Федор Метлицкий - Драма в конце истории Страница 25

Мужчины не воодушевились. Во мне не осталось ни капли прошлых чувств, а только отвращение от этой свадьбы в какой-то деревне.

Вскоре она ушла в декретный отпуск, прежде времени.

Остается только сказать несколько слов о конце моей печальной истории.

Юля снова зашла к нам, уже с ребенком. Одутловатое лицо, без макияжа, потеряло обаяние юности. Малыш откинулся у нее на руках, снизу молча глядя на нас удивленными глазами.

— Он никогда не плачет, не капризничает, — любовалась Юля и целовала его глаза.

В ее взгляде было знание ее власти надо мной, и сожаление.

Я не смел просить, чтобы она вернулась на работу. Простила ли она меня?

К Светлане стал приходить попик с редкой бородкой, в тертых джинсах. Они шушукались между собой, и я понимал, что она — отрезанный ломоть.

Шеф объявил о нестабильности положения нашей организации и об очередном снижении зарплаты. И об уходе некоторых на неоплачиваемый отпуск.

О, это тягостное чувство, которого не знает бюджетник, аккуратно получающий зарплату и не думающий о стабильности своего существования!

— Боливар не выдержит всех! Пора отправляться на велфер.

Глаза у сослуживцев были пустыми.

Было нестерпимо выносить эти глаза.

Я вышел, и заплакал. Сквозь просветы высоких зданий видел холодное сырое небо. Не надо больше строить иллюзий.

Лида ушла с облегчением, в свою академию, где защитила кандидатскую.

Бухгалтер тоже расстался легко, у него была еще халтурка.

Молчаливый хакер Дима и беременная дурнушка исчезли, кажется, раньше — никто этого не заметил.

А вот Чеботарев стал известным активистом Гражданского фронта.

21

Я сижу в комнате на даче, за окном шумит листва яблонь.

В первый раз появилось солнце. Как же долго было слякотно и темно! Лил дождь, нудно и постоянно, словно будет лить, пока не затопит всю землю. Говорят, непоправимый сдвиг в случайном уголке вселенной — микроскопической частице разрушающей и созидающей энергии.

После смерти матери было невыносимо приехать сюда. Уже полгода я живу без нее.

Но сейчас дождь прошел. Клубящаяся зелень в саду, словно живая, блестит на солнце, под чистым небом.

Изменение погоды повлияло на все мое существо. Словно все время искал чистого неба и, наконец, осветило солнцем, и стало легче.

Помню последние слова Вени. Раньше бывали эпохи, когда не только близкие люди, но и целые поколения становились родными — перед общей смертельной опасностью. Но сейчас пропала связующая нить.

Сейчас, в конце двадцать первого века, механическое соединение людей в тесные информационные связи привело человечество на край гибели.

Мы стали одномерными в своем довольстве сытостью тела, опустились в безопасное болото коллективного бессознательного. Великое равнодушие и всеприятие Дао поселилось в душах людей.

Эгоизм — это невозможность найти близкое себе в навязанном чужом мире, неважно, по своей вине или окружающего мира. И тогда эгоист тоже никому не нужен.

Родился тип, противоположный тому, кто некогда осознавал себя единым с народом: «Что единица! Единица — ноль».

Но душа чувствует неполноценность существования. Замедлившееся время стало казаться бесконечным. Как бывало в старые времена, наступил новый застой. От духовной нищеты страдают гораздо больше, чем до мирного переворота протестного движения против авторитаризма. Брошенные только на самих себя, мы потеряли ориентиры и бродим в поисках духовной пищи.

Ушла волна, наполнявшая меня полноводным сверканием. Мне стал невыносим этот мир, который я хотел любить, злился на него. Казалось, этот мир — измена всему, что было во мне подлинного.

Я пытался возбудить в себе прежние чувства, читая стихи в дневнике. Мы живем воображением — иллюзией реальности. Человек сам создает в себе настроение. Оно зависит от того, что в нем есть. Только в нем самом. Вот оно, озарение: другие — это я, со всеми моими болями, потерями и надеждами, я близок со всем миром! Только в любви и поэзии оболочка «я» исчезает.

Но слова не помогали. Потеря близких стала той болью, что перевесила и бросила в пучину бесчувствия. От меня отпадают куски теплого плато, что держало меня на земле. Также, наверно, отпадаю от других и я, мое интересное для них.

Уехать за границу?

А что — там? Сергей Довлатов радовался, что, наконец, он одинок в иностранной толпе, и абсолютно свободен. Но мне такая свобода не улыбается.

Я разбирал бумаги из архива Вени. В дневнике обрывки мыслей. Но когда дочитал, почувствовал, какое большое впечатление они могут произвести. Обнаружил листок с ранними стихами Вени, в них уже ощущалась свойственная ему сложная простота. Наверно, это не только о гибели его любимой девушки.

Схоронено мое горе,Как Атлантида — на дно,В глубины любви, которойДостичь никому не дано.Так искренно, так ненароком,И грубо, кому не лень,Так в душу лезут жестоко,Что делают только больней.И что ни слово — все мимо.Сочувствие — ложь выдает,По ране словами чужими,Как будто булыжником, бьет.Кто вылепил нас из глины,Вдохнул безрассудность любви,И нас разделил, и покинул,Чтоб жить лишь собой меж людьми?Бездонна души Атлантида.Друг друга нам не понять,И тем, кого то же постигло.И надо ли понимать?

Бедный Веня! Хотел любить всех, и чтобы все его любили. Пойти против человеческой природы? Куда ты, против Бога?

За окном шумят ветви яблонь. Природа показалась настолько далекой, отчужденной, не помогающей жить в своем тайном мире, что захотелось повеситься в этой одинокой комнате. В меня как будто ударило бессилие, пошатнулся, и спасением было падение в темную бездну. Вообразил, как через неделю меня найдут и будут отскребывать от пола, как останки моего знакомого на даче.

Сторонний наблюдатель во мне насмешливо подмигнул: давай, пополни список самоубийц у космонавта в полицейском отделении самообороны.

Я смотрел туда, в чистое голубое небо за зелеными ветвями, ощущая благодатное изменение природы. Только там, за человеческим сознанием есть нечто, самое близкое нам — та энергия рождает любовь и близость, не только боль распада. Одиночество — это миг, как дождь и хмарь. Вечные метафоры, из древности, — свет и тьма.

Примечания

1

Airglass — легкое воздушное стекло, теплозащитное и удерживающее огромные тяжести.

2

Развитие нано-, био-, инфо-, когнитивных и социогуманитарных наук и технологий.

3

Какого… ты здесь делаешь? Старый хрен.