Нил Шустерман - Страна затерянных душ Страница 24

Мэри двинулась к Элли с такой нескрываемой яростью, что девочка подумала — она вот-вот меня ударит. Но ничего подобного не произошло — Мэри остановилась в нескольких шагах от нее. Как на дуэли, подумала Элли. С такой дистанции, наверное, Аарон Бёрр убил Александра Гамильтона.

— Немедленно скажи мне, где Ник, — потребовала Мэри.

Элли поняла по ее лицу, что девушка плакала, хотя Мэри старалась всеми способами скрыть это обстоятельство.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала Элли.

— Сначала скажи, где Ник!

Элли медлила. Все оказалось не так просто, как она ожидала.

— Лифа и Ника захватил в плен Шаман.

Услышав это имя, некоторые малыши взвизгнули от ужаса и прижались к старшим.

— Видишь, а я тебе что говорил? — осведомился Вари. — Они сами во всем виноваты!

— Заткнись, Вари! — крикнула Мэри, впервые, насколько Элли могла припомнить. Она вообще никогда ни на кого не кричала. Закончив с Вари, Мэри обрушила гнев на Элли. — Ты намеренно пошла наперекор моим предостережениям!

Элли и не собиралась это отрицать.

— Знаю. Мне жаль, и ты можешь придумать для меня наказание, какое тебе заблагорассудится, но сейчас нужно спасти Лифа и Ника.

— Они попали в беду из-за тебя.

— Да, — согласилась Элли. — Так и было. Я совершила ошибку, но сейчас…

Мэри повернулась и посмотрела на собравшихся детей.

— Пусть это послужит уроком для всех. Не будет ничего хорошего, если вы уйдете отсюда.

Элли стало противно.

— Отлично. Я — плохая девочка из стенгазеты. Признаю свои грехи. Но, может, пора уже перейти к более насущным вопросам?

Мэри посмотрела на нее грустными глазами. Так печально она, наверное, несколько минут назад смотрела на город за окном башни. По щеке скатилась слезинка, девушка смахнула ее.

— Мы ничего не можем сделать для них.

Услышав это, Элли не поверила своим ушам.

— Что?

— Ник и Лиф потеряны для нас, — пояснила Мэри. — Благодаря тебе.

Сказав это, она развернулась, чтобы уйти.

Элли потрясла головой и почувствовала, что готова броситься на Мэри, как утром бросилась на Шамана, но вовремя остановила себя.

— Нет! Нет, ты не можешь просто так бросить их. Мэри повернулась к ней, и Элли увидела, что ее глаза горят от предвкушения реванша.

— Ты что, думаешь, я не хочу их спасать? Ты считаешь, мне по душе то, что Нику придется провести вечность в лапах этого злого духа?

— Тогда сделай что-нибудь.

— Отправиться спасать их — значит, подвергнуть риску живущих здесь детей, а я никогда не позволю себе поставить их под удар. Я защищаю их! Я не пошлю их на войну! Шаман нас не трогает, и мы его не трогаем. И так со всеми чудовищами. Даже с Макгиллом.

Услышав это имя, дети нервно зашептались.

— Мир за стенами этого дома недружелюбен, если ты до сих пор этого не поняла, — добавила Мэри. — Иногда дети проваливаются к центру Земли, и больше их никто не видит. Иногда их ловят чудовища, и они пропадают навсегда. Исчезновение Ника и Лифа — трагедия, и я никогда не позволю себе повторить ее, послав к Шаману беззащитных детей, которых он без труда захватит в плен.

Будь Элли жива, у нее бы дух захватило от безжалостных слов, сказанных Мэри.

— Ты сама чудовище, — сказала Элли тихо. — Ты ничем не лучше Шамана. Ты говоришь, что ничего не будешь предпринимать, чтобы спасти Лифа и Ника? Что они «допустимые потери»?

— Допустимых потерь не бывает, — ответила Мэри. — Но иногда ничего другого не остается, кроме как смириться с ними.

— Я никогда с этим не соглашусь!

— Я согласилась, значит, согласишься и ты, — сказала Мэри. — Если хочешь остаться с нами, придется привыкнуть к этой мысли.

И вдруг Элли стало на сто процентов ясно, что происходит.

Мэри хочет от нее избавиться. Причем просто выбросить ее она не может, она хочет обставить все так, чтобы остаться невиновной. Если Элли хочет остаться, ей придется смириться с потерей друзей и не пытаться спасти Ника и Лифа. Элли никогда бы не согласилась на такие условия, и Мэри прекрасно это понимала. Возможно, именно по этой причине она была так удивительно спокойна в тот момент и превосходно держала себя в руках.

— Мне действительно жаль, что так получилось, — сказала Мэри. — Я понимаю твои чувства, знаю, что происходит у тебя в душе.

Самое ужасное, что в голосе Мэри звучало неподдельное сочувствие. Ей на самом деле было не все равно. Но за сострадание Мэри Элли пришлось бы заплатить слишком высокую цену.

Элли размахнулась и со всей силой, на которую только была способна ее рука, хлестнула Мэри по лицу. Удар получился таким увесистым, что Мэри попятилась назад. Вари бросился на Элли, и спустя секунду на ее руках висела целая гроздь ребят. Они отталкивали Элли, старались повалить ее и тянули в разные стороны, словно в их силах было разорвать ее.

— Отойдите от нее, — завопила Мэри, и дети мгновенно отскочили от девушки.

— Жаль, ты не чувствуешь боли, — сказала Элли. — А ты ее заслужила.

Элли развернулась, твердым шагом подошла к лифтам и спустилась на нижний этаж. Никто ее не провожал. Куда идти, она еще не знала; пока что ни о чем другом, кроме как о том, что она буквально минуту назад публично развенчала Королеву малышей, думать девушка не могла. Одно ей было понятно — назад она не вернется.

Мэри провожала Элли взглядом, пока за ней не закрылись двери лифта. Элли не знала, но на самом деле Мэри все-таки было больно. Лицо не болело, нет, но душа разрывалась на части, а это хуже, чем физическая боль. Утешало Мэри лишь одно: она поступила правильно. Подставила другую щеку.

— Возвращайтесь к своим занятиям, — приказала Мэри окружавшим ее детям. — Все в порядке.

Толпа постепенно рассеялась, и вскоре на пустынном этаже не осталось никого, кроме нее и Вари.

— Зачем ты ее отпустила? — спросил мальчик. — Ее надо было наказать.

— Остаться одной в мире живых — достаточно суровое наказание, — сказала Мэри.

Вари, похоже, с ней не согласился, но возражать не стал. Как всегда. Мэри подумала о том, что Элли даже не подозревает, как тяжело ей было пожертвовать Ником и Лифом во имя благополучия других детей. Но Шаман обладал способностями, которых у Мэри не было. Глупо было бы идти к нему, и уж совсем безумием было бы пытаться вызволить мальчиков из плена. Глупо и бессмысленно. Но Ника больше не было рядом. Раньше, чем Мэри успела узнать его ближе, он исчез, а она ничего, совсем ничего не могла с этим поделать. На какое-то мгновение Мэри почувствовала, что горе вот-вот захлестнет ее. От жалости к себе и Нику девушка громко всхлипнула, но подавила готовые вот-вот начаться рыдания, загнала их внутрь, как всегда. Ради детей, находящихся под ее опекой.

— Ты поступила правильно, — сказал Вари. Мэри нагнулась, чтобы поцеловать его в макушку, но остановилась, опустилась на колени и поцеловала мальчика в щеку.

— Спасибо, Вари. Благодарю тебя за преданность.

Вари поклонился.

Пока Элли спускалась на первый этаж, Мэри и Вари поднимались на самый верх. На душе у Мэри было тяжело, но она чувствовала, что найдет в себе силы справиться с собой. Суматоха, привнесенная Элли в ее королевство, скоро уляжется. Дети снова будут счастливы, станут играть в мяч и прыгать через скакалку, все пойдет по старому, день за днем, век за веком.

В книге «Все, что говорит Мэри, неправда» Элли Отверженная пишет: «В Стране затерянных душ множество тайн. Некоторые из них прекрасны, некоторые — ужасны. Мне кажется порой, что мы здесь именно поэтому — нам дан шанс узнать, что такое хорошо и что такое плохо. Я не знаю, не понимаю, почему мы все не попали туда, куда должны были попасть, но я уверена: угодить в тиски рутины и провести вечность, делая одно и то же без конца, — неправильно, и тот, кто утверждает обратное, — обманщик».

Глава двенадцатая

Элли учится

Чувство одиночества, навалившееся на Элли после того как она покинула пределы королевства Мэри, оказалось таким сильным, что иногда ей казалось, будто ее саму посадили в бочку. Она оказалась в мире живых совершенно одна и чувствовала себя так, словно на свете, кроме нее, никого не было. Мэри считала, что мира живых больше не существует, но для Элли он стал единственной декорацией, на фоне которой теперь проходила ее повседневная жизнь. Декорацией, которую она могла видеть, но в которую не могла войти. День за днем Элли размышляла, стараясь придумать план спасения друзей из плена Шамана, и в мыслях об этом шла, куда глаза глядят, так как не могла оставаться на месте. Она стала акулой, которой приходится двигаться всю жизнь, чтобы дышать. Элли нашла в городе множество мертвых мест, где она могла бы отдохнуть, но задерживаться в них долго была не в состоянии. Однажды на Элли снизошло просветление, она поняла, что попала в свою бесконечную колею. Каждый день ее маршрут пролегал по одним и тем же улицам, и так продолжалось уже несколько дней, если не несколько недель. Раньше Элли считала, что у нее иммунитет против рутины, но она ошиблась. Девочка почувствовала, что с этой грозной силой бороться практически невозможно, что рутина неизбежна и мятежный дух Элли чуть было не смирился с этим. Она хотела уже было махнуть рукой и вернуться к своему бесконечному пути по знакомым улицам. Сделать так было легче, чем продолжать бороться. Элли почувствовала, что привыкает. Лишь мысли о Лифе и Нике, сидящих в бочках, вырвали ее из цепких щупалец рутины. Если бы она позволила оцепенению, исподволь овладевающему ее мыслями, взять верх, она бы никогда не смогла освободить друзей.