Альфредо Бонанно - На ножах со всем существующим Страница 22

Всё это не праздные вопросы. Мы не рассуждаем здесь о сексуальности ангелов, но о самых основополагающих вещах.

Если структура действительно против всех институций (то есть является подлинно анархистской), она не может вступать в переговоры ни с одной из них. Если же это происходит, она перестаёт быть «против», то есть не является более революционной и анархистской.

То же касается всего движения «самоорганизации».

Мы должны спросить себя: на чём основывается это движение?

Ответ будет таким: оно основывается на политическом феномене, который становится очевиднее с каждым днём. Власть нуждается не только в униженных и подавленных слугах. Ей нужны также люди, считающие себя свободными, а на самом деле бессознательно (или осознанно) принимающие правила, диктуемые господст­вующей игрой.

Подумайте о той роли, которую играют сегодня добровольные организации. Они претендуют на критику общества, но на самом деле находятся в согласии с институциями, в состоянии мирного соседства, в постоянном «перемирии» с ними. В результате власти удаётся фальсифицировать и захватывать идею самоорганизации, навязывать совершенно ложный образ самоуправляемой структуры. Ясно, что боссы и в дальнейшем будут приветствовать такую «само­организацию».

Проблема в том, что интересы, цели и деятельность существующих самоорганизованных структур несостоя­тельны и фальшивы.

Но если бы эти интересы и цели изменились, то есть если бы действия самоорганизованных структур стали угрозой для власти, то соглашения и мирное соседство с институциями сразу растворились бы в воздухе. Власть моментально вернулась бы к своему последнему козырю: прямому насилию.

Но что бы тогда случилось с товарищами, разоружёнными годами болтовни и соглашательства, а также глупыми фантазиями о жизни в независимом сообществе? Как они реагировали бы на насилие власти?

С другой стороны, «самоорганизованные» проекты различных марксистских и не-марксистских групп, объявляющих себя «зонами автономии», имеют другие задачи. Здесь признание институций и открытый, запрограммированный диалог с ними представляют собой долговременную политическую стратегию, вынашиваемую уже много десятилетий. И тут действия (несмотря на всю теоретическую глупость) по крайней мере соответствуют цели (довольно, впрочем, недоступной), а именно: захвату политической власти.

Но какое отношение ко всему этому имеют анархисты?

1994

«Отказ от оружия» - обязательный компонент антимилитаризма. Однако этот само собой разумеющийся концепт почти никогда не подвергался пристальному рассмотрению.

Будучи очевидными объектами, вооружения являются фундаментальными инструментами, на которых базируется не только армия как организация (которая потеряла бы всякий смысл без оружия), но и военная ментальность (которая прошла через серию авторитарных деформаций из-за использования оружия).

Это, безусловно, так. Армии во все времена были вооружены и выражали особую форму иерархической организации с фиксированной и строгой системой подчинения - именно потому, что использование оружия должно следовать точным правилам. То же самое касается ментальности. Вооружённый индивид ощущает себя иначе, чем безоружный, то есть более агрессивно, и, по всей видимости, легче преодолевает свойственные всем фрустрации, становясь навязчивым и трусливым в одно и то же время.

Однако милитаризм не способен, даже по собственному признанию, использовать оружие оптимальным образом. Он вынужден ставить возможное применение вооружений в политический и социальный контекст нестабильного равновесия, в контекст национальной и интернациональной игры интересов. В настоящее время чисто «милитаристское» использование оружия непредставимо. Оно привело бы тех, кто носит оружие, равно как и их боссов (а также тех, кто производит оружие) к раскручиванию параноидальной идеологии обороны, с помощью которой можно не только оправдывать применение вооружений, но и их производство и постоянное усовершенствование.

Когда антимилитаристы ограничиваются декларациями своих принципов, оружие остаётся чем-то символическим: абстрактным знаком разрушения и смерти. В противоположность этому, если бы антимилитаризм развивался конкретно и вёл к освобождению в материальном смысле, он перестал бы довольствоваться символическим отказом от оружия и перешёл к реальному делу.

Фактически, вооружения, будучи объектами, могут быть рассмотрены по-разному, исходя из конкретной точки зрения. Это верно для всех вещей, и оружие здесь не исключение. Причём это вовсе не релятивистское утверждение, а чисто материалистический принцип. Оружие, как инертный объект, не существует. Что действительно существует, так это оружие в действии, то есть оружие, которое используется (или может быть использовано) в определённой обстановке. Так это обстоит и со всеми вещами, если мы хорошо рассудим. Мы склонны видеть вещи оторванными от исторического и материального контекста, как будто они какие-то абстракции. Если бы это было так, вещи остались бы без всякого значения, сведёнными к бессилию, как это часто происходит и в случае оружия. В действительности же вещи всегда является вещами в действии. За вещами всегда стоит индивид, который действует, планирует, использует средства, чтобы достичь цели.

Нет такой вещи, как абстрактное оружие (взятое как изолированный объект). Что есть, так это оружие, используемое в своих действиях армией, где оружие получает специфическое употребление как инструмент для «защиты отечества», «поддержки порядка», «уничтожения неверных», «завоевания территории» и т. п. Солдат, таким образом, овладевает не только ружьём или автоматом, но и целым набором идеологий (или ценностными моделями), которые он воплощает, используя оружие. Стреляя, он чувствует себя, согласно обстоятельствам, защитником родины, строителем социального порядка, разрушителем зла, созидателем государственной территории, истребителем врагов и т. д. И чем больше его роль соответствует функции жестокого палача, тем больше он во власти фабрикантов идеологий и капиталистического господства, тем больше его оружие оказывается слепым инструментом подавления и смерти. И даже если он бросит своё оружие, оно не перестанет быть объектом в заданных рамках, которые делают оружие инструментом смерти.

Однако, если проект индивида иной, если цель действия другая, то значение оружия меняется. Как средство, оружие никогда не освобождается от своей ограниченности: объект, посредством которого можно причинить ущерб и разрушение с достаточной лёгкостью (что и отличает оружие от других объектов, которые также могут стать оружием по необходимости). И мы вовсе не пытаемся здесь просто повторить, что «цель оправдывает средства». Цель -эмансипация, революция, анархия или любая другая освобождающая мечта о равенстве - оправдывает средства, но цель в то же время превращает оружие в другой «объект в действии». И тогда этот другой объект в действии тоже становится частью антимилитаристской борьбы, даже если оружие остаётся самим собой по своим эффектам.

В проекте освобождения за оружием стоит желание раз и навсегда разрушить господство и заставить боссов заплатить за тот ущерб, который они нам нанесли. Существует классовая ненависть эксплуатируемых к эксплуататорам. Существует конкретное материальное различие между теми, кто унижает, и теми, кто постоянно терпит унижение и желает истребить тех, кто унижает.

Всё это радикально отличается от идеологической болтовни о порядке и защите отечества.

1989

Я думаю, что в организации этой конференции есть странное противоречие между формальным аспектом -такой красивый зал (впрочем, это вопрос вкуса), я, сидящий наверху, большинство товарищей внизу, некоторых я хорошо знаю, других нет - и содержательным аспектом: попыткой обсуждать проект, направленный на разрушение всего этого. Как будто кто-то хочет сделать две разные вещи одновременно.

Данное противоречие коренится в самой жизни. Мы принуждены использовать инструменты правящего класса для подрывного и разрушительного проекта. Мы живём в отвратительном и ужасном мире, а в голове у нас прекрасные мечты.

У анархистов много проектов. Как правило, все они -творческие, однако в самом их центре находится разрушительный проект, основанный не только на воображении, но и на социальной реальности вокруг нас.

Исходя из этой реальности, мы предполагаем, что сегодняшнее общество движется к серии разрушительных извержений, поскольку его раздирают серьёзные противоречия.

Человек с улицы тоже думает о возможных социальных потрясениях. И как он их себе представляет? А вот как: вооружённые люди, горящие и перевёрнутые машины, разрушенные здания, плачущие дети, матери, мечущиеся в поисках своих малюток... Проблема, однако, заключается в том, что и для многих анархистов будущие социальные взрывы рисуются в тех же тонах. Когда речь заходит о революционной и повстанческой борьбе, многие воображают сцены Французской революции, баррикады, руины Парижской коммуны.