Вера Крыжановская (Рочестер) - Гнев Божий. Страница 20

– Надо привыкать ко всему; это как бы подготовка к иного рода тяжким испытаниям, ожидающим нас, когда будет умирать наша планета, – возразил со вздохом Дахир.

Потом, запустив руки в свои густые черные волосы, он прибавил:

– В настоящую минуту мы здесь для того, чтобы жить среди людей; потому будем людьми и станем жить счастливыми смертными. Намерен ты сегодня выходить?

– Нет, я проведу вечер за чтением этой энциклопедии, чтобы несколько сориентироваться в истории и географии; составь мне компанию. Завтра утром я поговорю с управляющим и Ниварой, чтобы привести в порядок мои денежные дела, – сказал Супрамати.

– Отлично, будем изучать современную историю, а завтра после полудня я уеду. Кроме того, надо лечь не слишком поздно и постараться уснуть, чтобы успокоить нервы, – ответил Дахир.

– Ах, да! Спать, спать! Каждый день я благодарю Бога, что наше бессмертие не лишило нас этого божественного дара… сна.

Глава седьмая

На следующий день, после отличного завтрака, Дахир уехал. За завтраком, как и за обедом накануне, приятая музыка и великолепное пение увеселяли собеседников и Нивара объяснил, что это были инструменты вроде прежних граммофонов, но усовершенствованные до полной иллюзии. По отъезде друга Супрамати еще более почувствовал свое одиночество.

Все утро он работал с целой дюжиной управляющих и Нива-рой и убедился, что все еще обладал поместьями, дворцами и капиталами во всех уголках вселенной. Ему казалось чудом, что часть его прежних имений находилась и теперь в его владении, и он решил непременно их осмотреть. Но это соприкосновение с материальным миром, от которого он совершенно отвык, утомило его большее, чем самая сложная магическая работа.

Простившись с Дахиром, он ушел в свой кабинет, сел у открытого окна и просидел несколько часов, мечтая о былом, перебирая старые воспоминания и любуясь в то же время великолепной картиной Босфора с мелькающими по нему лодками. С наступлением вечерней прохлады он решил пройтись по городу пешком; это было лучшее средство близко видеть людей и войти с ними в сношения.

Он позвонил. Тотчас явился слуга, сопровождавший его от Бенареса, и помог ему одеться.

На этот раз он надел тоже черное платье, но не бархатное. Чрезвычайно мягкая и шелковистая материя напоминала тонкое сукно; платье было на темно-красном шелку и отвороты вышиты тем же цветом.

Супрамати положил в карман план города и собирался взять перчатки и шляпу, когда вошел Нивара; а слуга тотчас удалился.

Секретарь, улыбаясь, вручил ему часы и бумажник с монетами и банковскими билетами.

– Ваша светлость собирается выйти, а забыли спросить часы и кошелек.

Супрамати рассмеялся.

– Вы правы, мой друг. Что делал бы я на улице без часов и денег? Но я еще не усвоил привычки считать часы и расплачиваться за то, что мне понадобится.

Медленно, рассматривая дома, магазины и особенно толпу, ходил он по улицам. Дойдя до сада, в котором виднелся роскошный ресторан, он вошел, сел за первый попавшийся стол в тени деревьев и спросил вина, пирожков и фруктов. Ему подали охлажденное вино, пирожки, фрукты и несколько иллюстрированных листков.

Попивая глотками вино и заедая его фруктами, казавшимися ему гораздо менее сочными, чем бывшие на его пустынном острове, Супрамати внимательно наблюдал за всем происходившим вокруг.

Прежде всего он убедился, что в общем население было более хилое, чем в его время; тревожная нервозность явно отражалась на мужчинах и женщинах с хрупкими членами, бледными и точно преждевременно состарившимися лицами.

Еще более его поразило малое число детей. Многочисленные, шумные и веселые ватаги ребят всякого возраста, оживлявшие сады в его время, теперь совершенно отсутствовали.

Для него, человека с утонченными чувствами, астральный вид этой толпы был отвратителен, ее эманации вызывали тошноту. Но он старался побороть в себе неприятные ощущения; надо было привыкать к этому беспорядочному обществу, чтобы войти в него.

Он собирался позвать слугу, чтобы заплатить по счету и уйти из ресторана, как вдруг чья-то рука опустилась на его плечо и звучный насмешливый голос сказал:

– Добрый вечер, Ральф Морган, очень рад встретить тебя; уже триста лет мы не видались с тобой.

Супрамати смутился, обернулся и очутился лицом к лицу с улыбавшимся Нарайяной, пристально смотревшим на него своими черными глазами.

Он нисколько не утратил своей демонической красоты, одет был по последней моде, с тонким изяществом и, конечно, никто не заподозрил бы в нем странное таинственное существо, получеловека, полудуха.

Он бросил шляпу на стол и сел.

– Ну, очнись же от своего оцепенения, друг мой, а то ведь ты обратишь на себя внимание. Вместе с тем, позволь поздравить тебя; я вижу блистающую сквозь твою одежду звезду мага. Значит, ты хорошо поработал, и я искренне радуюсь, что так удачно выбрал себе наследника.

– Ради Бога, не болтай так неосторожно, Нарайяна; тебя могут услышать! Пойдем, пожалуйста, куда-нибудь, где мы могли бы поговорить без свидетелей. Хочешь ко мне, если у тебя здесь нет дома?

– Я не имею дома? За кого ты меня принимаешь? Я не хуже тебя живу! Благодаря Богу, в пещере Монте-Роза недостатка в золоте не бывает. Пойдем, я сведу тебя в мое скромное жилище.

Когда Супрамати расплатился, Нарайяна взял его под руку, и они отправились к выходу, но в эту минуту группа входивших молодых людей заметила их и поспешно подошли к ним.

– Как мы счастливы, принц, что встретили вас, – сказал один, пожимая руку Нарайяны.

– Мы всюду вас ищем, чтобы пригласить вас с нами в театр,

– прибавил второй.

– Прежде всего, господа, позвольте представить вам моего двоюродного брата, принца Супрамати. Прелестнейший в свете молодой человек и притом ученый. Прошу любить и жаловать.

И он быстро назвал Супрамати несколько русских имен.

После рукопожатий один из этих господ, граф Минин, пояснил, что они искали Нарайяну, чтобы пригласить его с ними в театр смотреть новую пьесу и что они будут счастливы, если его двоюродный брат присоединится к ним.

– Я, право, искренне сожалею, господа, что не могу воспользоваться вашим любезным приглашением, – ответил Нарайяна.

– Я не свободен сегодня вечером. Видите, мой двоюродный брат только что приехал из Бенареса; мы давно не виделись и нам надо обсудить семейные и другие дела, не терпящие отлагательства. Завтра мы будем в полном вашем распоряжении.

Но я должен предупредить, что Супрамати не такой весельчак, как я. Он слишком учен и при этом скромнее и застенчивее всякой девушки; хотя я надеюсь, что мы приручим его и немного развратим, – прибавил Нарайяна, лукаво и значительно подмигивая.

При общем веселом смехе они расстались.

– Ты неисправим, Нарайяна! Я убеждаюсь, что твоя голова набита всяким вздором, как и 300 лет тому назад, до твоей телесной смерти.

– Конечно! Мой девиз – «женщины, карты и вино» – никогда не изменится. Уж я признаюсь тебе, что, благодаря божественному эликсиру, я довел свое тело до такой степени плотности, что могу пользоваться всякого рода наслаждениями. Я всегда был довольно приличным химиком, и в этом отношении уроки Эбрамара не пропали даром, – ответил Нарайяна самодовольно. – А ты разве намерен разыгрывать из себя монаха? Предупреждаю, что во время ваших экскурсий в мире ты свободен делать что хочешь, лишь бы хорошенько сойтись с обществом и основательно изучить его; даже жениться можно, и самой Наре до этого нет дела! – добавил он лукаво.

– Во всяком случае, до этой минуты я еще не видел ни одной женщины, которая внушала бы мне желание жениться, – проговорил брезгливо Супрамати.

В это время Нарайяна остановился у высокой золоченой решетки, отворил калитку ключом, который достал из кармана, и они вошли в обширный сад. В конце сада возвышался изящный маленький, совершенно белый дворец. Через отворенную на террасу дверь они прошли в роскошную розовую залу, убранную цветами, а оттуда в столовую, где был накрыт богато сервированный стол, с несколькими бутылками шипучего вина в серебристых ведерках со льдом.

– Ты живешь без прислуги? – спросил Супрамати, не видя ни души в целой анфиладе пустых комнат.

В эту минуту взор его остановился на приготовленных кушаньях, и он с удивлением спросил:

– И ты ешь мясо, или это только для отвода глаз публики?

– Нисколько. Если хочешь, это скорее известный шик для богатых людей, так как мясо едят только очень богатые люди; цены на него ужасные. Что касается первого вопроса, то увы! У меня есть лакеи, но я не люблю, чтобы эти плуты торчали на глазах. Ты понимаешь, что при моем несколько… загадочном существовании неудобно, если тебя побеспокоят не вовремя. Потому все и всегда должно быть готово, но слуги являются только на зов. Итак, мы одни, никто не потревожит нас и мы можем говорить, о чем угодно.