссылка… ссылка… ссылка…»

У нее еще было много сил. Помня о сценарии, она благодарно улыбалась толпе, Стражам, скрытым камерам, бдительно державшим ее под прицелом дезинтегратора. Эта задуманная режиссером улыбка должна была символизировать благодарность государственного преступника гуманному вестянскому суду. В ее поведении не было фальши. «Ссылка – это не смерть», – сотни раз повторял на допросах Эрнотерн. И она поверила ему. Двусмысленные намеки на тайные преимущества мягкой формы наказания, особых гарантиях, лишили ее воли. Теперь она надеялась на возвращение и безропотно плыла по течению, потому что еще ничего не знала о Земле – планете, которая столетиями использовалась для изоляции «вырождающихся элементов».

Прозрение наступило позже. Когда психотехники подвергли ее унизительной ингемо-терапии, размывающей параметры личности, она поняла, что Эрнотерн обманул ее. Но ничего уже нельзя было изменить. Сырой осенью 1882 года, с группой замызганных этапников она была доставлена на Землю. Здесь, в секретном пересыльном пункте под кодовым названием «Дача генерала Завьялова» она получила чужое имя, поддельные документы и была брошена в круговерть примитивной жизни, оказавшейся настоящим кошмаром.

С тех пор минуло тридцать лет… И вот эта странная ночь, этот удивительный сигнал, властный голос, шепнувший: «Ты свободна…»

…Образы прошлого померкли. Перед Ледневой был знакомый лес, привычные повороты ухабистой дороги, уводившей в далекое звездное марево. Она догадалась, почему ее так тянуло из душного городка. Истекал последний час ссылки, и в подсознании четко сработала программа возвращения на пересыльный пункт. Теперь надо было действовать решительно, и, пока Корецкий во хмелю, постараться ускользнуть от старого волокиты.

– Остановитесь! – крикнула она. – Остановитесь же, наконец, черт возьми!

Драматург натянул вожжи. Лошадь испуганно встала на дыбы и, тяжело дыша, забила копытами. В лунном свете ее большое черное тело отливало вороненой сталью.

Леднева спрыгнула с подножки и, уронив шаль, исчезла среди деревьев.

– Однако смело, – присвистнул Корецкий, бросая лайковые перчатки. Он обошел взмыленную лошадь, поднял шаль и пошел за актрисой, раздвигая колючие еловые ветки. Но не успел он с трудом взобраться по невысокому косогору, как его остановил раздраженный шепот:

– Вам следует воротиться, Жорж. Вы еще успеете накачаться коньяком в Дульном переулке.

– То есть как?.. – удивился он, отчаянным рывком бросаясь вперед. – Вы предлагаете мне оставить вас