Ольга Голосова - Преобразователь Страница 27

– Реликвия, что ищет Билэт?

– Ты и вправду любишь его?

Кловин опустила глаза. Мучительные думы одна за одной отразились на ее лице.

– Да, святой отец, – все же ответила она утвердительно и судорожно вздохнула.

– Не мое это дело, но я хочу упредить тебя. В помыслы он впустил дьявола, и я боюсь, что тот приведет его на страшную дорогу. Видит Бог, я любил его, как сына, но… Мы не можем решать за любимых, каждый свободен в выборе. Берегись его и своей любви. Любовь – огонь пожирающий…

Монах вздохнул, и она заметила быструю слезу, исчезнувшую у него в бороде.

– Наклонись ближе, дочка, – вдруг шепнул он.

Кловин послушно наклонилась. На нее повеяло ладаном и лекарственными травами.

– На, возьми, – тихо сказал старец и сунул ей в руку сверток. – Отдашь своему сыну. Он помолится за нас, деточка, и, может быть, его молитвы спасут его слабого отца и подарившую ему жизнь мать.

Быстрым движением монах перекрестил ей лоб и ласково пожал руку:

– Иди, дочка, да помилует тебя Господь. Больше ничего не могу тебе сказать. Хотел сказать много, но нет на то воли Божией.

Старец встал и побрел, прихрамывая, в лес, привычно опираясь на палку.

Кловин долго смотрела ему вслед.

Потом незаметным движением опустила сверток в сумку, висящую у нее на бедре.

Билэт ждал ее на камнях, возле того места, где их часом ранее нашел отшельник. Он лениво жевал травинку, облокотившись о валун.

– Ну, что он сказал тебе? – Билэт пытливо заглянул ей в глаза, разгадывая ее мысли.

– Велел быть осторожной.

– И все?!

– Мы говорили о бессмертной душе.

– Безусловно, важная, а главное, такая своевременная тема! С кем еще Ма… монах может поговорить о бессмертии, как не со зверями полевыми, да с птицами небесными. Новый ученик святого Франциска на нашу голову! – в речах Билэта послышалось нескрываемое раздражение. Он говорил с ленивой усмешкой, но в глазах его полыхал гнев.

– Ты злишься, потому что старец отказал тебе?

– Я злюсь, потому что меня бесит эта лицемерная болтовня. Такое ощущение, что добродетели годны лишь на то, чтобы латать дыры в человеческом бессилии. Если он творит глупость, то всегда может оправдаться смирением, кротостью, верой, надеждой и, на худой конец, – любовью. Эта уж точно покроет любую безумную выходку.

Прекрасное лицо юноши дышало презрением, глаза излучали гнев, и в этом неправедном гневе он вопреки смыслу вновь напомнил ей статую Архангела Михаила с огненным мечом – совершенство его облика отметало все мысли о греховности плоти.

Пока Кловин слушала, ее руки непроизвольно теребили наплечную сумку, и полотно рвалось под острыми ногтями.

– Мне надо попить, Билэт, – вдруг сказала она. По ее лбу струился пот, синие круги проступили под глазами.

– Да-да, конечно. Тебе помочь? – тон его мгновенно изменился. Металл, звеневший в нем секунду назад, исчез, уступив место нежной заботе. Взгляд потеплел, и Билэт снова стал тем, кого она полюбила, – мужчиной из плоти и крови. Бушующее пламя погасло, остались тепло и свет.

– Нет, прошу, я одна… ты знаешь, мне всегда трудно, когда ты смотришь…

– Глупая! Я сотни раз твердил тебе, что люблю тебя и такой.

– Нет, позволь…

– Ладно, но если что – зови… К несчастью, я лишен флейты и не смогу облегчить тебе муки превращения, но уж палку между зубов вложу, – он ободряюще улыбнулся ей.

Скажи Билэт еще хоть слово, продлись звук его ласкового голоса еще минуту, и она осталась бы на месте, призналась бы, отдала то, чего жаждала его душа, но… Тень снова набежала на его чело, он отвернулся, и женщина, вздохнув, устремилась к ручью.

Там Кловин, торопливо напившись, лихорадочно огляделась в поисках укромного места. Наконец она заметила неподалеку от источника небольшую ложбинку в камнях, самим Провидением предназначенную для того, чтобы стать тайником. Она огляделась и сунула туда реликвию Гильдии, принятую от отшельника. Завалила отверстие камешками и мхом. Она не могла унести ее с собой. Как ни любила она Билэта, но ни капли не сомневалась, что в первую же ночь ее вещи будут обысканы и тогда… Нет, об этом лучше не думать. Они любят друг друга. Ему трудно, ведь он человек, а она зверь, оборотень. Конечно, он невольно боится ее, ему трудно доверять тому, на кого его учили охотиться всю жизнь. Она не будет его искушать… Если потребуется, она расскажет ему о тайнике или сама вернется сюда… Но потом, позже, не сейчас…

Слова отшельника тяжелым камнем упали ей в сердце, и, как круги по воде, разбежались от них сомнения и страх.

Без сил Кловин опустилась близ источника и зачерпнула еще воды. Огляделась по сторонам. Никто бы ни в жизнь не догадался, что прямо перед его глазами – тайник.

Послышались шаги.

– Эй, – ласково окликнул ее Билэт, – как ты себя чувствуешь?

– Все хорошо, – она с трудом улыбнулась подошедшему юноше. Пот градом катился по ее осунувшемуся лицу.

Четыре дня они ехали через лес, не встретив ни одной человеческой души. На третий день у них закончился хлеб. Однажды Билэту удалось подстрелить глухаря, и они изжарили его на углях, так что голодная смерть им не грозила.

– Куда мы бежим? – решилась спросила Кловин на исходе пятого дня, помогая Билэту устраивать место для ночлега. Кони лениво щипали траву неподалеку.

– Нам нужно добраться до Альпийских гор. Пройдя через перевал, мы будем в безопасности – там граница власти твоего клана и моей Гильдии. Над землями Италии царствуют Наблюдатели. Крысиные семьи там враждуют друг с другом, а Гильдия тщетно пытается восстановить порядок. Там нет ничьей власти: слишком жирный кусок раздирается многими ртами.

Билэт улыбнулся и прижал ее к себе. Как ни высока была она ростом, а все равно смотрела на него снизу вверх: она доходила ему только до подбородка. Она прижалась к нему, ощутив тепло его тела, его твердые как железо мыщцы. Вдохнула его запах. Мир был был прекрасен, когда Билэт был рядом. Пели, возвращаясь в гнезда, птицы, ветер шумел в листве деревьев, благоухали перед закатом травы. Все прошлое казалось дурным сном, отступая перед могуществом счастливых мгновений настоящего.

Он сам разжег костер из собранного ею хвороста. Она умела пользоваться огнем, но по-прежнему испытывала перед ним страх, смешанный с любопытством. Одно дело – варить на огне пищу, совсем другое – самой разжечь пламя. Он смеялся над ее страхами, и они до поздней ночи сидели у костра, любуясь пламенем и слушая треск догорающих головней.

На них напали перед рассветом. Наспех сооруженная из лапника и жердей палатка укрывала от дождя и утренней росы, но не могла защитить от мечей. Подрубленные колья рухнули на спящих и не дали им хотя бы встать. Но Билэт все равно успел схватить меч. Закаленное в воинских упражнениях тело, тысячи раз повторенные движения боя – рука думала быстрее головы.

Первым закричал воин, который попытался схватить Кловин. Она спала по левую руку от Билэта, по правую, как заведено у рыцарей, спал меч. Короткий меч наемника для ближнего боя, даже не боя, а резни. Меч пробил кожаный доспех, прошел между железными пластинами и проткнул грудь. Билэт стиснул зубы и, собрав все силы, откинул воина с меча. Кловин видела, как вздулись жилы на его руке, как веревками натянулись мышцы на шее. Как змея, перекатившись на другой бок, он сумел выскользнуть из-под замаха второго нападавшего и вскочил на ноги.

Но силы были не равны. Шестеро вооруженных наемников без опознавательных знаков, вооруженные мечами и ножами, против одного, застигнутого врасплох.

Женщину схватили за волосы и, рывком подняв с земли, приставили к ее горлу нож. Кожу сорвали вместе с волосами, и, стиснув зубы, чтобы не кричать от боли, она тяжело смотрела, как убивают ее мужчину.

Когда трое из шестерых упали, один с отрубленной по плечо рукой, другой держа руками собственные вываливающиеся кишки, а третий – с проткнутым бедром, ее поволокли к лошадям. Нож не отрывали от ее горла, и она молчала, чтобы не помешать Билэту, чтобы он не отвернулся, чтобы не пропустил удар.

Державший ее споткнулся, и лезвие прошло по ее горлу, надрезав кожу. На рубаху хлынула кровь. Но она молчала.

Вдруг Билэт обернулся и увидел ее. Безмолвный крик стоял в его глазах, и в ту же минуту чужой меч вошел ему в грудь, едва прикрытую тонким полотном. Он глухо вскрикнул. Брызнула кровь. Он упал, а наемник, тот, кто убивал ее мужчину, занес над ним свой меч.

И тогда она закричала.

С нечеловеческой силой она оторвала, выламывая в кости, руку, державшую нож, и ринулась туда, где вместе с человеческой кровью в землю уходила ее жизнь. Ее снова схватили за волосы и рванули назад. И тогда, с залитым кровью лицом, она обернулась к наемнику и, схватив его когтями за плечи, зубами впилась ему в горло.