Владимир Бойков - Призраки коммунизма Страница 20

— Но торговаться они умеют, — засмеялся Культя.

— Да уж, умеют, — согласился Сява. — Это точно. Только и мы молодцы. Ну, нисколько не продешевили. Я, признаться, и за меньшее количество штук согласен был уступить, но ты так ловко раскритиковал их тыквочки…

— А ты здорово расхваливал нашего мертвяка. Мол, и крупный он, и тяжёлый, и такой аппетитный. У меня с голодухи аж слюнки потекли. Я чуть было не куснул, так ты его красиво расписывал.

— Ха-ха.

— А тебя мы кормим за то, чтобы ты от нас отвязалась, — крикнул разошедшийся Культя Проне.

Девица хрюкнула, поперхнулась, семечки брызнули у неё через нос.

— Да пофли фы фсе ф фопу, — прошамкала Проня, вгрызаясь в корку. — Фы только дфочить мастефа.

— А может быть, прямо сейчас пойдём на рынок? Сдадим Кал, отоваримся. — Культя мечтательно закатил глаза. — Дорогу в город нам указали…

— Какой такой сейчас Кал? — возразил Сява. — Откуда? Столько дней не ели. На рынок завтра пойдём. Кал как раз и созреет. Что нам на рынке без Кала делать? Кому мы там без нашего говна нужны? В нас если что и есть ценного, так это наши фекалии, говоря научно.

— А способности? — не согласился Культя.

— Способности наши нужны только лично нам, а не им. Не колхозникам, во всяком случае. У колхозников от наших способностей башка каждый день трещит.

Проня дожевала последнюю корку, собрала семечки в тряпицу, рыгнула, пошмыгала носом.

— Фто-то ноф не фунфыклирует, — пожаловалась она самой себе.

— Ну что, в путь? — сказал Сява. — Подойдем поближе к городу, переночуем, а утром — на рынок.

Все встали. Проня, проходя мимо Культи, зажала пальцем одну ноздрю, вдохнула поглубже, натужилась… Фонтан соплей, мякоти и семечек окатил критика с головы до ног.

— Совсем сладкий стал, — удовлетворенно хмыкнула девица и, гордо заколыхав задницей, зашагала впереди всех.

— Хочешь, я тебя оближу? — предложил Сява.

Под вечер появились первые признаки обитания человека. Останки ржавых механизмов торчали из земли. Кучи бетона с истлевающими металлоконструкциями возвышались на месте былых построек. Кирпич, произведённый по встречным планам и повышенным обязательствам, к тому же с досрочным их выполнением к какой-нибудь очередной Красной дате, уже почти разложился, и в местах его применения бугрились рыжевато-красные россыпи. Природа поглощала остатки развитого социализма, превращая в тлен его недоброкачественные продукты. Недееспособная система пожрала саму себя, рухнув под натиском производимого брака, разрушение которого приняло в определенный момент характер цепной реакции.

— Идите все сюда, — позвала Вася. — Здесь такая ямка уютная. И земля мягкая. Самое место для ночлега.

— Не буду я в одной ямке с Проней спать, — заявил Культя. Он побегал вокруг и нашёл лаз в развалинах старого дома.

— Иди ко мне, — позвал он попрошайку.

— Боюсь я в грибах спать, — откликнулся Сява. — Что-нибудь оторвётся да и задавит.

— Так тут всё, что могло, уже отвалилось.

— Жёстко там.

— А мы травки подстелем.

— Нет уж, давай вот здесь. — Попрошайка потопал ногами возле заросшей сорняками железной громадины.

— Ну, давай.

— Глядите, что это? — Вася указала на небо.

— Вороны! — удивлённо выговорил Кнут.

— Какие такие вороны? — не поверил Сява. — Они же летать не умеют.

— А похожи, — заметил Культя, — только маленькие чего-то.

Птицы покружились ещё немного, и вся стая улетела в сторону юга.

— Наверное, это капиталистические вороны, — предположил Сява. — Голодные они поди, вот и летают ещё.

— Да, — поддержал попрошайку Культя. — Наши жирные, откормленные, им не то что летать, ходить лень…

Культя вскочил среди ночи.

— Ой, не могу, — стонал он.

— Что с тобой? — встревожился Сява.

— Ой, беда. Терпеть не могу. Сейчас Кал сброшу.

— Вот незадача, — посочувствовал попрошайка с тихим злорадством в голосе.

Культя отбежал в сторонку, спустил штаны и, заскулив от горя и облегчения, опустошил кишечник на большой плоский камень. Потом долго смотрел на кучу, сокрушённо качая головой.

— Ай-я-яй! Как же это я так? Что же я завтра на рынке делать буду?

— Да, влип ты, товарищ, — сказал Сява. — Потащишь теперь в руках свое богатство.

Критик повздыхал, потом улёгся. Но заснуть боялся.

— Ну что ты всё крутишься? — не выдержал Сява через некоторое время.

— Волнуюсь я. Не спёр бы кто.

— Ну, сядь тогда и сторожи.

— Спать хочется.

— Тогда спи. Нет тут никого, кроме нас.

Задремали.

— Что это? — забеспокоился Культя.

— Что ещё?..

— Да гудит что-то, — критик приподнялся. Вскочил, замахал руками. — Мухи чёртовы. Сожрут ведь всё.

Некоторое время Культя сидел перед своей кучей, отгоняя голодных насекомых. Потом вспомнил про таз. Нащупал его в темноте, аккуратно накрыл кучку, застелив дырявое дно рубахой.

— Вот вам и таз, — сказал сам себе Культя.

Утром вокруг не выспавшегося от бдения и забот по охране своих сокровищ Культи собрались все товарищи коммунисты. Стали давать дельные советы:

— В руках пусть несёт, — сказал Сява. — Не такой уж этот Кал и противный.

— Раструсится много, — не одобрил совет Кнут.

— Можно было бы в тазу донести, — догадалась Вася.

— Таз-то дырявый.

— Так на ободке.

— Можно было бы, да раструсится.

— Да уж. Это от тыквочек такой жидковатый бывает. От мясной пищи, Кал добротный, густой, толстый, — высказался Сява с уверенностью знатока.

— Высушить его надо, — посоветовал вырубала. — Сухое легко донести. Хоть в руке, хоть в кармане.

— Ждать долго. По-о-ка он высохнет, — капризничал Культя. — Да и убудет много. Докажи им потом, что это полная порция.

— Ну и сиди тут со своим говном, — сказал Кнут. — Соображай.

— Кумекай, — поддакнул Сява. — Додумывайся. А мы пойдём…

Культя растерянно смотрел вслед уходящим товарищам. Потом быстро стянул рубаху, перекидал всё в неё, свернул узелком.

— Давно бы так, — порадовался Сява.

— Башковитый, — похвалил критика вырубала.

— Хочешь я понесу? — услужливо предложила Проня.

— Ишь чего захотела! — вознегодовал Культя. — Тебе доверься, потом всю жизнь жалеть будешь.

На городском рынке, вопреки ожиданиям, с продуктами оказалось, мягко говоря, не густо. Несколько типов, в огромных брезентовых кепках, торговали камешками и колючей травой. У остальных на прилавках лежала ореховая скорлупа.

— И это можно есть? — удивился критик.

— Зачем есть, дарагой. Ты лучше панюхай, как пахнет!

— Не понимаю. Где тыквочки, где картошки? Я должен покритиковать ваши продукты, чтобы вы боролись за повышение их питательных и вкусовых свойств, а у вас, нате — одна скорлупа.

— Да ты её критикуй, критикуй, дарагой, но только она всё равно хорошо пахнет.

— Да зачем мне ваша скорлупа? Я что зря свой Кал сюда тащил, зря рубаху мазал?

— Зачем кричишь, дарагой? Зачем привередничаешь? Зачем нам твой Кал? У нас своего девать некуда. У меня три бабы в норке живут. Две блондинки и один — брюнетка. Жрут за семерых. Кала от них столько, что уже весь колхоз завалили. У нас на этом Кале опарыши с палец толщиной вырастают. А вот скорлупу девать некуда. Ты её покритикуй, а я с тобой расплачусь. Будешь нюхать, меня вспоминать, родню мою вспоминать, город наш вспоминать… Красносоп-сон-сор-цлвск. Вот, падла, никак не выговорить!

— Что ты мне зубы заговариваешь?! — взвился Культя. — Нет тыквочек, нет картошек — опарышей давай, раз они у вас жирные. Надо, кстати, на них ещё взглянуть, какие они жирные. Оценить, таковы ли они на самом деле.

— Опарышей мы на Партвзносы сдаём. Их в Хремль отвозят, а вот скорлупу…

— Звезды на вас нет! — вскричал Культя. — Где ваш Секретарь Парткома?

Кнут уже закатывал рукав. Сява стоял ошеломлённый и не соображал, что делать. Выпрашивать тут было нечего. Проня охотно демонстрировала сиськи чернявому с огромными ушами колхознику. Тот сиськи потрогал, но в расчет предложил всё ту же скорлупу, только покрупнее. Проня подавила кулаком скорлупки и стала расшатывать прилавок.

— Безобразие! — возмутился ушастый. — Труженики полей и огородов не могут спокойно работать! Заявляются тут бродяги всякие…

Кулак Кнута пришёлся чернявому прямо в глаз.

— Раз, — сосчитал Кнут. Плюнул и опять замахнулся.

На рынке гортанно загалдели. Из-за прилавков высыпали юркие сытые колхозники и быстро окружили пятерых путников.

— В Партком их! — раздавалось со всех сторон. — В Партком!

— В Партком! — закричали Кнут, Культя, Сява, Вася и Проня.

13