Галина Тер-Микаэлян - На руинах Страница 22

– Могу только сказать, что по всем признакам ваш муж страдает болезнью Альцгеймера – возможно, вы слышали о старческом слабоумии, которое поражает некоторых людей?

– Что вы, доктор, – растерялась она, – моему мужу еще и шестидесяти не исполнилось!

– Да, я понимаю, но в некоторых случаях болезнь начинает развиваться рано. К сожалению, болезнь Альцгеймера неизлечима. Есть, конечно, множество средств, способных замедлить течение процесса, но… – он печально и выразительно развел руками, – у вашего супруга она развивается на редкость быстро, трудно что-либо прогнозировать.

Ирина была сражена. Большая часть ее жизни прошла рядом с мужем, он был ее опорой – и дома, и на работе. Ведь не так просто столько лет заведовать магазином, лавировать между ревизиями, недостачами и жалобами покупателей. Чтобы столько продержаться на этой должности, необходимо иметь рядом близкого человека, которому можно всецело доверять. Кроме того, ее тут же ударила мысль: а комната на Коминтерна – как же с ней быть?

Уже почти тридцать лет Прокоп был прописан в этой коммуналке, и Ирина постоянно связывала с этой комнатой многочисленные надежды на увеличение своей жилплощади. Вначале она очень рассчитывала на работавшего в исполкоме дядю – что он поставит Прокопа на жилищную очередь и поможет получить квартиру. Дядя Прокопа на очередь поставил, но до конца свою миссию выполнить не успел – скоропостижно скончался от инфаркта. Ирина начала уже подумывать о том, чтобы обменять свою «двушку» и комнату на одну трехкомнатную квартиру, но тут Агафья Кислицына, соседка по коммуналке, за доблестный труд получила у себя на заводе орден «Трудового Красного Знамени». У Ирины, конечно, немедленно разыгралось воображение: «Теперь Агафье, как орденоносцу, завод даст отдельную квартиру, а Прокоп, как очередник, займет ее комнату». Ждала она очень долго, но зря – завод решил, что орденоносец Агафья Кислицына прекрасно доживет свой век с соседями в коммуналке.

Когда Коля был на четвертом курсе, супруги Тихомировы вновь начали подумывать об обмене, но теперь их планы несколько изменились – ведь годы летят, и младший сын в любой момент может жениться. И где тогда жить молодым – с родителями? Если же доплатить (а такая возможность у них к тому времени появилась), то их квартиру и комнату на Коминтерна можно свободно обменять не на одну «трешку», а на две «двушки».

Варианты обмена были разные, супруги не спешили – выбирали. Наконец приятельница Ирины, работавшая в бюро по обмену жилплощади, подыскала очень неплохой, но крайне запутанный вариант – меняться должны были четверо квартиросъемщиков сразу. В результате в квартиру Тихомировых въезжала молодая бездетная семья, Ирина с Прокопом получили бы опять же двухкомнатную квартиру, хотя и меньшей площади, Коля – маленькую и уютную «полуторку», а в комнату на Коминтерна должны были отправить нынешнего хозяина «полуторки» – инвалида-алкоголика, за две тысячи рублей согласившегося обменять изолированную жилплощадь на коммуналку.

Как раз в это время у Прокопа и начались нелады со здоровьем. После разговора с доктором Беленьким Ирина начала нервничать – а вдруг мужа признают недееспособным? Болезнь развивается стремительно, вполне может случиться, что при подписании документов в бюро обмена заметят его неадекватное поведение и потребуют провести медицинскую экспертизу, а там оформление опеки и прочая тягомотина. Короче, действовать нужно было очень быстро, пока странности Прокопа Тихомирова не стали заметны окружающим.

Время шло, а исполком все тянул и тянул – разбирался, не давая разрешения. В конце концов, подруга Ирины выяснила причину.

– Все это ваша соседка Кислицина мутит воду – ходила на прием к самому Гориславскому, накатала заявление, что вы обманом принуждаете инвалида меняться. Из-за этого он и распорядился приостановить обмен – велел разобраться. Ты, Ира, глупость сделала, я тебе честно скажу – для чего вы Агафье про обмен растрепались? Такие дела надо тихо делать.

Гориславский стал председателем исполкома в самый разгар перестройки и стремился создать себе имидж демократа, всерьез озабоченного нуждами населения. Он любил брать под свой контроль дела, в которых можно было представить себя защитником больных и социально-незащищенных групп населения, а потом городская пресса активно освещала это в местной печати. Поэтому слова подруги заставили Ирину жалобно ахнуть – защита обманутого инвалида столь лакомый кусок, что Гориславский вряд ли выпустит его из рук.

– Что же делать? – жалобно спросила она. – Теперь обмен уже точно не разрешат. Но откуда я могла знать, что эта сволочь Агафья такую пакость сотворит? Какое ей вообще дело? Мы что, ее комнату трогаем?

Подруга пожала плечами.

– Ты как младенец прямо! Сейчас в вашей комнате никто не живет, она в квартире одна, как царь и бог и что, ей сосед-алкоголик очень нужен?

– Ладно, что же теперь делать?

– Придется все переиграть. На первом этапе проведем родственный обмен – Колю пропишем в коммуналку, Прокопа к тебе. После этого я сделаю тройной обмен – инвалид фиктивно поедет в Вологду, у него там дочь живет, и против «воссоединения с семьей» никто возражать не станет. Коля въедет в «полуторку» инвалида, а мой человек из Вологды пропишется в вашу комнату. Потом, конечно, я его с инвалидом обратно поменяю, но это уже мои проблемы. Только все это, естественно, будет стоить намного дороже. Если ты согласна…

– Согласна, куда же мне деваться?

– Только чтобы Агафья ни сном, ни духом не знала, ясно?

Механизм обмена вновь заработал. Первый этап прошел успешно, по окончании его Коля оказался прописан в коммуналке на Коминтерна, Прокоп – у жены. Приятельница, просмотрев документы, удовлетворенно сказала Ирине:

– Ну и ладненько – разрешение инвалиду на обмен с Вологдой уже есть, теперь мы за неделю все оформим, только Коля нужен. Он сейчас где, в Воронеже? На день-два ему придется приехать, без него нельзя.

– Хорошо, сейчас пошлю телеграмму.

По дороге домой она отправила сыну в Воронеж телеграмму-молнию с просьбой на пару дней отпроситься из института по семейным делам, а вечером они с мужем, поужинали и легли спать часов в десять, как обычно.

Около полуночи Прокоп проснулся, и ему внезапно захотелось выпить крепкого чаю. Он побрел на кухню, одну за другой включил все четыре газовые горелки и только после этого решил поискать спички, однако в темноте никак не мог их найти, а свет зажечь не сообразил. Ирина, разбуженная, наконец, просочившимся в комнату сильным запахом газа, бросилась на кухню. Ее рука первым делом автоматически нажала кнопку выключателя света, и тут же мощной взрывной волной вышибло стекла, а потом языки пламени, пожирая все вокруг себя, заплясали по стенам.

Пожарным удалось локализовать и погасить бушевавший в доме пожар, но две квартиры – тихомировская и этажом выше – выгорели дотла. Супругов Тихомировых и жившую над ними пенсионерку врачам спасти не удалось. Коля, получивший еще накануне телеграмму матери, приехал рано утром и узнал, что остался сиротой, а также потерял в огне все родительское имущество и квартиру – ведь на момент пожара он был прописан в комнате на улице Коминтерна, в одной коммунальной квартире с соседкой Агафьей Тимофеевной Кислицыной.

Алексей полагал, что тут и разговору быть не может – по окончании института младший брат будет жить у него. Коля, тем не менее, слегка поломался.

– Ты же понимаешь, Леша, что тут вопрос принципиальный, я должен сначала подумать. Хочется при любых условиях остаться независимым и самостоятельно принимать решения. Конечно, если ты пообещаешь никогда не вмешиваться в мою личную жизнь, то я, возможно, и соглашусь.

Алексей, с нежностью глядя на брата, ласково ответил:

– Ты мне, Колюшка, главное говори, когда тебе что надо будет, а в остальном мне что вмешиваться? Ты образованный, институт кончил, так что лучше меня знаешь, как жить.

Устроиться на работу после института Коля не спешил, высокомерно заявив:

– Труд, Леша, должен быть творческим, иным я себе этот процесс не мыслю, а где в нашем отстойном городе может найти работу талантливый инженер? На заводе металлоконструкций или мясокомбинате? Да это же курам на смех! Кстати, Васька Щербинин устроился технологом на наш мясокомбинат, рассказывал – жуткое убожество, технологии каменного века. Нет, меня в такое место под страхом смерти не загонишь, я буду искать достойную себя работу. Буду искать, пока не найду, иначе просто потеряю самоуважение.

– Конечно, Коленька, ищи, – добродушно согласился брат, – только милиция вот – зайдут, начнут выяснять, почему не работаешь. Давай, я тебя фиктивно лаборантом к одной моей знакомой в лабораторию транспорта устрою, и трудовую книжку они тебе зараз откроют.

Коля снисходительно пожал плечами.