Андрей Кокоулин - Начнём с воробышков? Страница 20

— Спасибо, я понял, — сказал Перфилов.

— Вы, собственно, не держите зла!

— Ни в коей мере! — уверил Перфилов соседа. — Извините, сплю на ходу.

— Да-да.

Перфилов закрыл дверь, снял плащ и прошлёпал в комнату.

Больше звонков не было, а если и были, то он не слышал — уснул. Сон был тревожен и сладок. Словно случилась авария, но ты чудом уцелел. Максимум — ободрал кожу.

Во вторник Перфилов долго сидел на скамейке у подъезда, сторожа появление Вовки.

Рядом с ним уместилась Леонида Матвеевна, избрав его благодарным слушателем последних, почерпнутых из телевизора сплетен. Перфилов узнал, кто из артистов с кем спит, кто из правительства больше всего наворовал, кто есть рыжий чёрт Чубайс и откуда к нам прилетают пришельцы. Слушал он рассеянно, но соседке большего и не надо было.

— Луна-то — искусственная, молодой человек! Да-а… И полая! Я, дура, и не знала, что она к нам всегда одним боком повёрнута. А вчера показывали, что с этой, с ночной-то стороны…

Поздоровался и прошёл в подъезд Вениамин Львович. Вскинув голову, обиженно и торопливо отстучала каблучками Лена.

— Извините, Леонида Матвеевна.

Перфилов поднялся и, якобы разминая ноги, пошёл к углу дома.

Шаг, другой. Кухонное окно, из которого умерщвлял насекомых Вовка, было всё также тёмно. Комнатное — плотно зашторено.

Где они там?

Перфилов остановился в метре от колеса прижавшегося к рябинке автомобиля и повернул обратно. Хоть с фонариком высматривай, подумалось ему. Прижимайся к стеклу и лови движение. Или они куда-нибудь по похоронам уехали? Могли ведь уехать… К родственникам Николая, к родителям.

Он почти прошёл мимо, когда сообразил, что за короткое время его прогулки кое-что изменилось.

Окно. В кухонном окне горела лампочка.

Перфилов отшагнул назад и остановился. В глубине кухни за столом сидел мужчина в мятой рубашке и хлебал из тарелки суп.

Мужчина был взъерошенный и небритый. Увидев застывшего напротив окна Перфилова, он приветственно вскинул руку. Перфилов вздрогнул и поспешил ретироваться.

В среду на подходе к дому его перехватил давешний участковый.

— Здравствуйте, Руслан Игоревич.

— Да, здравствуйте.

Они пошли рядом.

— Ваше?

Полицейский передал Перфилову чёрное пальто.

— Изъяли?

— Вероника Павловна передала.

— Да, наверное, моё.

Отряхнув короткую полу, Перфилов повесил пальто на сгиб руки.

— Вероника Павловна в воскресенье заявление на вас написала, — сказал участковый, — а вчера отозвала.

— По убийству?

— По совращению.

Перфилов остановился.

— И?

Полицейский пожал плечами.

— Я же говорю, отозвала.

— А Николай?

— Николай Полуяркий умер от кровоизлияния в мозг. Вот такие дела.

Перфилов вздохнул.

— Понятно. И у вас нет ко мне претензий.

— Нет.

— Значит, я могу разобрать арестантский набор?

Участковый посмотрел странно.

— Вы шутите или нет?

— Это я так, — сказал Перфилов. — Не знал, о чём думать.

— Мальчик о вас хорошо отзывался.

— Он — молодец.

Полицейский проводил его до подъезда.

— А мой уже взрослый, — поделился он. — Одни девчонки на уме.

— До свидания, — сказал Перфилов.

— Будьте здоровы, Руслан Игоревич.

В четверг Вовка тоже ни разу не показался во дворе.

Перфилов подумал: не случилось ли чего? И этот мужик на кухне… Странный мужик, так по-свойски ел. Или это Вера нового завела?

Ну не умер же Вовка!

Это бы сразу… Это не спрячешь. Заперли его, наверное.

Вечером Перфилов несколько раз включал телевизор, ловя на местных каналах сводки дневных происшествий. По городу произошло несколько автомобильных аварий и пожар в зоне гаражей на улице Индустриальной. Также случились две драки. Одна у женского общежития текстильного комбината, другая — у кафе "Медуза".

Ни про массовый мор жуков или мух, ни про пикирующих с неба мёртвых птиц в выпусках не сообщалось.

Это было хорошо.

Перфилов сварил себе сосисок, но съел только одну.

Реальность казалась зыбкой, в душе наметилось какое-то коловращение, беспокойство отдало в ноги, заставляя мерить квартиру шагами. Три — до окна, два — к дивану, пять — на кухню, ещё один — к плите, три — в коридор.

Блин, Вовка, дай знать-то!

Ты злишься? Ты не злишься? Ты обуздал свой дар?

Ну же, Вовка! — чуть не вслух крикнул Перфилов, наматывая шестой или седьмой круг по комнате, и словно в ответ на его желание в дверь несмело шлёпнули ладонью.

И раз, и два.

Вовка!

Перфилов выскочил в прихожую.

— Вовка!

Но за дверью оказался не он.

На площадке, пряча руки за спину, стояла Лена.

— Здравствуйте, Руслан.

— Здравствуйте, — со вздохом сказал Перфилов.

— Я к вам.

— Я вижу.

Лена покусала губу. На ней были юбка, кофта и шарф, длинный, вязаный, несколько раз обёрнутый вокруг горла.

— Вы простите меня, пожалуйста, — в её голосе прозвенела боль. — Я понимаю, что наше знакомство совсем не удалось.

Вид у неё был убитый.

Перфилов, наверное, мог бы сказать, что вовсе не нуждается ни в извинениях, ни в продолжении знакомства, но неожиданно понял, что не хочет, чтобы женщина повернулась и опечаленным человечком спустилась на два этажа в свою плохо отремонтированную съёмную квартиру.

И вообще — злости не было. Совсем.

— Не извиняйтесь, Лена, — улыбнулся он. — Мы просто очень разные.

— Угу, — Лена шмыгнула носом.

— Простыли?

Женщина подняла на него слезящиеся глаза.

— Так, немного.

— Я думал, это Вовка, — сказал Перфилов.

— А тут я, — виновато сказала Лена. — А Вова уехал.

— Что?

Мир качнулся, и Перфилов ухватился за косяк.

— Уехал. Сегодня днём.

— Как уехал? Куда?

— Не знаю. Они втроём уехали в автомобиле.

Перфилов мотнул головой.

— Почему втроём?

— К нему отец приехал, — сказала Лена. — Вы не знали?

— Нет, совершенно.

— Вова прыгал от радости. Наверное, отец их и увёз. К себе.

— Да, Вовка мечтал об этом.

— И Вероника Павловна изменилась.

— Это хорошо, — сказал Перфилов.

— Вова просил передать вам, что он знает, на что теперь злиться. Только злиться ему хочется всё меньше.

Перфилов рассмеялся, чувствуя, как предательски щиплет глаза.

— Да, мы об этом много говорили.

— Он сказал, чтоб вы не думали умирать.

— Мне уже и не хочется.

— И ещё… — Ленина рука вынырнула из-за спины. — Это от него вам.

— Мне?

Перфилов принял подарок.

Это была та самая картонная коробка из-под лампочки, в которую он положил для захоронения мёртвого воробья.

— Зачем это он…

Перфилов вздрогнул, когда в коробке что-то пошевелилось, шурша о стенки. Неужели? Нет, как это возможно? Или Вовка разозлился на саму смерть?

— Эй, — шепнул он, наклоняясь.

Из коробки чирикнуло.

— Что там? — спросила Лена.

Ах, что это там? Там тако-ое!

— Побежали? — посмотрел на неё Перфилов и первым, в тапочках, устремился вниз по ступенькам.

Мальчишка! Тридцать девять лет.

— Куда? — нагнал его голос Лены.

— Я покажу вам чудо, — сказал Перфилов.

Он выбежал из подъезда под жёлтый свет фонаря. Смугло-фиолетовый вечер обнимал дома. Темнели деревья. Где-то голосила сигнализация. Пахло травой и жизнью.

— Вы что… Какое чудо? — Лена, подоспев, поймала Перфилова за рукав.

— Смотрите, — сказал он и открыл коробку.

Серо-коричневая тень выпорхнула оттуда и, чирикая, взвилась в небо. Перфилов задрал голову. Ему казалось, душа его, наполняясь лёгкостью и счастьем, взлетела вверх.

Пари, душа!

— Эгей! — закричал Перфилов, весело думая, что Вениамин Львович сейчас ловит исключительно положительные вибрации.

— Это что, воробей? — спросила Лена.

— Живой, Лена, живой! Генерал Вовкиного войска — живой!

— Ничего не понимаю.

— Он был мёртвый. А теперь — живой!

Перфилов посмотрел на Лену с кольцами шарфа на шее и со смехом её обнял.

— Ну что, начнём с воробышков? — прошептал он.

— Не знаю, — сказала Лена.

И были чудеса.

© Copyright Кокоулин А. А. ([email protected])