Алекс Адамс - Еще жива Страница 23

Или возьмем меня. Я в порядке. В физическом отношении в порядке. Ни намека на тошноту. Разве я не должна быть мертва тоже?

Я дрожащими руками листаю журнал. «Купи меня, и твоя жизнь станет приятнее», – шепчут мне рекламные объявления, претендуя на роль искусителей.

Где-то в темноте «скорая» оглашает окрестности, спеша к месту назначения. Я представляю, как она несется по улицам города, пока не приближается к нужному кварталу, перебирая адреса: «Не тут, не тут, нет, не тут… А-а-а, вот здесь! Нашелся». Пока ее непрерывные «уа-уа» внезапно не обрываются. Умершая сирена оставляет пустоту, которую стремится заполнить мое сердце своим биением, потому что она замолчала на моей улице, в моем квартале, у подъезда моего дома. Мое воображение рисует мне Мо, ночного портье, который откладывает в сторону свой «Reader’s Digest», что лежит у него на коленях, пока он смотрит канал «Nick at Nite»[24], шаркая, идет к входной двери, чуть-чуть приоткрывает ее и говорит: «Чем могу быть полезен?»

Кровь шумит у меня в ушах. Они горят, если до них дотронуться, что кажется мне очень странным, поскольку я дрожу.

Любопытство просачивается сквозь мой страх. Кто же умер? Мне нужно узнать. Я хватаю ключи и телефон и мчусь вниз по лестнице. Быстрее моего сердца только мои ноги. Распахивая дверь в холл, я представляю, как, должно быть, выгляжу: женщина с безумными глазами, явно слишком сумасшедшая, чтобы позаботиться о таких деталях приличного вида, как туфли и плащ, накинутый на пижаму.

Мо уже вернулся за свой стол, журнал на коленях, глаза вперились в маленький экран. «Скорая» стоит у тротуара, загораживая вид.

– Мисс Маршалл, чем могу…

Я шлепаю ладонями по его столу.

– За кем она приехала?

– Кто?

Мне хочется, потянувшись через стол, схватить его за шиворот и трясти, пока слова не начнут вылетать у него изо рта.

– «Скорая помощь». Она стоит тут. За кем?

Он, ворча, выпрямляется на своем стуле, протягивает руку к обтянутой кожей толстой тетради, в которой записаны имена и фамилии жильцов. Он делает целое представление, ведя толстым, измазанным чернилами пальцем по диагонали вниз страницы, пока не останавливается на последней записи. Откашливается.

– Миссис Сарк из семьсот десятой.

Женщина, у которой четыре кота, выдающих себя за одного. Мои ногти обстрижены очень коротко, поэтому, стуча кончиками пальцев по полированной поверхности стола, я произвожу только мягкий «туп-туп-туп». Остается делать либо это, либо кричать, но я кричать не хочу.

– Что случилось, вам известно?

Он пожимает плечами.

– Кто знает? Здесь много людей болеет в последнее время. Котлета говорил мне, что на прошлой неделе мальчишка Джонсов выблевал свой завтрак прямо в подъезде.

Котлета – это дневной портье. Настоящее его имя Джимми Бэкон[25].

Кто-то сильно стучит в стекло двери, заканчивая наш разговор.

– Чем могу быть полезен? – спрашивает Мо, обходя стол по пути к двери.

Неизвестно, что ему говорят, но его это удовлетворяет, поскольку он открывает дверь, чтобы впустить двух полицейских, которые в действительности не полицейские. «Бен по-прежнему мертв», – хочу я им сказать, когда их взгляды останавливаются на мне.

Они заходят в лифт и едут наверх, а когда возвращаются, с ними две медсестры и миссис Сарк. То есть я думаю, что она, хотя трудно определить это сквозь толстый желтый полиэтиленовый мешок для трупов.

– Полагаю, семьсот десятая теперь свободна, – вздыхает Мо так, будто рухнул его личный мир. – Добавится мне работы, когда сюда начнут таскаться квартиросъемщики.

Глава 9

Постчеловеки, предчеловеки – загородному пейзажу до этого нет дела. Его красота расцветает до тех пор, пока до нее не дотянулся прогресс, и так может продолжаться бесконечно. Мы набиваем животы виноградом, который выращивался для изготовления дорогих вин, и берем с собой столько, сколько можем унести.

Мы отдыхаем, но не очень долго. Времени осталось в обрез. Иногда я задаюсь вопросом, почему швейцарец с такой готовностью сопровождает нас. Можно было бы спросить, но я не спрашиваю. Его безумие спокойное и хладнокровное, и я знаю, что он убил итальянца не для нашей безопасности, а для того, чтобы устранить с пути потенциальную угрозу. Лучше уж пусть остается с нами. Пусть и не на нашей стороне, но и не против нас. Так я могу за ним наблюдать.

Теперь он использует Лизу для своего удовольствия, часто останавливаясь для этого среди фруктовых деревьев в каком-нибудь зеленом саду. Аромат портящихся фруктов – это запах его похоти, и этот приторный запах выворачивает меня наизнанку. Лиза охотно принимает в этом участие или, как минимум, не сопротивляется. Она идет к нему с полуторжествующим-полусмущенным выражением лица. Ее возбуждает то, что он ее хочет, хотя она и не понимает почему. После этого Лиза становится тихой, и я знаю, что она задается вопросом: любовь ли это? На привалах она сидит с низко опущенной головой.

Я ее не осуждаю, она не более чем ребенок.

– Ты хочешь посмотреть? – спрашивает он меня.

– Пошел ты.

Мне не нужно пробовать гнилые фрукты, чтобы понять, что в них нет ничего хорошего.

– Как ты думаешь, это правда? – спрашивает Лиза.

– Что правда?

– Внутри меня монстр? И внутри тебя?

– Нет, я так не думаю.

– Но ты не можешь знать.

– Не могу.

– Я не хочу рожать монстра.

Лицо Лизы с невидящим глазом обращено вперед.

– Я вообще не хочу рожать.

Тени совершенно бессмысленны в моем тускло освещенном жилище. Они, кажется, устраиваются там, где им больше нравится, а не там, где им положено физическими законами. Я могла бы включить больше света, прогнать их из комнаты, но я этого не делаю, потому что часть моего сознания верит, что они, прилипнув к стенам, не исчезнут. Какая-то часть меня просто не желает знать, что за ними скрывается.

Я не прячусь в тени. Я выбираю середину кухни, чтобы сделать телефонный звонок. Отсюда мне видно входную дверь и вазу. Стоя здесь, я могу наклонить голову на один-два дюйма налево, и они скроются из виду.

Раздаются гудки. Моя надежда тает с каждым угасшим звуком. Затем включается автоответчик и я слышу записанный голос доктора Роуза, говорящего со мной из прошлого.

Я рада, что он не ответил. Так мне легче: говорить с компьютером, который сконвертирует мой голос в звуковой файл и сохранит где-то на сервере, может быть, на Среднем Западе[26], а может, в Индии. Так я могу поговорить с ним, и он меня услышит, хотя сейчас и не слушает.

– Привет, это Зои Маршалл.

Слова спотыкаются у меня на языке, словно знают о своей банальности.

– Я просто не знаю, кому еще позвонить. Мои родные могут подумать, что я не в себе, а двое моих близких друзей умерли. Они, конечно, теперь прекрасные слушатели, но поддержки от них нет никакой. Поскольку выслушивание и поддержка – это ваш профиль, я и подумала о вас.

Я подтягиваю колени к груди, кладу на их выпуклые хрящи подбородок.

– Я думаю… я подумала, что ваза приносит несчастья или, возможно, она убивает людей. Я знаю, что вы считаете, что мне нужно распечатать ее, но… я не могу. Это как та история с ящиком Пандоры. Вдруг, когда я ее открою, весь мир покатится в ад? Вдруг и вправду все проблемы мира высыплются оттуда? Вокруг меня умирают люди. Это ненормально. Я не хочу быть Пандорой или Тифозной Мэри[27]. Я хочу остаться собой. Я не сомневаюсь, что вы сочтете меня чокнутой, услышав такое, но… ладно, забудьте.

И я кладу трубку.

Только я и ваза прозябаем в этой квартире. Светящиеся зеленые цифры на микроволновке отсчитывают минуты. Когда моя жизнь становится на семнадцать минут короче, раздается телефонный звонок.

– Я хочу с вами встретиться, – говорит Ник.

Теперь просто Ник, не доктор Роуз. Ник. Я мысленно произношу это имя, и мои щеки теплеют, как будто это конкретное сочетание букв производит на меня магическое эротическое воздействие.

– Вы все еще свободны по пятницам?

– Я не имел в виду свою профессиональную деятельность.

– А-а.

И, помолчав, уточняю:

– Когда?

– В ближайшее время. Только дайте мне несколько дней.

В его голосе звучит странная нотка, что-то вроде напряжения, свидетельствующая о том, что между нами существует препятствие, которое не так-то просто удалить.

– А в чем проблема, Ник?

Впрочем, я это знаю. Знаю еще до того, как он об этом скажет.

– Ничего особенного. Просто желудочный грипп.

Добро пожаловать в Бриндизи. Приятного времяпрепровождения. Наслаждайтесь видами. Ешьте хорошую пищу, пейте наши вина. Отдыхайте.

Табличку с таким содержанием я хотела бы увидеть. Но дружеские приветствия обычно не сопровождаются изображением черепа с костями. Выгоревшие слова на воткнутом в землю знаке из потемневшего дерева предостерегают о том, что это место неблагополучно. Впрочем, им не нужно было утруждаться: улицы заполнены человеческими останками и ржавеющими автомобилями настолько, что среди них трудно найти проход.