Вера Крыжановская - Эликсир жизни Страница 24

Супрамати овладело неудержимое желание увидеться с Дахиром. Тот понимал его; с ним можно было говорить обо всем, что интересовало обоих в их бесконечном существовании. Молодому врачу потребовалось известное усилие над собой, чтобы снова найти необходимый тон и принять участие в разговоре, когда, наконец, виконт обратился прямо к нему, заметив молчаливость своего дорогого гостя.

По окончании обеда все перешли в гостиную. Увидев на столе несколько альбомов, Супрамати стал перелистывать их. Вдруг он вспомнил о своей зловещей ночной находке; а вместе с этим воспоминанием у него явилось желание узнать хоть что-нибудь об этой таинственной драме. Если жертва, – что, впрочем, казалось несомненным, была актрисой, и ее карточка находилась в одном из альбомов, то он мог узнать ее биографию и то, что предполагали об ее исчезновении, так как виконт, конечно, хорошо знал всю закулисную хронику.

Но тщетно просмотрел он один, а затем и другой альбом; той, кого он искал, не было среди этой коллекции всевозможных знаменитостей. Наблюдавший за ним хозяин дома подошел к молодому человеку и, дав ему самый большой альбом, сказал, смеясь:

– Смотрите и выбирайте, принц! Всюду вы будете приняты с радостью. Здесь у меня специально все театральные знаменитости и звезды полусвета. Конечно, вы не встретите здесь выдающейся красоты, но среди этих дам есть очень забавные и приятные женщины.

Супрамати начал перелистывать альбом. На этот раз ему не пришлось долго искать интересовавшую его особу. Да, это была ее кудрявая головка и вызывающая улыбка; только вместо бального платья на ней был оригинальный костюм Коломбины.

– Вот эта мне нравится,- сказал Супрамати, показывая виконту портрет.

Все наклонились с любопытством, а капитан вскричал:

– Ба! Красавица Лилиана! Вот что значит симпатия крови! Ваш покойный брат с ума сходил по этой женщине.

– Вам не везет, принц! Именно только одной этой женщиной, так понравившейся вам, вы не можете обладать, разве только женитесь на своей невестке. Но как могло случиться, что вы не видели на похоронах Нарайяны его вдовы? Или вы не знали, что он был женат? – заметил виконт.

– Нарайяна давно уже женат, и я знаю его жену. Это очаровательная блондинка, не имеющая ни тени сходства с оригиналом этого портрета, – ответил Супрамати.

Присутствующие обменялись удивленными взглядами.

– Скажите, пожалуйста, какой скрытный человек! Он ни словом не обмолвился, что женат, и вел здесь жизнь холостяка, – сказал Лормейль, покачивая головой.

– Во всяком случае, принцесса никогда не приезжала сюда и не подавала знака о своем существовании, – прибавил барон де Лонзак.

– Но что же заставило вас предполагать, что мой брат хотел жениться на этой мисс Лилиане?

– Лилиана сама говорила нам, что она – невеста принца и скоро сделается его женой. Затем в один прекрасный день она исчезла, ни с кем не простившись. Это было недель за шесть до отъезда Нарайяны, и мы предположили, что во избежание лишних разговоров они уехали венчаться в какое-нибудь укромное место. Во всяком случае, брак с этой опереточной певичкой, да еще с таким, таким… громким прошлым, был бы чудовищным мезальянсом для принца. Говорили также, что Нарайяна ревновал одного итальянца, сильно ухаживающего за Лилианой. Позже этого господина нашли мертвым в постели. Много болтали про то, что его убил отъезд Лилианы; но я полагаю, что он слишком много выпил и это вызвало разрыв сердца, – со смехом закончил барон.

– Ах! Всегда много болтают разных вещей, не имеющих ни малейшего смысла. Из того, что, когда на покойного принца находили мрачные часы и он запирался, становясь невидим даже для своих лучших друзей, мы заключили, например, что он – колдун или индийский махатма, что-то вроде мага. Предполагали также, что ему известны тайны изготовления золота и сохранения вечной юности. Впрочем, если я вам стану рассказывать все пересуды про Нарайяну, то я не закончу и до завтра. Итак, бросим эти глупости и вернемся к главному: Лилиана вам нравится и я предсказываю, что вы будете иметь ее. Так как Нарайяна не женился на ней, то в один прекрасный день она вернется к нам и, конечно, будет счастлива найти нового покровителя, такого же красивого и щедрого, как и тот, которого она потеряла.

Супрамати ничего не ответил. Конец разговора он слушал рассеянно. Вся его мысль сосредоточилась на мрачной драме, следы которой он открыл.

Что красавицу актрису убил Нарайяна, в этом он не мог больше сомневаться. Но действительно ли ревность служила поводом к этому убийству? Это было невероятно! Наконец, этот итальянец, его соперник – действительно ли он умер от разрыва сердца или был жертвой второго убийства?

Поглощенный этими вопросами, роившимися в его голове, Супрамати мало принимал участия в общем разговоре. Он только тогда очнулся, когда виконт объявил, что пора ехать в театр. Виконт предложил барону и капитану сопровождать их, на что те охотно согласились.

В те времена, когда он еще был Ральфом Морганом, Супрамати не посещал оперетки. Болезненный, экономный, вынужденный строго рассчитывать свои расходы, он предпочитал прослушать серьезную оперу или хороший концерт, так что спектакль, на котором он присутствовал, был для него новостью. Пикантность положений и свобода исполнения очень забавляли его. Кроме того, его самолюбие было польщено триумфом, выпавшим на его долю.

Множество биноклей было наведено на него: множество блестящих и, видимо, любопытных взглядов искало его ложу. Супрамати наивно забавлялся этим первым публичным выражением почтения к своей особе. Скромный врач лечебницы для душевнобольных, будучи в театре, никогда не привлекал на себя ничьего внимания; он забыл только, что с тех пор он сделался принцем и миллионером. Он не знал также, что благодаря виконту и барону, которые имели в зрительном зале массу знакомых, уже понеслась весть, что он – индийский набоб и наследник принца Нарайяны, хорошо известного в веселящемся мире.

По окончании представления все общество отправилось в первоклассный ресторан, где уже заранее были заняты кабинеты и заказан ужин.

Супрамати находился в отличнейшем расположении духа. Он смеялся и любезно принял известие, что пригласили от его имени нескольких дам и мужчин, принадлежавших к сцене.

– Это все перворазрядные таланты, полубоги искусства и наши интимные друзья, – сказал виконт. – Я надеюсь, дорогой принц, что вы будете довольны, познакомившись с этими известными лицами.

Первыми явились мужчины, и виконт представил Горация Даниэля, драматического артиста, и Рафаэля Пинсона из французской комедии. Первый был человек средних лет, обладавший солидной полнотой и богатой артистически взбитой шевелюрой. Другой, высокий и худой, имел жеманный вид и был нарумянен. Господин Пинсон занимал амплуа первых любовников и всегда был в своей роли.

Оба, видимо, были очарованы знакомством с набобом. Виконт представил их в таких лестных выражениях, что Супрамати должен был почувствовать себя необыкновенно польщенным, что может пожать руку столь выдающимся особам.

В разговоре Даниэль упомянул, что близко знал покойного принца Нарайяну, человека необыкновенно великодушного, просвещенного покровителя искусств и талантов.

Супрамати понял, что он не может, не компрометируя себя, оставаться равнодушным к заслугам «искусства» и «таланта», и решил в душе быть таким же блестящим меценатом, каким был его предшественник.

Немного спустя приехали дамы, которых виконт, очевидно, пригласил для того, чтобы его новый друг мог сделать выбор. Это были Барети из цирка, Пьеретта из Альказара и Камилла Мушерон.

Все три были красивы и задорны. У одной из них, правда, был еврейский тип, и виконт шепнул на ухо Супрамати, что мать прекрасной Пьеретты была турчанка, но что ни одной капли израильской крови не течет в жилах этой «звезды Альказара».

Самая молодая, красивая и смелая из них оказалась девятнадцатилетняя Мушерон, с ослепительным цветом лица и большими голубыми глазами. Мушерон тотчас же села рядом с Супрамати, беззастенчиво выказывая, что она решила овладеть им: страстно глядя на набоба, она обстреливала бешеными и угрожающими взглядами обеих соперниц. Взгляды эти ясно говорили: «Посмейте только оспаривать его у меня – и вы увидите, на что я способна!»

Виконт заметил грозовые тучи, омрачившие горизонт праздника, и как искусный распорядитель пира принял меры, чтобы враждебность эта не перешла в баталию; шампанское не переставало течь рекой. Наэлектризованный разговором собеседников и перекрестным огнем острот, трезвый и сдержанный Супрамати осушал стакан за стаканом, позволяя ухаживать за собой героиням полусвета и забавляясь их соперничеством. Он был уже достаточно пьян, когда отдал наконец пальму первенства Пьеретте, проводив ее домой в собственном экипаже, несмотря на ярость Мушерон.