Алекс Адамс - Еще жива Страница 26

Лиза положила голову мне на плечо. Я ее обнимаю обеими руками, сцепив пальцы. Швейцарец, облокотившись на планширь правого борта, вглядывается в море.

Тот человек по-прежнему притягивает мой взгляд. Я мысленно переодеваю его, как будто он одна из тех бумажных кукол с нарядами, которые мне так нравились в детстве. Причесываю его, брею до гладкой кожи лица. И наконец, в моем сознании что-то переключается – и я ахаю. Некоторое время я просто сижу и смотрю на него тайком, пытаясь не пялиться в открытую. Как он здесь оказался? Глупый вопрос, наверняка как и каждый из нас. Но, тем не менее, почему он тут? Через несколько минут я, будучи не в состоянии укрощать свое любопытство, встаю и начинаю расхаживать взад-вперед. А когда сдерживаться уже нет сил, сажусь рядом с ним. Близко, но все же сохраняя почтительное расстояние.

– Мистер президент?

Он смотрит на меня как на начальника.

– Я – президент страны, которой нет.

– Я за вас голосовала.

Он медленно кивает, как будто это вызывает у него боль.

– Правда?

– Да.

– Спасибо.

– Я сделала это с радостью.

– Вам бы следовало поставить на другого парня.

Война касается всех. Мужчины уходят на войну и не возвращаются. Весть об их гибели иногда доходит до их дома. Полки супермаркетов пусты, и их не заполняют дешевыми товарами.

Как-то в вечерних новостях я увидела, как красный пикап Хорхе вытаскивают из реки. Намокшие и подгнившие головки белок по-прежнему болтаются на зеркале. На работе никто ничего не говорит. Теперь вообще никто много не разговаривает. Мы выполняем свои обязанности словно автоматы, привыкшие работать в определенном режиме.

Вскоре я начинаю замечать отсутствие некоторых лиц. Однажды исчезла секретарша из вестибюля на первом этаже. Ее место заняла бойкая особа двадцати с чем-то там лет, которая сохранит свое дружелюбие до тех пор, пока не начнутся льготные начисления. Тогда ее взгляд станет скучающим, а отношение услужливо-безразличным. Позже в тот же день за мной в лифт заходит дама, зима во плоти. Она обнимает ящик, полный фоторамок и всяких безделушек, которые не имеют никакого значения ни для кого, кроме нее. Она смотрит сквозь меня, будто я – открытое окно. Ни намека на то, что она меня узнает, как узнаю ее я. Я помню ее в белом, а она не помнит меня среди дохлых мышей и вопросов Джорджа П. Поупа.

На днях захожу в туалет, где три женщины, сбившись кучкой у календаря, пытаются вычислить первый день их последних месячных. Одна из них, прервавшись на полуслове, забегает в ближайшую кабинку. Дверь за ней со стуком закрывается и снова распахивается как раз в тот момент, как ее рвота выплескивается на пол.

– Прошу прощения, – говорит она. – Кажется, у меня уже около восьми недель нет менструации.

Я говорю все то, что принято в таких случаях, но на деле думаю о Бене, Рауле, Джеймсе, миссис Сарк.

И о Нике.

Я обращаюсь в Центр по контролю заболеваний[29]. Они перенаправляют меня в 911. Оловянная женщина отвечает на мой звонок и, когда я сообщаю ей о вазе, отказывается со мной говорить, видимо приняв меня за сумасшедшую.

В какой-то день в утренних газетах появляется фото Джорджа П. Поупа, на котором он запечатлен вместе с изящной блондинкой, судя по заголовку, его супругой. В интервью П. Поуп делает все нужные заявления, направленные на то, чтобы успокоить паникующую общественность. Это фразы типа «Нужно сделать прививки от гриппа» и «Наши научные сотрудники ежедневно делают новые открытия». Пустые слова из уст человека, пекущегося лишь о собственных интересах.

Миссис Поуп тоже не принимает его слова за чистую монету. Ее внимание больше привлекает что-то на полу, куда она и смотрит, скрывая свой скепсис за вуалью светлых волос.

Картинка выглядит более убедительно, чем слова Поупа.

Ночь приходит в открытое море, наползая с востока. На судне включают огни, но их свет поглощается вероломной тьмой. Когда на палубе остаемся только мы вдвоем, президент несуществующей державы начинает говорить:

– Откуда вы?

Я отвечаю.

– Там большей популярностью пользовался другой претендент.

– Как вы здесь очутились, мистер президент?

Он пожимает плечами.

– Меня никогда не привлекала жизнь политика. Все получилось само собой… но намного позже. В детстве я мечтал стать космонавтом.

Даже в таком потрепанном жизнью состоянии я чувствую его харизму и вспоминаю, почему миллионы людей голосовали за его кандидатуру на высший пост страны. Мы стоим рядом, опершись на планширь левого борта, и всматриваемся в надвигающуюся на нас пустоту.

– Как и любой другой американский мальчик, – говорю я.

Он кивает.

– То была страна великих мечтаний, смелых и масштабных. Но мы оплошали в мелочах. У вас есть время, чтобы выслушать историю жизни?

«Ради вас все, что угодно», – хочу я сказать, но слова не идут, поэтому я выражаю согласие кивком. Бывший президент, как мне кажется, вполне удовлетворен этим.

Он на минуту замолкает. Двое вышли на палубу, неся за руки и за ноги третьего, как гамак, висящий между двух деревьев. Раскачав тело взад-вперед, они выбрасывают его за борт, отсылая мертвеца в лучший мир.

– Жил-был человек, которого народ выбрал, чтобы он ими руководил. «Если я соглашусь, – сказал он. – Я хотел бы, чтобы вы посвятили меня в свои соображения, как сделать нашу страну сильнее». – «Нет, нет, – ответили они ему, – мы потому тебя и избрали, что твои идеи лучше наших». Польщенный тем, что они в него до такой степени верят, он принял эту роль. Вскоре они пришли к нему со слезами на глазах. «Слушаю вас, – обратился он к ним, – я хочу узнать ваши мысли о том, как сделать эту страну более счастливым местом для всех». – «Нет, нет, – ответили они ему, рыдая, – твои идеи сделают нас более счастливыми». Время шло, и однажды они вновь пришли к нему, на этот раз с криками. «Я вас слушаю, изложите мне свои соображения, как сделать эту страну богаче». – «Нет, нет! – закричали они в ответ. – Мы верим в то, что твои идеи наполнят наши кошельки». А потом разразилась великая война. Разъяренные люди явились к нему с вилами в руках. «Я слушаю вас, сообщите мне свои мысли, как сохранить нашу страну для наших детей. Мне нужна ваша помощь». Но они опять отказались. «Мы наделили тебя властью, чтобы ты решал за нас», – завопили они в ответ. Когда разразилась эпидемия, он в очередной раз обратился к ним с просьбой, но они отказали ему под тем предлогом, что президент должен знать лучше остальных. На этот раз, после того как ему не удалось исправить ситуацию, они вышвырнули его вон. «От этого человека нет никакого проку, – сказали они, – он не делает того, чего мы хотим».

– Вот так это произошло с вами, – констатирую я.

– Так происходит с каждым избранным руководителем.

– И вы бежали?

– Под покровом ночи, словно беловоротничковый вор[30].

После этого мы поговорили на другие темы. О яблочном пироге и мороженом, о бейсболе, о тех временах, когда люди еще праздновали четвертое июля[31]. О временах, когда те, кого мы любили, еще были с нами. Когда сильное правительство делало нас менее свободными, но зато на нас щедро изливалась благодать этого мира.

На следующее утро капитан обнаружил его повешенным на толстой трубе под палубой.

– Я видел, как вы беседовали, – сказал он мне. – Кем он был?

– Хорошим человеком, при всех его недостатках. Значительно лучшим, чем многие.

Лиза прислушивается к тому, как члены экипажа отрезают веревку, на которой висит президент, бросают его за борт без какой-либо молитвы за упокой души. Ее голова склоняется, как будто она пытается согласовать это со всем, что составляет смысл ее жизни. Она не видит, но наблюдает.

От ее зачарованности меня бросает в дрожь.

– Как ты думаешь, он мог бы мне помочь?

Я знаю, что Лиза имеет в виду.

– Если то, что он говорит о своем прошлом, правда, – может. Но риск будет слишком большим. Нужны условия стерильности, соответствующее оборудование. У нас ничего этого нет.

– Наверняка в Греции есть больницы.

– Ты права. Но чего там нет, так это электричества.

– Мне все равно.

Ее губы изгибаются в легкой улыбке. На ее лице кротость и мечтательность. Она выглядит довольной.

– Я уверена, он сможет мне помочь.

Нику нравится иногда возникать у меня в голове, как будто ему доставляет удовольствие создавать в ней смятение.

«Я советовал раскрыть вазу, – слышу я его голос, – а не разбивать ее».

– Иногда мой характер подталкивает меня к правильным решениям.

«Ты осознаешь, что говоришь сама с собой?»

– Да.

«Хорошо, что ты это понимаешь».

– Уходи.

«Ладно».

– Нет, побудь со мной.