Геннадий Прашкевич - Юрьев день Страница 20

– Ты подними глаза. Ты просто подними глаза, – он сказал это потому, что тень белого пирамидального облака упала наконец на них и водохранилище внизу бархатно высветилось – плотная необыкновенная вода с чудными искорками в глубине. – И не волнуйся. Все будет правильно. На этом стоит мир.

Юрьев день

– Да не дрожи ты, Леха, – сказал Алекс. – Глотни коньячка.

– Нет, он коньяк не будет, – заглядывали в открытое окошко механики. Спуститься по железной лесенке в машинный зал боялись, да и Леха был в резиновых перчатках. Механики водили большими опытными носами, прислушивались к запахам, но в машинный зал не спускались. – Не будет он пить.

У самой плотины толпились туристы, их голоса перекрывались ровным шумом падающей воды. Три мужика небольшого роста, в спортивных синих трико, негромко и убежденно говорили о чем-то, тыча пальцами в стоявшие у стены водолазные костюмы. Вообще-то водолазные костюмы сами по себе стоять не могут, резина все-таки, но эти стояли, будто их пропитали особым составом. Ни руку, ни ногу в таких не согнешь, хорошо водолазов успели поднять со дна водохранилища. Чувствовали они себя не очень уверенно, но госпитализироваться не захотели, были уверены, что просто отравились зайчатиной.

«Да не водятся тут зайцы», – оспаривал их слова подъехавший участковый.

Водолазы качали головами: «В кафе водятся».

На самом деле водолазы, конечно, ничем не отравились. Просто во время работ на дне резиновые костюмы на них буквально на глазах стали затвердевать, пришлось срочно поднимать ребят. Теперь они убеждали в чем-то туристов. С одной стороны бетонной стены – рукотворный мамонт как знак прошлого, которое никогда уже не вернется, с другой стороны – водолазы как знак неотвратимого будущего. Я не о том, что водолаз – профессия будущего. Просто рассказывали ребята странные вещи. Будто бы сперва при спуске было темно, муть такая, что фонарь глохнет, а потом сумерки внезапно расступились и… ну как объяснить… Знаете же, как самолет вырывается из тумана – серые лохмотья несет за иллюминатором, но уже видна земля… Среди туристов оказался журналист местной газетенки. Он догадался сказать: «Давайте я лучше сам буду задавать вопросы». Все согласились.

– Что вы там увидели, когда муть рассеялась?

Водолазы мялись, смотрели кругло:

– Это все нам простится, только думать надо.

– Вы точно спустились на самое дно?

– Я да, – сказал один, глаза у него были рыбьи, тусклые.

– Вы ведь совсем не пьете? – на всякий случай спросил журналист.

Водолазы кивнули. Окна машинного зала были настежь распахнуты. Мы смотрели на Леху и одновременно слышали весь разговор снаружи.

– Там, на дне, ил, наверное?

– Ну да. Я почти по шею погрузился.

– Мы так и рассчитывали – добавил другой – Мы знали, что илы на дне мощные.

– Много ила, значит, мутная вода. Что вы могли увидеть?

– Сперва ничего, а потом все просветлело. Все стало оранжевым.

– Оранжевый ил? Это как?

– Да нет, я про освещение.

– А что там может светиться?

– Ну не знаю… Вода… Я ниже всех был… – указал водолаз на своих соратников. – Я уже в ил погружался, а они висели надо мной будто в сиянии. Я даже подумал…

– Что вы подумали?

– Да нет, это я так… Я неверующий…

– О чем вы все-таки подумали?

– Ну не знаю… Они надо мной будто в ореолах висели… Ну как на иконах рисуют, понимаете?.. Ну я и подумал, что они как святые…

– А святые что, всегда в ореолах?

– Не знаю. Я в книжке читал.

– А что вы увидели на дне?

– Я – ничего, – сказал один.

– Я тоже ничего, – подтвердил другой.

– А я свет увидел. Я же говорю. Оранжевый.

Водолаз облизнул губы и поводил рыбьими глазами. Было видно, что он настроен на откровенность, готов рассказать все, ничего не скрывая, и толпа сразу придвинулась ближе, особенно девушки. Их всегда тянет к Чемальской ГЭС, они так и высматривали, где тут Леха, о котором ходят интересные слухи? Но Леха, сунув руки в резиновые перчатки, дрожал в душном и влажном машинном зале, вместо него выступали испуганные водолазы, тоже интересно. Туристы, а особенно журналист, рассчитывали на необычные новости. Может, хотели услышать про русалку. А что? В озере Лох-Несс водится неведомое чудовище, в Амазонке всяких чудовищ видели, даже в самом северном якутском улусе в озере Лабынкыр видели водоплавающего динозавра, а уж на Алтае! Ладно, пусть будет русалка. Принцесса Укока есть, пусть будет еще русалка. Не зря по обочине гравийной дороги со стороны Чемала шли к ГЭС низкорослые существа в футболках с элементами индийской экзотики. «Харе Кришна… Харе рама… Рама харе… Харе Кришна…» Один, голый по пояс, подыгрывал на баяне. Неясно, чего хотели. Их даже побить не успели: с воем подкатили милицейские машины и две грузовые фуры. Водолазные костюмы побросали в кузов, водолазов-неудачников и кришнаитов с баяном загнали в другую фуру, и вся процессия под завывание автомобильных сирен понеслась в сторону села.

– Мы Леху в психу не отдадим, – сказал один из механиков, они все-таки спустились в машинный зал. – Леха теперь светлый. Причастился к высшему.

– А вы что о высшем знаете? – с большим уважением спросил Алекс.

Механики посопели и отвечать на этот вопрос не стали. В машинном зале было влажно, лучилась лампочка Ильича – в углу, сама по себе, под ноги подтекала темная вода. Леха сидел на деревянном стуле. На бедрах плавки с кудрявыми вязочками (подарок какой-то девушки), голова наголо выбрита, плечи в лиловых татуировках. Леха мелко дрожал.

– Давно это с ним?

– Да уже часа два, не меньше.

– «Скорую» вызывали?

– Ему этого не надо.

– Почему?

– Если «скорая» приедет, его посадят.

– Как это посадят? За что? За просветление?

– Да нет… Тут ведь как… – мялись механики. – Мы Лехе доверяем… Когда приходят туристы, особенно девушки, позволяем водить одиночек в машинный зал… Не разрешается, но с Лехой можно… И шумно тут, хоть как кричи, – зачем-то добавил старший механик и отвел глаза в сторону.

Мы с Алексом переглянулись. Черный шкив, серебристые барабаны, чугунная литая станина, цветные провода, рев падающей воды, облупившиеся рамы, сладкий запах мазута – в такой обстановке от небритых щек Лехи туристки должны балдеть. «Г-2 включен». Красная кнопка, белый рубильник поднят. Наверное, Леха любил командовать. «Т-2». Белый рубильник в жестяном кожухе опущен. «Опасное электрическое поле. Без средств защиты проход воспрещен». Под взглядами Иосифа Сталина, Серго Орджоникидзе и Михаила Калинина девушки чувствовали себя беззащитными, особенно в литых калошах и резиновых перчатках. Может, все это действовало как противозачаточное? «К Лехе и сегодня одна туристка сюда спускалась, – деликатно намекнул один из механиков. – Чай мы потом вместе пьем».

Получалось, что Леха, как всегда, предложил туристке резиновые перчатки и калоши. Сами понимаете, высокое напряжение, мало ли. Техника безопасности в машинном зале на высоте, вот только кукушка орет в лесу третьи сутки, не остановится никак, и водолазы чокнулись. Девушка в машинный зал спустилась гордая, бедра и все такое. Пушистые волосы откинула за красивые плечи, в калоши маленькими ножками вступила, сучка, а вот от перчаток отказалась. Чудесный маникюр, пальчики длинные, сказала, неудобно при маникюре. И всем животом прижалась к металлическим поручням, так приятнее. А это металл, тут воду выбивает, вон как растекается, обескураженно кивали механики. Любовь… эпителий влажный… Мы туристку больше не видели, объяснил старший механик. И Леха не видел, он только вскрикнул, как раненая птица. Мы, значит, снаружи к окошку прижались, а Леха двумя руками сжимает одно место… ну сами понимаете… А в голове у него так темно, что он подумал – лампочка перегорела… Одно только спрашивал: «Где девушка? Где?» Он имя не успел спросить. А где девушка? Выпрыгнула из калош, может, в Катунь снесло.

– Ударило Леху, что ли?

– Еще как! Запомнит теперь.

– А нам один человек говорил, что после сильного удара током некоторые люди научаются быстро и точно считать.

– Эй, Леха, – обрадовался старший. – Мы тебя кассиром устроим. Хочешь?

Продолжая дрожать, Леха кивнул согласно.

– Сколько будет дважды два?

– Не знаю, – пошевелил Леха перчатками.

– Ну вот, – огорчились механики. – А вы говорите…

– Надо подождать. Может, другие таланты проявятся.

Оба механика посмотрели на плотно сжатые ноги Лехи:

– Был у него талант, а теперь уж и не знаем.

И указали на груду битых бутылок в углу:

– Видите?

– А что это?

– Это я преобразился, – произнес Леха.

То ли приходил в себя, то ли ему совсем плохо стало.

– А в том ящике, – указал Леха, – лифчики. Их много. Теперь все надо вернуть людям. Теперь только так.