Американская история - Кристофер Прист Страница 22

Ресторан был просторным, с несколькими проходами между столиками и кабинками. Создавалось впечатление солидности и постоянства не в последнюю очередь потому, что стены были сложены из открытой каменной кладки, а потолок поддерживали деревянные опоры. Ресторан был построен вокруг настоящего, довольно старого дерева, чей ствол и мощная корневая система доминировали в центре обеденной зоны. Крона дерева находилась над зданием, видимая через несколько застекленных отверстий в потолке. Освещение по всему ресторану было приглушенным, каждый столик или кабинка освещались маленьким верхним светильником. Шагнув внутрь с яркого солнечного света, вы как будто попадали в ночь.

Меня провели к большому угловому столику, заранее заказанному офисом Виклунда. Его отличала большая уединенность, чем у большинства других столиков, с верхней частью обрешетки стен на уровне глаз с каждой стороны. Столик соседствовал с одним из немногочисленных маленьких окон. С полукруглого дивана было невозможно увидеть большую часть территории снаружи – а то, что все-таки удавалось разглядеть, было частью огромной парковки. Слепящий полуденный свет скрывали плотные жалюзи.

Официант сразу же подошел к моей кабинке и вручил мне огромную ламинированную дощечку меню. Мигель, значилось на бейджике. Он был готов поведать мне о дежурных блюдах, но я сказал, что хотел бы дождаться моего спутника, и тогда он спросил меня, что я желаю выпить.

Я потягивал ледяную воду и ждал, когда приедет Мартин Виклунд. Я нервничал при мысли о встрече с ним, но мне было любопытно, и я испытывал смешанные чувства по поводу того, что он расскажет мне о смерти Лил. Вдруг что-то такое, чего мне лучше не знать? Тем не менее я должен был это услышать – ужасные события того дня в прошлом сентябре были еще свежи в моей памяти, и слишком много вопросов оставались без ответа. Особенно мне не давал покоя вопрос о том, как она умерла. Как и многим другим людям, потерявшим в результате терактов 11 сентября родных и близких, мне недоставало в этой истории финальной точки.

Тело Лил оказалось в числе многих, которые по необъяснимым причинам так и не были найдены. Опознание многих жертв оказалось неточным, в основном из-за того, что было обнаружено очень мало останков, а также из-за скверного их состояния. Даже после самых разрушительных авиакатастроф человеческие тела – или оторванные части тел – обычно поддаются судебно-медицинской идентификации. Мужчина, женщина или ребенок, насильственно убитые или сожженные, разорванные взрывом или ударной волной, оставляют множество следов, которые можно идентифицировать с помощью судебной экспертизы. Однако из-под обломков башен-близнецов было извлечено менее трехсот неповрежденных тел.

Были обнаружены тысячи крошечных частичек тел, и из них еще шестнадцать сотен жертв были опознаны. Но более тысячи человек, которые, как известно, погибли во Всемирном торговом центре, либо в одном из зданий, либо на земле, либо в одном из самолетов, не оставили по себе никаких заметных следов. Как такое могло быть?

Что касается катастрофы у Пентагона, в которой погибла Лил: власти действовали скрытно, уклончиво или все отрицали. Спустя год после тех жутких событий так и не была обнародована информация с бортовых самописцев самолета, который врезался в здание. Почему? Почему от нас скрывали, что говорилось в кабине пилотов, когда происходила эта катастрофа? В обычных обстоятельствах то, что летный экипаж мог говорить в последние моменты крушения самолета, часто скрывалось от общественности, и это понятно. Но самолет, врезавшийся в Пентагон, захватили террористы, и их голоса должны были быть записаны на пленку!

Записанные технические данные обреченного самолета также должны были обнародовать – уже возникли разногласия по поводу радиолокационных данных, вопросов управления полетами и ряда других вещей.

В то время, когда мы с Мартином Виклундом договорились о встрече, Комиссия по терактам 11 сентября еще не была сформирована, и знание большинства людей о случившемся было расплывчатым или полным домыслов. В значительной мере оно основывалось на репортажах с места событий в СМИ, которые они видели в то время, или в отредактированных повторах, или на их собственных смутных воспоминаниях об интервью со свидетелями и выжившими. Дальнейшее освещение не отличалось точностью: в СМИ появлялись бесконечные продолжения, высказывались предположения, но лишь время от времени и лишь в течение первых нескольких месяцев. Постепенно теракты 11 сентября стали тем, что было всем известно, но что редко кто-либо обсуждал.

В Афганистане под руководством США шла война с неизбежными жертвами, ходили бесконечные слухи о том, что «на самом деле» произошло 11 сентября, и в целом то, что люди знали или думали, не могло быть подтверждено из-за скрытной позиции властей. Все замалчивалось под лозунгом «войны с террором».

В этой атмосфере официального молчания в США и других странах начали появляться различные теории заговора. Но в основном в Америке, где версия властей была вскоре взята на вооружение популярными СМИ и впоследствии набрала силу. Поскольку не все в ней соответствовало тому, что некоторые люди считали правдой, начали задаваться вопросы. Пилоты авиакомпаний указали, что самолеты летели слишком быстро, слишком низко, что делало их практически неуправляемыми даже профессиональным экипажем и, конечно же, вне всех известных параметров безопасности. Не было записей с камер видеонаблюдения, на которых предполагаемые угонщики садились бы в самолеты, хотя все три аэропорта вылета имели камеры наблюдения на каждом выходе на посадку. Почему система ПВО не перехватила угнанные самолеты?

Тем не менее консенсус с официальной версией сохранялся. Считалось нелояльным к жертвам, нелояльным к стране поднимать вопросы о том, чему, по мнению людей, они стали свидетелями по телевидению. Стало казаться, что сомнения – это прерогатива маргиналов, групп, выступающих против истеблишмента, неумных теоретиков заговора. Официальная история была патриотической – американской историей.

Придорожный совет

У меня не было времени на теории заговора, но мне нужны были факты о смерти Лил. Я знал только то, что знал – что это еще не все. Именно это стояло за моим желанием встретиться с Виклундом, предложение, которое я некоторое время медлил сделать, но в конце концов сделал, правда, с большой неохотой. Он или люди, работавшие на него, тянули с ответом несколько недель. Это заставило меня заподозрить, что он чувствовал то же самое, что и я.

Для меня он был муж-сухарь, который на момент смерти Лил разводился