Влада Воронова - Пути Предназначения Страница 27

— Сегодня я зашёл за ним в номер. Его учитель сказал, что… — Малугиру перехватило горло. Он мгновение помолчал и продолжил: — С Авдеем случилось ужасная беда. — Малугир пересказал подробности. — И сделано это по заказу кого-то из конкурсантов. Поэтому я ухожу из «Хрустальной арфы». Претендовать на гран-при после того, что случилось, означает присоединить себя к тому подонку, который это сделал.

Малгуир хотел уйти со сцены, но председатель остановил:

— Подождите, что говорит полиция?

— Я не знаю. Наставнику Джолли сообщили о том, что случилось с Авдеем, минут за пять до того, как я пришёл.

— В каком он госпитале?

— Не знаю. Наставнику Джолли было не до разговоров.

— Так, может быть, это ошибка?

Малгуир ответил с горечью:

— Судя по тому, что сюда уже приехала полиция, не ошибка. Теперь я могу уйти?

— Постойте, — сказал председатель. — Если гран-при будет присуждён Северцеву, вы останетесь в конкурсе?

— Я думаю, почтенный, что это было бы единственным верным решением. Ведь и так понятно, что лучше Авдея здесь нет… не было никого. Но я не знаю, что скажут другие конкурсанты. А сейчас нижайше прошу простить меня, досточтимое жюри, но до тех пор, пока о присуждении гран-при Северцеву не объявлено официально, находиться среди участников конкурса оскорбительно для моей чести музыканта и дээрна.

Малгуир отдал жюри церемониальный поклон и ушёл, не дожидаясь разрешения.

— Что ж, коллеги, — сказал председатель членам жюри, — спасти репутацию конкурса может только одно. Гран-при надо отдать Северцеву.

Возражать ему никто не стал.

— Учитель, пожалуйста, не надо плакать, — попросил Авдей. — У вас будет ещё много учеников, которые докажут, что ваша школа самая лучшая в Иалумете.

Джолли сидел рядом с ним на колченогом больничном табурете. Соседи по палате смотрели на Авдея и Джолли с алчной беспардонностью завзятых сплетников, комментировали их встречу громким шёпотом, но учителю и ученику было не до чужих взглядов и слов.

— Это я во всём виноват, — сказал Джолли. — Я, и никто другой. Нельзя было отпускать тебя из Каннаулита. Там безопасно.

— Вовсе нет, учитель. Вся безопасность окончилась ещё позавчера, когда коллегианцы отрубили голову какому-то бедолаге.

— Надо было запереть тебя в номере, как старый Шанвериг запер своего внука.

— Это бы не помогло, учитель, — заверил Авдей. — Тот, кто может нанять костоломов, охрану конкурсантского общежития подкупить тем более сумеет. Вам не в чем себя упрекнуть, учитель.

— Не называй меня учителем, прошу тебя. Я недостоин этого звания.

Авдей резким движением сел на кровати, здоровой рукой схватил Джолли за плечо.

— А как же Моника, Дваариг, Лю-Ван? Если вы их бросите, больше никто не сможет научить этих детей как стать гранильщиками собственного даровая. Все будут только стремиться вылепить из них всякую чушь в угоду своей прихоти. Никто, кроме вас, не сможет увидеть в них людей и научить быть людьми!

Джолли бережно, словно хрупкую драгоценность, снял с плеча руку Авдея, взял в ладони.

— Если кого и называть учителем, то тебя.

— Не сейчас, — высвободил руку Авдей. — Может быть, когда-нибудь потом. Хотя ничего другого мне и не остаётся. Теперь я могу только учить музыке. Но в учителя не идут от безысходности. Это неправильно. Нечестно по отношению к ученикам. Поэтому я должен найти какое-то другое занятие. Сделать для себя новую жизнь.

— Авдей… — начал Джолли, но у него зазвонил мобильник.

— Извини, — сказал Джолии. — Это председатель жюри.

Он выслушал собеседника, коротко поблагодарил. Убрал телефон, помолчал немного и сказал:

— Гран-при твой, Авдей. Так решили конкурсанты, и жюри с ними согласилось. Это не жалость, а признание твоего таланта. Ты не должен отказываться.

— Решили отдать главный приз мне? — переспросил Авдей. — Но за что?

— За твою игру. Тем, кто умеет слушать, было достаточно позавчерашнего.

— Но…

— Начал всё Малугир Шанвериг, — перебил Джолли. — Тот самый, которого дед запер в номере, и с которым ты весь позавчерашний вечер проболтал по телефону.

— Я так и не понял, почему он вдруг мне позвонил.

Джолли улыбнулся.

— Малугир хотел выразить своё восхищение твоей игрой, но постеснялся. Или не смог подобрать слов. Со мной в его годы бывало то же самое.

К Авдею подошла медсестра.

— Пора на процедуры. Тебе каталку или сам дойдёшь?

— Сам, — поднялся Авдей. От лекарств сильно кружилась голова, но ходить было можно.

Панимер нервно метался по небольшой, скрытой от любопытных глаз полянке дворцового парка, судорожно глотал стылый воздух. Быстро темнело, крепчал мороз, и на душе было столь же мрачно и холодно.

Едва императору принесли голову Погибельника, государь стал стремительно терять интерес к Панимеру. Ещё день-два, и изгнание в Маллиарву неминуемо.

Пусть император на прощание щедро наградит его, но врата Алмазного Города закроются для Панимера навсегда. Должность внешнеблюстителя уже занята… И никаких других вакансий при дворе нет. Глупец, пока был в фаворе, надо было зарезервировать для себя что-нибудь. Тогда император по одному слову Панимера мог отправить в ссылку любого придворного вплоть до пятого ранга.

Панимер в ярости хлестнул хвостом по древесному стволу. Брызнули щепки. Панимер ударил ещё раз. Но теперь шипы застряли в древесине, пришлось их осторожно вышатывать, вытаскивать по одному.

Зато отвлёкся от сожалений и страхов, в голове сразу же прояснилось, мысль заработала.

«А почему бы Погибельнику не оказаться ложным? — соображал Панимер. — Ведь братки запросто могли опередить коллегианцев и спрятать Избавителя, а императорским агентам подсунуть случайную жертву. Нет, не годится. Один из братков сам сдался в руки коллегии, добровольно пошёл на смерть, изображая Избранного, чтобы истинный Погибельник избежал смерти. Да, так гораздо лучше. И красивее, и романтичнее, государь будет впечатлён, а придворная шваль с азартом падальщиков начнёт обгладывать кости братковского трупа, и такие убедительные подробности насочиняет, до каких я ни за что не додумаюсь. Надо только слушать внимательно и государю информацию выдавать маленьким порциями, чтобы не утомлять высочайшее внимание и в то же время всегда иметь в запасе что-нибудь интересное».

Ну вот и всё, хвост свободен. Панимер осторожно покачал им, поиграл шипами. Порядок, ничего не вывихнуто и не сломано.

«Как же засунуть в уже готовое и всем известное толкование Пророчества сообщение о ложности Погибельника? — размышлял Панимер. — Второй раз байка о древнем манускрипте из семейного архива не пройдёт».

Панимер внимательно, строчку за строчкой, слово за словом перебрал выученное наизусть толкование. А ведь есть тут лазейка! Не ахти какая широкая, но протиснуться можно.

Немедленно к императору!

Максимилиан, как и всегда в это время, был в гостиной. А вместе с ним — около десятка придворных и приглашённых вельмож, которые новость о ложном Погибельнике вмиг разнесут по всему Алмазному Городу и Маллиарве. Завтра об этом говорить будет уже весь Круглый материк.

В гостиную Панимера допустили сразу же после доклада, что было добрым знаком — он ещё интересен государю.

На колени Панимер рухнул прямо у порога. Поймал взгляд императора и возопил:

— Вина моя огромна, государь. Молю ваше величество о смерти. — Панимер простёрся ниц.

— Встань и расскажи толком, — недовольно буркнул Максимилиан. — Что ещё стряслось?

— Погибельник, государь. Тот, чью голову вам принесли, может быть ложным. Мой недостойный вашего внимания предок об этом предупреждал. Но я не сразу понял смысл его предупреждения. Моя вина бездонна. — Панимер опять простёрся на полу.

— Подробнее!!! — прошипел вмиг разъярившийся до лютости император. Панимер, не вставая, рассказал подробности. Император выслушал не перебивая. Панимер спешно выпалил самое главное:

— Если Погибельник ложный, государь, то должны быть знамения. В Каннаулите должно произойти нечто необычное, из ряда вон выходящее. Совсем не обязательно непосредственно связанное с Погибельником, государь, просто — необычное. Эманации злотворной силы Погибельника заставят людей действовать вопреки их собственной воле, совершать поступки, непредставимые прежде. Государь, позвольте мне съездить в Каннаулит, провести дознание. Уже через сутки доклад будет у ваших ног.

«Пресвятой Лаоран, — взмолился Панимер, — вдохнови этих сонных каннаулитцев хоть на какие-нибудь поступки и события. А толково объяснить, почему они невероятные и доселе невозможные, я и сам смогу».

— Нет, — холодно приговорил император. — Проводить дознание — обязанность агентов охранки. А ты останешься здесь. Под стражей. Увести! — велел он придверным теньмам.