Брайан Олдисс - Суперигрушек хватает на все лето Страница 23

Топография мозга наконец стала доступна для понимания.

Маленькая бирмингемская фирма решила поставить научное знание на практические рельсы. Конрад Барлоу был владельцем магазина, торговавшего мотоциклами. Раз в неделю он выпивал вместе со своим двоюродным братом Грегори Мэджи. Оба были любителями футбола и болели за местную футбольную команду. Во всем остальном они жили каждый своей, непохожей на другую жизнью. Конрад прекрасно разбирался во всевозможных моторах, тогда как Грегори был хирургом в местной клинике и специализировался на черепно-мозговых операциях.

Грегори, которого младший медицинский персонал, по причине его некоторой эксцентричности, называл за глаза не иначе как «Безумный Мэдж», как-то раз пришлось оперировать футболиста из команды северного Бирмингема, получившего травму во время матча. У этого футболиста. Регги Пейтона, в правой височной доле большого мозга образовалась гематома. Она была успешно удалена. Однако, когда действие наркоза прекратилось, Пейтон не пришел в сознание. Казалось, что он совершенно здоров физически. Почти два дня Пейтон пребывал в коматозном состоянии. Очнувшись и придя в нормальное состояние, он чувствовал себя прекрасно и вскоре возвратился домой. Но в футбол больше никогда не вернулся.

В этом таилась некая загадка, известная одному лишь Грегори. В тот субботний вечер они с Конрадом обсуждали данный вопрос за пинтой пива.

— Датчики пусковых электродов не сработали, — объяснил Грегори приятелю.

Конрад принялся барабанить пальцами по стойке бара.

— Так это была правая височная доля? Послушай, Грег, не там произошла галлюцинация Котара? Помнишь, мы с тобой на прошлой неделе говорили о Котаре?

После этой небрежно брошенной фразы они вдруг поняли, что вышли на след некоей очень важной идеи.

Котар, великий французский психиатр, выявил синдром, суть которого состояла в том, что некоторые пациенты верят в то, что они мертвы. Иллюзия эта носит долгосрочный характер, несмотря на такие свидетельства, как нормальный пульс, идеальная работа легких и нормальная температура тела. Правда, со временем, в силу очевидной абсурдности таких представлений, иллюзии настает конец.

Это было тем самым ключом к постижению открытия, которое получило название Кнопка «Пауза». Несмотря на столь популярное наименование, микрофункция, которую открыли Конрад и Грегори, была молекулярной машиной.

Крошечная молекула помещалась на более крупную молекулу, где и происходило их склеивание наподобие энзима. К ним добавлялись другие молекулы, и это продолжалось до тех пор, пока не возникала некая сложная структура. Таким образом создается наномашина, которая контролируется молекулярными пленками, чувствительными к повышению уровня адреналина в мозге даже до уровня в 0,0001 процента. При правильном размещении в правой височной доле большого мозга Кнопка «Пауза», более точное название которой — Отсроченный Функциональный Рефлекс (ОФР), осуществляет следующую функцию. В кризисной ситуации человек с таким рефлексом приходит в состояние паузы. Хотя подобная отсрочка до чрезвычайности кратка, она позволяет ему обдумать свои намерения. Наш мозг имеет такое строение, что при кризисных ситуациях эмоции берут верх над интеллектом. Гнев затуманивает разум. Отсроченный Функциональный Рефлекс обманывает эту филогенетическую черту.

В ряде случаев это помогает подавить проявления насилия. Предотвращаются избиения собаки, ребенка, женщины. Высокий уровень случаев насилия мужчин в отношении женщин вызывал самую серьезную обеспокоенность. В Великобритании он составлял 25 процентов, в США — 28 процентов. Довольно часто насилие применялось к беременным женщинам. После того как ОФР прочно вошел в жизнь, эти показатели снизились соответственно до одиннадцати и двенадцати процентов (в США он был более распространен, чем на Британских островах).

Сначала Конраду и Грегори удалось продать свое устройство лишь таким учреждениям, как тюрьмы, где использование ОФР на пять процентов снижало заключенным срок их пребывания за решеткой.

Просвещенное правительство увидело в открытии более широкие и заманчивые перспективы. Автомобилисты соблазнились сокращением затрат на оплату лицензии в случае, если они согласятся подвергнуться операции. Вспышки гнева среди автомобилистов остались в далеком прошлом. Число дорожно-транспортных происшествий значительно уменьшилось.

Заинтересовались открытием и широкие массы остальных людей. Приятно всегда сохранять спокойствие. Благодаря ОФР удавалось воздержаться от необдуманных слов, произносимых в приступе гнева. В отношениях между членами семейств воцарилась удивительная, невиданная ранее гармония. Огромную популярность приобрело состояние эйфории.

Мы перестали спрашивать себя: «Почему я сделал это? О чем я только думал?» Теперь мы имеем возможность знать о своих поступках заранее.

Возможно, самые разительные изменения произошли в политических привычках людей. Политиков в демократических странах в большинстве случаев избирали для того, чтобы решать проблемы, зачастую находящиеся за пределами политической сферы, такие, как расходование ценных природных ресурсов, помощь инвалидам и содействие в получении ими образования, предотвращение столкновений на расовой почве. Избиратели могут сказать, что поддерживают эти устремления. Однако обещание сократить налоги легко убедит их изменить свои взгляды. Если вместо повышения ассигнований на образование обещано небольшое сокращение налогов, как правило, страдает именно образование.

Вот политики и раздают лицемерные обещания. Они клянутся в том, что произведут изменения, которые не могут быть осуществлены в течение пятилетнего срока. Обе стороны, заключившие сделку, убаюканы фальшивыми обещаниями.

И вот в мире появляется эффект Кнопки «Пауза»!

У всех людей появляется время для раздумий. Поэтому мы становимся более честными, более реалистически мыслящими. У нас есть время для осознания цены честности, понимания истинных намерений, скрытых за пышными посулами, — у нас, которые вскормлены на рационе лжи.

В тот год, когда Конрад Барлоу и Грегори Мэджи получили Нобелевскую премию мира, мы проголосовали за Объединенную реалистическую партию, которой доверили управление страной.

Теперь наша главная задача — найти связующее звено между ОФР и генетической цепочкой, с тем чтобы передавать этот эффект от поколения к поколению.

Конечно же, мы сами уже не будем прежними. Наше одряхлевшее общество непременно претерпит грандиозные изменения. Позднее полностью эволюционировавшие человеческие существа будут смотреть на наше настоящее так же, как мы сегодня смотрим на людей Каменного века.

Три вида одиночества

1. Счастье наоборот

Судья Борегард Пич был занят сочинением письма своей бывшей жене Гертруде. Гертруда успешно делала карьеру на ниве юриспруденции, она была адвокатом. Однако после нескольких крупных ссор с мужем, забрав с собой их взрослую дочь Катерину, Гертруда перебралась в Южную Францию.

Здесь ее навещал некий человек из Оксфорда, с которым Гертруда когда-то была знакома, — преуспевающий журналист. Она каталась с ним на яхте, бывала в ресторанах, напивалась в стельку и получала нежеланные письма от Борегарда.

Борегард отнюдь не умолял ее вернуться. Его мысли были заняты более сложными делами. Он писал:

Моя дражайшая Гертруда.

Как жаль, что тебя нет сейчас со мной в Оксфорде, потому что дело, слушанием которого я занимаюсь, наверняка заинтересовало бы тебя.

Оно может оказаться действительно очень важным.

Мы заседаем в Королевском суде Оксфорда. Дело носит столь необычный характер, что зал суда всегда полон. Приставам с трудом удается утихомирить публику, толпящуюся у входа в здание в ранние утренние часы. Присутствуют на судебных заседаниях и представители прессы, причем не только из «Оксфорд мейл», как можно было бы предположить, но также из нескольких лондонских газет.

Уличное движение от Магдален-Бридж и до железнодорожного вокзала регулярно замирает, хотя «ничего необычного в том нет», как заметил один будущий остряк. К сожалению, жена судьи отправилась отдыхать, в то время как ее супруг тщится ответить на такой вопрос: «Что делать с человеком, не являющимся закоренелым преступником, одним из представителей оксфордской плеяды эксцентриков, не желающих никому вреда, который открыл новую, едва ли не топорную разновидность пропорции воспроизводства, угрожающую человечеству?»

Случай этот не имеет прецедентов. Я считаю для себя великим счастьем, что мне досталось его рассмотрение. Наверное, в этом одно из преимуществ жизни в Оксфорде. У меня такое чувство, словно мы перенеслись в прошлое столетие и присутствуем при обсуждении проблем эволюции под предводительством епископа Уилберфорса.