Михаил Елизаров - Библиотекарь Страница 22

— А вы не жалобитесь, товарищ Селиванова, — сказал Терешников, — вся страна плохо живет! У покойного Вязинцева было жилье. Вот его продайте…

Меня осенила дикая мысль, что весь этот фарс с доброй сотней актеров разыгран, чтобы забрать мою квартиру.

— Денис, — зашептал я Луцису, — скажи Маргарите Тихоновне, что я согласен!

— Алексей?! — он изумленно посмотрел на меня. — О чем ты?

— Нам не нужны деньги! — с достоинством отказался Марченко. — Единственное, что может нас устроить, — это роспуск широнинской читальни. А в качестве компенсации за смерть наших читателей мы требуем Книгу Памяти.

— Вот тебе, падла! — Тимофей Степанович сплел кукиш, для смачности украсив его символичным плевком. — Выкуси!

— Лучше и не скажешь, — Маргарита Тихоновна удовлетворенно кивнула. — Выкусите, товарищ Марченко!

— Все слышали?! — яростно спросил Марченко. — Вам это так не сойдет! Товарищ Терешников, наша читальня требует сатисфакции!

— Вы ее получите, не сомневайтесь! — ответила Маргарита Тихоновна.

Приглашенные лагудовские наблюдатели одновременно поднялись с мест и потянулись к выходу.

Терешников кашлянул:

— Я не приверженец силовых решений, но если не остается другого выхода… В конце концов, мое дело маленькое… Благодарю за внимание и участие, собрание окончено. Время и место сатисфакции будет дополнительно оговорено. Лимит стандартный — по сорок человек с каждой стороны. Проигравшая читальня будет распущена, а Книга отойдет Совету библиотек. Я знаю, мнения в регионе разделились. Тех, кто пожелает поддержать читальни в споре, прошу подготовить заявки и подать к завтрашнему дню. Всех участников проинформируют наши секунданты… Что еще? Мне нужны подписи библиотекарей. Маргарита Тихоновна, вы еще исполняющая обязанности? Или молодой человек рядом с вами? Как это называется, преемственность поколений, да? Младший Вязинцев теперь ваш библиотекарь?

— Пока нет, но, думаю, скоро станет.

— Документы на него заполните и пришлите, теперь с этим очень серьезно… — Терешников чуть поклонился и перешел к Марченко.

Нас обступили соседи.

— Ну как, широнинцы? — спрашивал Буркин. — Справитесь?

— А что делать, Василий Андреевич? — бодро ответил Луцис. — Читальня у нас гвардейская!

— Не впервой! — добавил Тимофей Степанович.

— Поможем, чем сможем, — сказала Симонян. — Уже есть пять добровольцев. И это не все. Приятная новость — с ними будет еще Гаршенин.

— Спасибо, Жанночка Григорьевна, спасибо, родная, мы не сомневались в вашей солидарности, — благодарно обняла ее Маргарита Тихоновна. — Дорог каждый боец. А Дмитрий Олегович — вообще Илья Муромец, раз взмахнет — улица, другой — переулочек.

Буркин просиял маршальским лицом:

— Гаршенин? Как он себя чувствует?

— Прекрасно. Кости срослись, рука восстановилась полностью. Утверждает, даже лучше стала…

Буркин указал на меня:

— А он?

— Думаю, с нами пойдет, — ответила Маргарита Тихоновна. — Да, Алексей? Вы же с нами?

Я почему-то предположил, что меня вдруг могут, словно вещь, предать кому-то еще, может, этому Буркину.

— С вами, Маргарита Тихоновна, — осторожно сказал я.

Буркин вздохнул:

— Маргарита Тихоновна, не забывайте, от Марченко выйдут настоящие сорок разбойников… Алексей, он совсем не опытен, едва Книгу прочел…

— Алексей не читал Книгу. Он вообще ничего не знает, — тихо сказала Маргарита Тихоновна.

Буркин оторопел:

— Позвольте… Тогда какого черта вы его вообще сюда привели?!

Он отвел Маргариту Тихоновну и принялся что-то жарко доказывать ей.

Долетали лоскутья разговора. «… Не захочет, и я пойму его…», — говорил Буркин. Маргарита Тихоновна возражала: «…в него верю…»

Буркин повысил тон:

— А я вам скажу, что случится! После разрешения конфликта, даже если все хорошо для вас сложится…

— Ну, спасибо, Василий Андреевич! Большое спасибо! За моральную поддержку! — вскипела Маргарита Тихоновна. — Очень своевременно! Чего же вы нам помогаете, если сомневаетесь в успехе?

— Во-первых, я ваш друг, поэтому и помогаю… Но я еще и реалист! Дай нам бог отделаться малой кровью! Помяните мое слово, вам за беглого Шапиро впаяют взыскание «А», Совет посчитает убытки за сокрытие, потом ваш Вязинцев… — он посмотрел на меня. — Вы извините, я от чистого сердца… Вязинцев как нормальный гражданский человек побежит в милицию, и это будет второе «А», чтобы с избытком хватило! И все, и читальни нет!

— Во-о-о-т оно что, — насмешливо протянула Маргарита Тихоновна. — При всем уважении к вам, Василий Андреевич, библиотекарь вы прекрасный, а психолог никудышный…

— Неужели вы сами не понимаете, что натворили?! Это же нехорошо, нечестно. Против воли! Вы впутали совершенно постороннего человека… Как теперь расхлебаете?

— Он — не посторонний, — с чувством сказала Маргарита Тихоновна. — Он — племянник Максима Даниловича…

— Сдаюсь, — с досадой капитулировал Буркин, — время покажет… — Глянул на часы. — И у нас его осталось чуть больше суток. Мы вам позвоним, Маргарита Тихоновна.

— До скорого, Василий Андреевич.

Цех постепенно опустел. Кто-то из наблюдателей взял у Пал Палыча ключи от «жигулей» Колесова.

— Терешников решил: тем троим вроде аварию будут имитировать. В ста километрах, за Урмутом, — пояснил Пал Палыч.

Простилась с нами Симонян, напоследок еще раз пообещавшая помощь своего хваленого Муромца Гаршенина.

На минуту подошел невысокий и хроменький человек по фамилии Латохин, библиотекарь колонтайской читальни. Он сказал, что пришлет не меньше десятка бойцов. Видимо, это одолжение носило официальный характер, и Маргарита Тихоновна подписала ему какой-то документ.

— А сами не появитесь? — спросил Луцис.

— Увы, — ответил Латохин, похлопав себя по больной ноге. — Здоровье не позволяет. Отвоевался я, товарищ Луцис, — и, спрятав бумагу в красную пластиковую папку, простился, ухромал сам и увел своих людей.

Первым подвел итог Игорь Валерьевич Кручина:

— Ну что, братцы, не так уж все и плохо. Нас восемнадцать, плюс десять колонтайских, шестерых дает Симонян и предположительно столько же Буркин. Живем, Маргарита Тихоновна! — и стукнул крепким кулаком себя по ладони.

В цеху погасили свет, кто-то крикнул: «Широнинцы, собрание окончено, закругляйтесь, мы уже закрываем! На улице договорите!». Заскрипела, наплывая чернотой, стальная дверь, перекрыла половину входа. Рабочий забил в бетонный пол массивный стержень шпингалета.

Мы вышли во двор. Ларионов и Оглоблин спохватились, что машина со вчерашнего не вымыта, сразу побежали за тряпками и ведрами. Через минуту к ним присоединились Таня, Саша Сухарев, Пал Палыч, Луцис и Игорь Валерьевич.

Тимофей Степанович и четверо Возгляковых сказали, что им еще нужно успеть на электричку, и попрощались до завтра.

Я остался наедине с Маргаритой Тихоновной. Несколько минут мы смотрели на возню возле «рафа»: Луцис, закатав рукава, отжимал в ведре тряпку, Пал Палыч возился в салоне, Таня и Саша мыли резиновые коврики, а Игорь Валерьевич просил у рабочего немного технического спирта.

Маргарита Тихоновна вдруг произнесла:

— Буркин, разумеется, во многом был прав. Приношу мои извинения за все то, что вам довелось за эти два дня пережить…

От жалости к себе защипало глаза. Я шепотом взмолился:

— Маргарита Тихоновна, я ведь никому ничего, клянусь, только отпустите меня, пожалуйста! Какая милиция? А квартиру забирайте себе, я хочу домой. Прошу вас! Отец тяжело болеет, и мать тоже болеет, на пенсии… Я… э-э-э… единственный сын, — безнадежно и глупо соврал я.

Маргарита Тихоновна усмехнулась:

— Даже странно… Разве может крепкий здоровый парень так бояться? Пожалуй, если бы я сейчас рыкнула, вы упали бы в обморок. Бедный вы мой… На самом деле, никто вас не собирался втягивать… — Она чуть помолчала: — Вы, в принципе, хорошо вели себя, без истерики… И вы действительно очень похожи внешне на Максима Даниловича, и ребята вас уже… ну полюбили что ли, поверили, как в хорошее предзнаменование. Конечно же, я отпущу вас…

— Спасибо, спасибо, — благодарно зашептал я.

— Но у меня две просьбы… Алексей, завтра нам предстоит очень тяжелая работа, и ваше присутствие морально поддержит ребят… Ну, как знамя. А потом — на все четыре стороны. Хорошо?

— Разумеется, Маргарита Тихоновна, — с готовностью согласился я.

Она задумалась и неожиданно спросила:

— Алексей, вы верите в Бога? Только отвечайте честно, без пафоса и ерничества.

— Наверное, верю, — сказал я.

— В церковь ходите? — уточняла Маргарита Тихоновна. — Исповедуетесь, причащаетесь?

Я не понимал, куда она клонит, отвечал осторожно, чтобы не спугнуть ее разрешение на побег: