Елена Чудинова - Мечеть Парижской Богоматери Страница 27

Ах ты, нелегкая! Навстречу полз по улице полицейский автомобиль, полз улитой, чтобы сидевший рядом с водителем сержант сверялся, кажется, с номерами домов. А может, с чем еще, у Жанны не было времени разбираться. Озираясь в поисках подходящей подворотни, она приметила вместо нее вход в общественный туалет. Тоже годится!

Вообще Жанна брезговала городскими уборными с этими их пластмассовыми кувшинами вместо туалетной бумаги. Брр, гадость, в который раз подумала она, захлопывая за собой дверь. Но зато сюда, небось, не припретесь. В низком подвальчике была всего одна женщина. Отложив разноцветные свертки только что сделанных покупок, она стояла спиной к Жанне, перед зеркалом поправляя губы вишневым карандашиком.

Какой смысл красить губы, если все равно нахлобучишь паранджу, усмехнулась Жанна. Карандашик дрогнул в руке. Глаза женщины расширились. Жанна оцепенела, больше, пожалуй, от изумления, чем от испуга. Застыв на месте, она рассматривала свое отражение за спиной светловолосой мусульманки: бледная до синевы, в ковбойке, в ветровке и джинсах, без головного убора, шлем и тот она оставила за ненадобностью Стефану. Да как же она могла не сообразить, как же она могла зайти в туалет в «мужском» наряде! Эта тетка не зря уставилась на нее как на привидение, привидения бы испугалась меньше, чем такого харама, такого аурата среди бела дня! А ведь она не верила, когда люди говорили, что дикая, немыслимая глупость раз в жизни приключается с каждым. Что чаще всего, в каких случаях почему-то вывозит удача. Ну а те, кому она не улыбнулась, похоже, не смогут уже ничего рассказать о том, как именно прокололись.

Светловолосая женщина с дрожащим в руке карандашиком и Жанна не отрываясь глядели в зеркало, словно оно демонстрировало тайны на сеансе гадания или вообще было монитором старинной штуки под названием телевизор.

Станет орать, вырублю, решила Жанна. Пожалуй, все и обойдется как-нибудь.

В коридорчике, объединявшем туалеты, послышались шаги.

– А я повторю, не нравится мне это, – голос, говоривший на лингва-франка, принадлежал турку и изобличал хамовато-властными интонациями полицейского. – Какой-то сопляк заходит прямо перед нами в сортир, а в сортире пусто.

– Ты, Али, даже отлить не можешь, чтобы не сделать проблемы, – отозвался другой голос, другой, впрочем, только по тембру. – За этим мы, что ли, тут?

– Да никуда не денется этот контрабандный кофе. Небось не протухнет. Пойми ты, в сортире-то даже окон нету. А вдруг он в женский залез, хулиган или что похуже?

– Ну и чего нам, по-твоему, делать? – Второй турок-полицейский начинал лениво соглашаться. Это было несомненно.

Вот теперь Жанна похолодела, похолодела от корней волос до подогнувшихся коленок. Она влипла, ох, как влипла. Господи, хоть бы револьвер с собой был, так нет, помнила, как паинька, что без прямой необходимости лучше оружия по шариатской зоне не таскать!

– Да подождем немного, проверим у женщин на выходе документы, а после и помещение.

Зеркало показало, как бледнеет в синеву ее лицо, а застывший в воздухе золоченый карандашик женщины казался вложенным в руку манекена.

– Да у женщин-то зачем?

– А я слыхал на днях, в убийстве кади шестнадцатого округа как раз и был замешан парень, что накинул паранджу. Уж потом как припустил не по-женски. Пытались задержать, раскидал. И ведь никаких примет.

– Ну, что творят, шайтановы дети! Эй!! – перешедший на крик голос наполнился деланной строгостью. – Есть кто внизу?

– Да, есть, не заходите сюда, – неожиданно спокойно отозвалась женщина, поворачиваясь к Жанне. Она тоже была бледна, очень бледна. Несколько мгновений обе смотрели друг другу в глаза. Карандашик упал на кафель, слабо звякнув. Женщина прижала палец к губам.

– Ну, так поторапливайтесь! Проверка документов!

Жанна мотнула головой: спасибо, конечно, но смысла-то никакого.

Женщина принялась вдруг с лихорадочной торопливостью перебирать свои свертки. Схватила один, из золоченой бумаги с красно-зелеными узорами, сорвала ленты, разрывая бумагу, высвободила что-то из розовой ткани, встряхнула.

В руках женщины была новехонькая паранджа, как раз на рост Жанны.

– Скорей! – еще обрывая этикетку, женщина уже протягивала одеяние Жанне.

Раздумывать было вправду некогда. Жанна утонула в розовых складках ткани. Когда она выглянула уже через решетку, женщина, еще сама не одетая, ожесточенно комкала нарядную бумагу. Слепив вовсе небольшой мячик, она бросила его в урну, и только потом сама накинула паранджу.

– Держи! – Женщина уже совала Жанне в руку еще один из своих нарядных свертков, а в другую руку изо всех сил вцепилась ледяными пальцами.

Толстоватые полицейские-турки (а кто, спрашивается, видал стройного турка старше тридцати лет?) достаточно снисходительно взглянули на женщину с невзрослой девушкой, обвешанных, несомненно, дорогими покупками.

– Еще кто-то остался в туалете? – спросил один, выразительно раскрывая ладонь для документов.

– Нет, вроде бы, не знаю, – спутница Жанны протянула пластиковую карточку.

– А на девушку? – Полицейский сканировал маленький четырехугольник карманным прибором.

– Проверьте вашу базу, – надменно произнесла женщина. – В данных должно содержаться, что у меня есть четырнадцатилетняя дочь, Иман.

– Вообще-то непорядок, уважаемая. Скоро замуж отдавать, а ходит без собственных документов. Проходите.

Оказавшись на улице, женщина прибавила шагу, увлекая Жанну, чьей руки по-прежнему не выпускала, к маленькому спортивному автомобилю.

– Вы меня здорово выручили, – Жанна, высвободив ладонь, попыталась, было отдать сверток владелице. – Дальше я легко разберусь сама.

– Послушай, девочка, я же вижу, ты что-то натворила. Полицейских сегодня в городе втрое больше обыкновенного, а документов у тебя нет, ведь так? Пересидишь несколько часов в безопасном месте.

– Так Вы не мусульманка? – улыбнулась Жанна, забыв, что улыбки не видно.

– Мусульманка.

Жанна отпрянула назад, невольным, но резким движением всего тела.

– Я прошу тебя.

– С какой это радости Вам мне помогать?

– Ты француженка.

– Я – да, Вы – нет. Вы – бывшая француженка.

– Быть может, – женщина не обиделась. Жанна давно могла бы уже, конечно, дать деру, но ее обуяло любопытство – обычный ее порок, за который уж столько раз ее справедливо ругали. Нет, ну надо же поглядеть, откуда берутся такие своеобразные коллаборационисты? Раз уж случай сам вышел. В конце концов, семь бед – один ответ.

– Ладно, – она уселась на переднем сиденье.

Вздохнув с облегчением, женщина тут же сорвала свое авто с места: полицейские, что должны были вот-вот показаться из туалета, верно, здорово ее пугали.

Через несколько минут они мчали уже мимо Люксембургского сада.

– Да, уж кстати, – говорить через вязаную решетку, которая лезла в рот, было препротивно. – Как Вас зовут?

Женщина ответила не сразу. Она, казалось, внимательно следила за дорогой. Ее руки, уверенно управляющиеся с рулем, были изысканно узкими, с хрупкими длинными пальцами. Маникюр на овальных, в меру длинных ногтях был неприметный, телесного цвета. Вот только колец на пальцах, пожалуй, ощущался явный перебор, и все тяжеленные, червонного золота. Кольца не шли рукам, никак не шли.

– Зови меня Анеттой, – наконец, не поворачивая к Жанне головы, сказала женщина.

Глава 8

Путь во тьме

– Отец Лотар, можно мне немного Вас проводить?

Священник, вышедший один из той двери, у которой стоял Эжен-Оливье, взглянул на молодого человека, не узнавая. Или все же узнал? Кивнул, но рассеянно, без своей доброжелательной улыбки.

– Я не очень люблю делиться такой неприятной дорогой, – произнес он наконец. – Сегодня я ночую не у себя в бомбоубежище, а в метрополитене.

Ну это ребенку понятно, что нельзя долго ночевать в одном и том же месте.

– А на какую Вам надо станцию?

– Пляс де Клиши.

– А Вам не кажется, отец, что заночевать там получится только завтра? – поинтересовался Эжен-Оливье. – Сегодня Вы доберетесь на Клиши разве что к утру.

– Пешком, конечно, – теперь священник взглянул на спутника внимательнее, улыбка наконец скользнула по его губам. Эжен-Оливье ни за что не признался бы себе в том, что очень ждал этой сдержанно-одобрительной улыбки. – Но я воспользуюсь транспортом.

– Транспортом в заброшенном метро? Каретой с шестеркой белых лошадей или сразу драконами?

– Как же вы, атеисты, все-таки романтичны, – вернул шпильку священник. – Увидишь. Вот что, юный Левек. Ты вправду составь мне компанию, но только в случае, если и сам можешь в том месте переночевать. Тогда я не стану искать никого другого. Мне понадобится на месте некоторая помощь.

– К Вашим услугам.

Пройдя не больше квартала по улице, они спустились на станцию Бастиль, смешавшись с пестрой толпой рабочих из гетто, безработных, среди которых преобладали негры большие любители сидеть на социальном пособии, рабочих-турков, самых трудолюбивых обитателей шариатской зоны. Парижское метро, еще в лучшие свои времена печально известное неудобством и запутанностью своих линий, теперь, когда половина веток пришла в негодность, сделалось совсем уж грязным. Опасаться проверки документов в нем, конечно, не приходилось, но вот карманы надлежало беречь. Нищие, устроившиеся целыми ордами в переходах и под ржавыми остовами рекламных щитов, мгновенно превращались в грабителей. Грязные ребятишки, клянчившие милостыню, которой, конечно, никто не подавал, шмыгали в толпе, выискивая подходящую жертву. Срезать, походя сумку, было для них сущим пустяком.