Песах Амнуэль - Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2 Страница 21

Часть вторая. Зман-патрульный

ИНСПЕКТОР ВРЕМЕНИ

Машина времени — гойское изобретение, я это заявляю вам с полной ответственностью. И неважно, что фамилия изобретателя Мендельсон, зовут его Шимон, и живет он в Бней-Браке на улице Жаботинского. Настоящий еврей не станет изобретать ничего, что может пойти во вред народу, а бед от путешествий во времени можно ожидать не меньших, чем от газовых камер, можете мне поверить. Если раньше террорист-смертник отправлялся к своим мусульманским гуриям, взрываясь посреди улицы Бен-Иегуды, то после того, как господин Мендельсон опубликовал в 2043 году чертежи своей машины в престижном журнале «Природа», каждый противник Соединенных Штатов Израиля норовит заполучить машину времени и отправиться на ней в 1948 год, чтобы убить Бен-Гуриона прежде, чем тот зачитает текст Декларации независимости. Или того лучше — поехать в 1592 год и пустить ко дну все корабли, на которых евреи убегали из гостеприимной Испании. Помню, одного террориста сняли с машины, когда он уже набрал на пульте год разрушения Второго храма; как потом показало следствие, бедняга хотел разобраться с евреями, покидавшими Иудею. Впрочем, о чем это я говорю? Вам, конечно, исторические факты хорошо известны, как и судьбы тех фанатиков, которые пытались эти факты переиначить. Из чего, конечно, не следует, что машины времени безопасны, отнюдь нет: если бы не полицейские времени или, как их называют, зманавники, еврейское население земного шара составляло бы сейчас куда меньшее число, чем на самом деле. Несколько лет я сам прослужил в патруле, о чем не стал распространяться перед депутатом Корешем по естественной причине: служба эта секретная, а депутаты кнессета, как известно, народ, на язык весьма невоздержанный. Вполне может вскочить во время выступления какого-нибудь представителя арабского меньшинства и завопить на весь зал: — Иона Шекет таких, как вы, ловил еще полтысячелетия назад! Это была бы истинная правда, но на публикацию подобных сведений пока еще не снят цензурный запрет. Смысла в этом, на мой взгляд, нет никакого, потому что каждый израильтянин знает, кто такие зманавники, чем они занимаются, и насколько рискованное у них занятие. Я прослужил в полиции времени всего ничего — лет сорок. Я имею в виду независимые годы, проведенные мной в иных эпохах. В своем времени я получил, между тем, всего три месячных зарплаты, после чего был уволен в запас из-за неполного служебного соответствия. Каково? С одной стороны, начальство было право: в нашем времени прошло всего три месяца, за них мне и заплатили. Время, проведенное в иных временах (пусть меня простят за этот странный литературный оборот), в зачет не шло, именно это меня и возмутило. Вы думаете, Гистадрут за меня вступился? Ничуть не бывало, мне сказали, что я сорок лет не платил членские взносы и потому они не намерены защищать мои интересы. Но я хочу рассказать не о своей тяжбе с конторой (это особая история) и не о первых своих операциях (о них и вспоминать не стоит), а о том, как на третьем месяце (а вернее — на тридцать третьем году) службы я спас-таки еврейский народ от полного уничтожения. За что, кстати, получил выговор и понижение в должности, поскольку, выполняя задание, нарушил какую-то директиву, о существовании которой узнал только после возвращения. Но — по порядку, если, конечно, в патрулировании времени есть хоть какой-нибудь порядок… Я сидел в машине и скучал, изредка поглядывая на экраны и в иллюминатор кабины. Экраны показывали, что все идет в штатном режиме, а в иллюминатор я видел большой восточный базар, где арабы торговались друг с другом так, будто от цены товара зависело, наступит ли нынче вечером конец света. Звук я отключил, иначе не мог бы сосредоточиться, а возможно, просто оглох бы от истерических воплей. Меня начало клонить в сон, и я собрался немного нарушить инструкцию: отыскать в эфире времени станцию «Волны Израиля» и послушать новую песню Златы Гамаль. Я протянул руку к пульту и неожиданно увидел, как свет одной из контрольных лампочек сменился с зеленого на желтый, а затем сразу на красный. Это означало, что где-то поблизости может произойти разрыв временной линии, опасный для еврейского народа. Нужно было приступать к действиям, а я понятия не имел — к каким именно. Базар здесь был как базар — в Дамаске девятого века я видывал и поинтереснее. Но нужно было срочно принимать какие-то меры, и я выбрался из кабины. Время, закапсулированное в салоне машины, распрямилось, и я почувствовал гнет лет — я стал стариком, на мне был балахон бедуина, я и был бедуином в этой эпохе. Я оглянулся и, естественно, не увидел своей машины: полог времени надежно скрывал ее от любопытных взоров. Стало беспокойно, мне не нравится, когда я не вижу пути к отступлению. Но беспокойство на этот раз было еще и иного рода: на базаре находился человек, который был способен уничтожить еврейский народ и собирался сделать это. Кто? И главное — как? Я огляделся и не увидел ничего примечательного. Базар как базар, люди как люди. Коллегу-зманавника я смог бы выделить по взгляду, но коллег моих здесь быть не могло, я был на дежурстве один. И все же… Я ощутил на себе чей-то пристальный взгляд, это был взгляд чужака. В следующее мгновение наши взгляды скрестились, и мне на миг стало дурно. На меня смотрел трехглазый паук ростом с годовалого теленка. В следующее мгновение паук понял, что раскрыт, и мгновенно вернулся в облик, в котором находился в этой эпохе: стал молодым арабом, торгующим пряностями. Звали его Махмуд, приехал он из Медины — такой, во всяком случае, была его легенда, которой он придерживался вот уже три местных года. Конечно, этой легендой он мог кормить кого угодно, только не опытного зманавника, каким был я в те годы. Мне не понадобились особые мысленные усилия, чтобы понять: передо мной наемник с планеты Варакан-4, нанятый аргентинскими мусульманскими фанатиками в 2065 году (через год после того, как мы с депутатом Корешем пили коку в буфете кнессета) для того, чтобы уничтожить еврейскую нацию. Мне стало интересно: каким образом этот господин мог осуществить свое намерение, продавая пряности на базаре в Мекке XIII века Новой эры? Я подошел к разложенным на коврике сосудам с пряностями, резкие запахи ударили мне в ноздри, но я сдержался и сумел не расчихаться в самый, можно сказать, разгар боевой операции. — Господин, — сказал я на чистейшем вараканском наречии, — вам придется пройти со мной для выяснения личности. Молодой араб скосил в мою сторону глаз (он, конечно, понял, что разоблачен, но не подал виду) и процедил сквозь зубы: — Отвали, эти замечательные пряности тебе все равно не по карману. — Ну-ка пройдемте, — потребовал я и протянул руку, чтобы схватить негодяя за шестую лапу, которую он маскировал под миску с чечевичной похлебкой. Араб-вараканец вывернулся, опрокинул несколько сосудов, завопил «Держи неверного!», но, вместо того, чтобы держать, пустился наутек. При этом он немного ослабил свою телепатическую хватку, для всех он по-прежнему оставался молодым арабом, но я прекрасно видел паука, перебиравшего мохнатыми лапами. Я скрутил его в ближайшем переулке. Главное ведь было — не позволить ему добраться до своего транспорта, иначе пришлось бы гоняться за негодяем по всем временам, а я очень не люблю эти занятия, после них всегда выпадает из памяти, а бывает и из жизни, какая-нибудь неделя или даже месяц. Как-то во время погони я начисто потерял целый год, но не о том сейчас речь. Вы пробовали двумя руками скрутить паука ростом с теленка, у которого восемь мохнатых лап и все на затылке? В какое-то мгновение мне показалось, что пленником стал я сам, сейчас меня отправят в контейнере на Варакан, и я не смогу рассказать свою историю не только депутату Корешу, но даже собственному начальству, ожидающему меня с дежурства. Однако я сосредоточился (не столько физически, сколько мысленно), в руке моей оказалось лассо времени, штатное оружие израильского зманавника, и я набросил его на паука-вараканца. Тут все и закончилось — я имею в виду, конечно, процедуру захвата, потому что теперь предстояло еще разобраться в намерениях этого типа и главное выявить заказчиков, а это в нашей профессии сложнее всего. Я оставил пауку две свободные лапы, иначе мне пришлось бы нести его на руках. В кабине, куда вараканец влез с трудом, я сразу приступил к допросу. — Тип машины, — потребовал я, — гараж, страховка. Кто будет платить за обратную доставку? Это самый верный способ узнать адрес и время заказчика. Вараканец мог бы и промолчать, но мой взгляд убедил его в том, что молчание ему даром не пройдет. Он был профессионалом, он узнал профессионала во мне и не стал сопротивляться больше, чем требовала профессиональная честь. — Заплатит Аргентинская джамахирия, — с презрением сказал он. — В какому году? — В две тысячи девяносто третьем… Ну, подумал я, время еще есть. Я могу вернуться в своей 2065 год и заканчивать допрос в более удобных условиях. Что я и сделал, нажав на пульте несколько кнопок. — Цель диверсии, — сказал я, когда все еще спеленутый пленник оказался в кресле для первичных допросов инопланетных агентов. — Полное и окончательное решение еврейского вопроса, — отчеканил вараканец. — Ох-хо-хо, — вздохнул я. — И как же Аргентинская джамахирия собиралась этот вопрос решить? — Очень просто, — оживился вараканец, дорвавшись до редкой возможности поделиться профессиональным секретом с профессионалом. — Я должен был обнаружить настоящую еврейскую девушку. Понимаете? Такую, у которой в роду все были евреями до самого древнего колена, какое удастся выявить. Я должен был ее обнаружить и жениться на ней. — Ну и что? — удивился я. — Как этот брак помог бы вам выполнить задание? — Очень просто, — повторил вараканец, дернув связанными щупальцами, я забираю жену в машину и отправляюсь с ней во времена ваших праотцев. Там мы живем некоторое время в полном согласии, а потом я исчезаю, а женщина остается со всеми рожденными от меня детьми, которых она и все окружающие считают евреями. На самом же деле вараканской крови в них куда больше, и ее дети женятся и выходят замуж за других евреев, и лавина нарастает, и через несколько поколений вараканская кровь уже неотличима от еврейской, и на Земле живут уже не евреи, а вараканцы… — Да-да, я понял, — сказал я и, сделав отметку в протоколе, отослал преступника в камеру времени, висевшую где-то между VIII и IX веками. Когда негодяй скрылся с моих глаз, я доложил начальству об окончании дежурства и добавил от себя: — По-моему, эта попытка была обречена на неудачу. — Конечно, — согласился со мной майор Липский, в отделении которого я в те годы проходил службу. — Вы его вовремя схватили, Шекет, хорошая работа. — Я не о том, — отмахнулся я. — Полагаю, господин майор, что если не этому агенту, так другому все же удалось жениться на еврейской девушке и выполнить угрозу. — О чем вы говорите, Шекет? — удивился майор. — Вы хотите сказать, что в нас с вами течет вараканская кровь? — В нас с вами — нет, — решительно заявил я. — Но в каждой еврейской женщине — вполне возможно. Ибо щупальца, которыми они опутывают нас, мужчин… — Я вас понял, не продолжайте, — быстро сказал майор, вспомнив, видимо, свою супругу, в щупальцах которой он находился, насколько мне было известно, уже добрых четверть века. — Информацию о захвате вараканца объявляю секретной по нулевой категории, ясно? — Так точно, — вздохнул я. Никогда не знаешь, как начальство отреагирует на шутку. Конечно, операция джамахирии была обречена на провал, но по совершенно иной причине. Хотел бы я посмотреть на настоящую еврейскую девушку, которая не сумеет распознать вараканца или любого иного гоя, как бы он ни маскировался. У девушек на этот счет чутье, заложенное в генах и тренированное веками, поскольку — это ведь изучают на курсах молодого патрульного времени — праотец Авраам и праматерь Рахель тоже служили в патруле и оказались в глубине веков потому, что правительство Соединенных Штатов Израиля решило в 2045 году раз и навсегда обезопасить еврейский народ от проникновения чужеродного влияния.