Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения) Страница 23

— Вот когда повернется, тогда и будем смотреть! — отрезал Кузьмич. — В общем, вроде как закрываем тему, да? Тогда есть предложение перейти к неофициальной части.

Выскользнув из кресла, Кузьмич тут же направился к своему скрытому в стене сейфу, и сейчас же на свет извлечена была бутылочка коньяка и четыре бокала.

— Только без меня! — сейчас же предупредила Елена Ивановна. — Я спиртного не потребляю!

— Ну разве что символически? — предложил Кузьмич, ловко нарезая дольками невесть откуда взявшийся лимон.

— И даже символически! — заявила столичная гостья. — Я, по-моему, ясно выразилась — не употребляю вообще. Могли бы, кстати, заранее озаботиться безалкогольным.

— Нет проблем! — расцвел мой шеф. — Костя, сбегай в «Дорогу», возьми у Боксиса какого-нибудь лимонаду.

— Я предпочла бы нарзан… — задумчиво хмыкнула Елена Ивановна…

Всё это казалось по меньшей мере странным. Будто специально для меня разыгрывался спектакль — настолько слаженно действовали Кузьмич с Полковником. Да и вообще были они похожи, точно родные братья — тощие, лысые, жилистые, стремительные в движениях и осторожные в словах. Отними от Полковника сантиметров двадцать — и у моего шефа получился бы натуральный близнец.

Наверняка они знакомы с давних времен. Аркаша — называл Кузьмича Полковник, и тот принимал это как должное. Воистину близнецы-братья. Только, судя по всему, Кузьмич из этой парочки старший. Некоторые звери равнее других…

Только вот зачем? Зачем нужно было таскать меня и выспрашивать о том, что я и так уже десять раз рассказывал, о чем я сразу же, по требованию Кузьмича, написал объяснение… Неужели только затем, чтобы полюбоваться на мою скуластую физиономию? А сам разговор… Как это было похоже на старый фильм — черные лошади, белые маски… или наоборот…

И совершенно не вписывалась ни во что столичная дамочка Елена Ивановна. Зачем она здесь? Ее что, специально прислали из Столицы разбираться с инцидентом? Сомнительно. Похоже, она по крайней мере неделю торчит здесь — иначе откуда такие познания в местной специфике? Кузьмич, столкнувшись со мной в коридоре этажа, вскользь обмолвился, что Елена Ивановна прислана сюда не случайно, а со спецмиссией и соответственными полномочиями…

Фраза, которую можно трактовать как угодно.

Нет, не так представлял я посетившее нас столичное начальство… Пластмассовые клипсы… обветренные губы… темно-серые, точно грозовые тучи, глаза. Интересно, каковы скрытые в этих тучах молнии? И никакая она не романтичная девочка — это я уже понял. Ей, наверное, уже за тридцать… Хотя с такими особами ни в чем нельзя ручаться заранее.

И наверняка она поработала с моим личным делом… Логично? Вполне. А ну как начнет копать? Последние месяцы я сильно расслабился, втянулся в здешнюю кутерьму, а ведь мое существовании подвешено на тонкой, невидимой глазу ниточке. Любая глупая случайность, нелепое совпадение — и нынешние друзья-приятели, хищно оскалясь, обгрызут до костей… А ведь громкое дело может получиться — враг-глиняный пробрался в Цитадель Света, прикрылся овечьей шкурой… И плевать, что здешние овцы имеют острые клыки и питаются волчатиной.

Я рывком встал с койки, не надевая тапок, подошел к окну, распахнул его. Мокрый, пахнущий дымом ветер ворвался в комнату, выдувая из нее затхлое тепло зачем-то работавших батарей. Нет, определенно нажалуюсь завтра завхозу. Лето уже на пороге, а тут как при старом режиме — борьба за расход топлива…

Я едва ли не по пояс высунулся в окно, ловя губами наполненный крошечными холодными брызгами воздух. Абсолютной тьмы не было — фонари исправно горели, и светились синеватые огни на горизонте — начинавшийся город. Да и мутное белесое пятно нет-нет да и мелькало в разрывах туч — это неумело пряталась луна. А ведь сегодня полнолуние, неожиданно подумал я. Оборотни, не в силах сдерживать позывы, обрастают волчьей шерстью… И тогда, осенью, тоже было полнолуние… И застывали черные кляксы под равнодушной желтой мордочкой…

Ладно, что будет — то будет. В конце концов, вместо свинцовой птички в затылок я смотрю довольно занятное кино. Хотя могу и не увидеть конца — строгие контролеры выведут безбилетника из зала.

…Лирика — оно, конечно, здорово, мильон терзаний и интеллигентская рефлексия, но насущных дел никто не отменял. А мне еще поработать с данными надо, завтрашний выезд нельзя откладывать. Эх, собирались с Женей, и все было б легко и просто. А теперь придется самому. И чувствовал я себя крайне неуверенно.

Пришлось щелкнуть выключателем, и желтый, точно апельсиновый сироп, свет залил комнату.

Терзания подождут. До времени.

3

Я задумчиво доедал яичницу и потягивал остывший кофе, когда в кармане моем заверещало. Вынул «мыльницу», недоуменно поднес ее к уху. Ну и кого там черт принес?

Черт, разумеется, принес Кузьмича. Шеф попросил меня прямо сейчас зайти к нему в кабинет. И тут же дал отбой, суховатый голос его растаял в комарином писке фонового сигнала.

Мне это, мягко говоря, не понравилось. Особенно в свете недавних событий. И тут же вспомнился глупый и мутный сон, навалившийся на меня в третьем часу, когда я все же оторвался от монитора, ощущая гулкую пустоту в голове. По идее, там не пустоте должно быть место, а утрамбованной информации по фирме «Комфорт-А». Только вот глупая голова не могла уже принимать байты, и сил моих хватило разве что разобрать постель и шмякнуться щекой в пахнущую грозовыми облаками подушку. И тут же растаяла дневная суета, сменившись странным.

Я шел по зимнему парку, чистому и безлюдному, где припорошенные белым еловые лапы прямо-таки просились на новогоднюю открытку, а в мягких солнечных лучах искрился еще не тронутый оттепелью снег. И лишь спутанные цепочки птичьих следов заполняли пустоту этих ненаписанных никем страниц.

Однако настроение мое ничуть не отвечало окружающей безмятежности. Я знал: ничего уже не изменить, грядущее записано и оприходовано в каком-то потертом гроссбухе, и мне остается лишь идти по скрипучей, утоптанной дорожке навстречу тоске. Даже повернись я и шагни обратно — все равно дорожка, лукаво искривившись, привела бы меня в залитый бледным светом Мраморный зал, где уже выгнулась мне навстречу огромной голубой запятой Струна, а в наэлектризованном воздухе сгустилась музыка.

Расплыться кляксой под осенней луной сейчас казалось милостью, незаслуженным подарком судьбы. Пуля в затылок — и конец. Ни стыда, ни боли, ни гниловатого привкуса несбывшихся надежд… Увы, все будет иначе. Пустота прогнется, треснет, вырвется на волю бешеная музыка, тонким сверлом войдет в мой мозг, подчиняя себе, выдавливая из съежившейся души то, что еще оставалось моим.

А вокруг, по колено в сугробах, стояли они, в кургузых курточках и вязаных серых шапках. Посиневшие губы слегка дергались, время от времени выдавливая сгустки слов:

— Мы прощаем тебя, Уходящий… Мы прощаем тебя…

И с каждым выдохом взлетало морозное облачко, возносясь к подернутому неясной дымкой небу. А там, над головой, яичным желтком плавало солнце, больше похожее на луну — ту самую, скучно взиравшую на пролитые в сухую траву человеческие кляксы.

Я хмуро шагал мимо них, стараясь не встречаться глазами с напряженными детскими лицами. Кто же пригнал их сюда, выстроил шеренгами, заставив твердить безнадежно-ледяные слова? Им бы не это, им бы в салочки сейчас, или на санках — но, похоже, детской в них осталась лишь оболочка. А душу выгрызла та самая, хищно изогнутая голубая запятая, раздувшийся на горизонте исполинский червь — то ли смерч, то ли выползший из темных сказок дракон. Добрый дракон, заботливый… Ему виднее, ему и карты в руки… и карты, и планы, и автоматы, и бамбуковые, расщепленные на конце палки.

Увести бы их отсюда, из этой стылой неподвижности, туда, где настоящее солнце и настоящая трава… только нету уже таких мест.

И тут кто-то коснулся моего плеча. Вздрогнув, я обернулся.

Это был он, рыжий пацан с ломающимся голосом. Все в той же футболке и застиранных джинсах.

— Ну, привет, — удивленно пробормотал я, уставясь в скуластое, испещренное капельками веснушек лицо.

— Взаимно, — кивнул мальчишка, и в воздухе повисла бесцветная пауза.

— Не холодно тебе? — наконец сказал я, окидывая его взглядом. — Одежда, мягко говоря, не по сезону.

— Мне-то не холодно, — пацан смотрел под ноги. — Я же не отсюда. Вот им, — кивнул он на замершие ребячьи шеренги, — им холодно. А будет еще холоднее.

— Ну и что теперь делать?

— Этим другие займутся, Константин Дмитриевич, — устало протянул пацан. — А у вас своя дорога.

— Туда, что ли? — я показал глазами на вздыбившуюся у горизонта Струну.

— Угу, — кивнул он. — Только иначе, чем вы думаете.