Дмитрий Григорьев - Кровь или семьдесят два часа Страница 25

Вике хотелось закрыть уши и исчезнуть из этой комнаты.

Ей было стыдно поднять глаза и она безотрывно смотрела на склянку с металлическими шпателями на столе, которую фармаколог нервно теребил. Она ненавидела эти приспособления для развешивания порошкообразных медикаментов не меньше своего истязателя, а тот, как специально, дребезжал ими на весь кабинет. Практические занятия с сыпучими компонентами были для нее пыткой. Каждый раз, доставая кончиком шпателя воздушный порошок, приходилось задерживать дыхание, чтобы случайно не сдуть невесомую массу, и Викиным легким это совсем не нравилось.

Ненавистные шпатели прыгали и бряцали перед глазами, и их вид заставлял по привычке задерживать дыхание. Наконец смысл грязного предложения прорвался сквозь металлический лязг и необузданная ярость затопила студентку. Позабыв о предупреждении Матрены, Вика выплеснула накопившуюся в ней черную энергию в эту лоснившуюся от похоти рожу. Не прошло и минуты как на душе стало легко и спокойно. Приближающиеся экзамены больше не тревожили. Мир был прекрасен, и она с восторгом растворилась в нем. Ее душа летела ввысь. Классная комната ушла из-под ног. Не в силах больше стоять, она плюхнулась на стул. Ее хрупкое тело с трудом перенесло жесткую посадку на деревянное сиденье, но Вика этого даже не заметила.

В комнате все смешалось. Окна поменялись местами с дверью, потолок с полом, а свет теперь лился откуда-то снизу. Она закрыла глаза, но беспорядочная круговерть не прекращалась. Перед ней продолжали кружиться окна. Но вместо обшарпанных рам она видела узкие бойницы с высокими сводами. Где-то внизу горели факелы, и раздавался остервенелый лязг металла. Она всеми силами пыталась остановить головокружение.

«Мне нужно спасать из подвала маму», — сверлила мысль.

«Какой подвал? Мама же еще не на даче», — молча спорила она с собой.

Пол растворился, и вместо паркета перед ней появился огромный средневековый зал, где, как в кино, рубились обезумевшие люди в дорогих одеждах. Они носились вокруг заваленного яствами стола, скользя по залитому кровью полу. Но не кусок пожирнее да послаще был их целью. Похоже, на этом сатанинском пиру в почете была человеческая плоть. Вот чья-то голова слетела с плеч и закатилась под стол. Торжествующий победитель был тут же предательски нанизан сзади на шпагу. Качаясь перед камином, он выглядел удивленным кабаном на вертеле, готовым к зажарке.

Напуганный фармаколог посмотрел на обмякшее тело студентки со свесившейся на грудь головой и вдруг необъяснимый ужас охватил его.

«Убийца, убийца», — послышался голос.

«Тебя будут судить как извращенца», — вторил другой.

«Твои портреты появятся во всех газетах. Твои косточки будут перемывать на популярных телевизионных шоу», — звучало с третей стороны.

Он пулей вылетел из класса. А вслед летело: «Позор, убийца, извращенец!» Он не помнил, как очутился на своем предприятии. Его неожиданное появление в лаборатории застало врасплох лоботрясничающий персонал, но шеф даже не глянул в их сторону.

— Мне срочно нужен реагент, содержащий очищенный цианистый калий, — бросил он старшей лаборантке и, не поднимая глаз, проскользнул в свой кабинет.

Стоя перед сейфом с высокотоксичными химикатами, пожилая женщина медленно переваривала услышанное. Начальник давно не использовал этот реактив и ей стоило большого труда отыскать его среди леса однотипных склянок. Чем дольше она искала, тем сильнее ее мучили сомнения. За многие годы совместной работы она никогда не видела своего шефа таким взбудораженным. Его поведение, странный голос и отсутствие обычной слащавой улыбки на холеном лице обеспокоило ее. Да и сплетни о его разладе в семье не добавляли оптимизма. Богатый жизненный опыт подсказывал пожилой женщине, что здесь что-то не так. Она остановилась. Страшные мысли не дали ей долго колебаться. Рискуя получить разгон, она достала и принесла похожую по размену склянку с безвредной калиевой солью. Не глядя на маркировку химиката, начальник отсыпал небольшую горку белого порошка на шпатель и выдохнув, как перед стопкой водки, ссыпал порошок в рот. Остолбеневшая лаборантка с ужасом смотрела на оседающее на пол тело.

— Что с ним? — с неподдельной тревогой спросила она прибывшего врача «Скорой».

— А хрен его знает, — не заботясь о своей репутации, заявил измотанный за дежурство доктор. — Похоже на обычный обморок. Наверное, решил, что умер, и отключился. Не переживайте.

Психиатры разберутся.

«Скорая» отвезла неудавшегося самоубийцу в токсикологическое отделение, где его ожидала долгая и нудная психологическая реабилитация…

Государственные экзамены в тот год принимала вытащенная с пенсии заслуженная бабуля неопределенного возраста.

Высохшая старушка с мягким голосом помнила свой предмет не лучше студентов. Она умно кивала, слушая бодрую чепуху, которую несли будущие фельдшеры, и ставила отметки, руководствуясь исключительно показателями в журнале успеваемости.

Счастливые выпускники размахивали зачетками и благодарили судьбу за халяву, не догадываясь, что у этой халявы было имя.

Вика догадывалась о своей роли в случившемся, но постаралась скорее забыть об этом. Она шла по вечернему Ленинграду под руку со своим кавалером, и недавние передряги казались пустыми и далекими. Они любовались огнями праздничного города. На душе было легко и радостно, но бренное тело начинало давать о себе знать. Она продолжала весело вышагивать, не показывая вида, что ей нелегко идти в таком темпе. Дима заметил ее тяжелое дыхание и незаметно сбавил шаг. Она была благодарна ему за это, и с каждой минутой он ей нравился все больше. Его друг с ее подругой маячили далеко впереди, не обращая внимания на их отставание. Пары снова воссоединилась лишь на автобусной остановке, и спутник Вики начал расписывать романтику работы на скорой помощи. Она немного знала специфику этой профессии от подруги, стоявшей рядом. Ведь та попала на ту же подстанцию, что и Дима, и уже осваивала азы фельдшерского мастерства. Но в ее рассказах романтики и в помине не было.

Вике же дали свободное распределение по болезни, и мама устроила ее медсестрой к себе в поликлинику. Эта работа тяготила молодого специалиста. Девушка мечтала спасать людей на передовой медицинского фронта, но ее убедили, что «Скорая» не для ее здоровья. Работая участковой медсестрой, Вика начала чахнуть. Ей нужно было действо — куда-то бежать, кого-то спасать. Она себя чувствовала той самой бодливой коровой из пословицы, которой бог не дал рогов.

«Почему все так несправедливо в этой жизни?» — задавалась она горьким вопросом. — Моя работа идеально подходит подруге. Сиди весь день, да поддерживай свой избыточный вес плюшками и печенюшками».

Вика же ненавидела сдобу и всему на свете предпочитала приличный клок мяса в любом исполнении.

— Тигры травку не едят, — говаривала она, — впиваясь в очередной кусок вырезки.

В их доме никогда не экономили на еде, но на ее упитанности это никак не отражалось. Как говорится, не в коня корм.

И было это не потому, что она работала как лошадь, а все из-за того же генетического дефекта. Мутированный ген не только веселился в ее легких но еще и мешал правильному усвоению пищи. Так что, носи она очки, ее можно было бы смело называть вечно голодным очкариком.

Ну, а без очкариков в их компании и так не обошлось. Дима и его друг были выпускниками школы для детей с проблемным зрением. И хотя оба носили контактные линзы, к вечеру на их носах материализовывались ужасного вида очки. И главный ужас был не в толщине стекол, а в отвратительном дизайне оправ. Тонкие, изящные, золотые и серебряные оправы считались растлевающими атрибутами запада. Толстые и грубые очки, сделанные из пластмассовых отходов непонятного цвета, — вот признак наступающего по всем фронтам коммунизма. Да только наступление это было трудно разглядеть, даже сквозь так любовно сделанные для строителей светлого будущего очки.

Ну, а пока до коммунизма было далеко, веселая компания наслаждалась развитым социализмом с его маленькими радостями. Порадовавшись жизни на остановке еще с полчаса, они с трудом втиснулись в наконец-то подошедший автобус.

Проводив девушек домой, Димин друг поспешил распрощаться.

— Пошли быстрее, пока транспорт еще ходит, — тянул он его за рукав, предвидя затяжное расставание.

Виновато улыбнувшись, Дима помахал Вике рукой и понуро побрел за нервно подпрыгивающим товарищем, которому, по большому счету, не мешало бы вынуть шило из одного места.

А потом были свидания, цветы и шампанское, мороженное и коктейли, поцелуи и признания в любви, бесконечные разговоры и бессонные ночи. Не прошло и месяца, а Вика уже работала на одной подстанции с подругой и конечно с теперь уже своим Димкой. Она была на седьмом небе от счастья: — Делать любимое дело, да еще с любимым человеком, что может быть лучше!? Неужели предсказания Матрены о верном спутнике сбываются? Но, как и все в этом мире, счастье было недолгим. Вскоре началась черная полоса и посыпались неприятности. Вика наслаждалась интересной работой лишь до тех пор, пока ее бригада не попала в район пятиэтажных хрущевок. Отсутствие в них лифтов подтвердило правоту мамы и убило Викину мечту о «Скорой». На третий вызов, который, как назло, снова был на последнем этаже, врач ее уже не взял. Она сидела в глубине машины и все еще пыхтела от предыдущих гонок по лестничным пролетам. В глазах было темно от горя и нехватки воздуха.