Russell D. Jones - НА ГРАНИЦЕ КОЛЬЦА Страница 27

Может быть, её подсознание протестовало против той казарменной строгости, которую Дед проявлял по отношению к растерянной девчонке-сироте? Может быть, для Златы такое поведение было слишком неправильным, чтобы принять его?

Сон повторялся снова и снова.

В этом сне Злата выходила на «Театральной», поднималась по ступенькам перехода, ведущего на «Площадь Революции» – и вдруг слышала голос брата. Остановившись, она оборачивалась – медленно-медленно, не веря себе – и видела, как он поднимается по ступенькам другого перехода – на станцию «Охотный Ряд». И его держит за руку какой-то мужчина.

С трудом сдержав крик, рвущийся из груди (вдруг это похититель?), Злата спускалась вниз, на шахматную доску пола, в то время как Павлик исчезал в переходе. Сквозь гул прибывающего поезда она продолжала слышать тоненький голосок, увлечённо рассказывающий про невкусную манную кашу и любимые домашние пирожки.

Злата спешила следом, перепрыгивая через ступеньки, вбегала в длинную трубу перехода на «Охотный Ряд» – и братик был там.

Тут-то и начинался новый вариант тех роковых событий: Павлик ждал её под двумя ярко сияющими лампами. Другие лампы источали мрак.

Чего бояться? Всего лишь переход с одной станции на другую, длинный, но не бесконечный! В темноте не было никаких чудовищ – Злата делала несколько быстрых шагов и оказывалась рядом с братом, падала на колени и обнимала его.

Павлик обхватывал её за шею тёплыми ручонками и шептал на ухо: «Сестрёнка! Златочка! Ты нашла меня!» Вместе они ехали домой. И всё потом было хорошо…

Проснувшись, Злата не плакала, потому что её наполняла уверенность: так оно и произошло на самом деле. Когда мечта ускользала, ей на смену приходило логичное объяснение: ночью сны возмещают то, чего не получить при свете дня. К началу завтрака Злата переставала думать об этом.

Дед не захотел «играть в дружную семью». Спорить с ним было бесполезно – ему нравилось, когда между людьми лёд и когда внутри тоже лёд.

Если бы Дед узнал о снах, он бы сделал всё, чтобы избавить от них Злату. Для него это симптом постороннего воздействия. Что чувствует она сама, о чём тайно мечтает – глупости, слабости, мусор.

Её младший брат был для него мусором.

И чем глубже Злата загоняла воспоминания об этих снах, тем более достоверными становились еженощные поиски. Однажды она поняла, что надо проверить, что в том тоннеле на самом деле.

День был подходящим – Дед выслеживал чужаков, Варя болтала с Лоцманом, всё спокойно.

Злата оделась и вышла из дома. Дорога показалась неимоверно долгой. Как назло, поезд ехал издевательски медленно, тормозил на каждом перегоне и подолгу стоял с открытыми дверями на станциях. Толпа была особенно вязкой, и все самые неторопливые старушки нарочно спустились в метро, чтобы задерживать движение.

Добравшись до «Театральной», Злата изнывала от нетерпения.

Чтобы не нарушать последовательности, она поднялась на несколько ступенек перехода, ведущего на «Площадь Революции». Медленно обернулась – Павел был там, и опять не один.

Спустилась вниз. Пол, выложенный квадратными плитами, походил на шахматную доску. Несколько клеточек – достаточно, чтобы пешка стала ферзём, – и Злата поспешила вверх по лестнице, к переходу на станцию «Охотный Ряд».

Снова был полутёмный коридор, и горела пара ламп, а на свету стоял кто-то, но слишком далеко, чтобы разглядеть. Злата бросилась вперёд, сквозь тьму, без страха – с одной надеждой…

Стандартная ловушка: полоса тьмы, которую нельзя пересекать.

Сколько раз на тренировках она училась обходить такие капканы, сколько раз ставила их сама! Но тренировки были после – да их и вовсе не было, ведь Злата нашла Павлика и вернулась домой. И всё потом было хорошо…

Портал проглотил Злату, словно мелкую рыбёшку, и кругов на воде не осталось.

Последней её мыслью было: «Дед расстроится».

Подразумевалось: «Он знал, что к этому всё и придёт».

* * * 00:38 * * *

Начиналось всё так замечательно, что и не описать. Они были счастливы, они любили друг друга, у них была идеальная семья: папа, мама и дочка. И все втроём они ждали второго ребёнка.

Трудно сказать, кто радовался больше: отец, мечтающий о сыне, мать, измученная двумя выкидышами, но не теряющая надежды, или дочь, которая хотела маленького, о котором можно заботиться.

Стало известно, что будет мальчик, и семья замерла в томительном ожидании. Каждое подозрительное ощущение превращалось в тревожный симптом, каждое резкое шевеление плода или слишком долгая неподвижность вселяла ужас. И тогда втроём они садились в машину, чтобы через полчаса неспешной осторожной езды (как бы не растрясти!) услышать от доктора: «Всё в порядке».

Этот толстый усатый доктор принимал первые – удачные – роды, и он же успокаивал после выкидышей. Ему верили. Но едва лишь становилось «нехорошо», мама начинала одеваться, дочь брала заранее заготовленную сумку, а отец спускался, чтобы вывезти машину из гаража.

Он был опытным водителем, знал каждую выбоину на дороге в роддом. За три месяца до «Дня Счастья» он взял отпуск за свой счёт и посвятил каждую минуту своей жизни обожаемой супруге.

Много позже Злата поняла, что он так и не простил себе, что отсутствовал дома во время тех двух несчастий, что оставил жену и дочку в трудный момент. В первый раз он был в командировке, во второй не успел приехать… Но никакие доводы не могли облегчить того груза вины, который он взвалил себя.

На 31-й неделе, ночью, он проснулся – жена трясла его за плечо. По её расширенным глазам и руке, прижатой к низу живота, всё понял, вскочил, собрался, побежал вниз, мысленно проклиная не работающий ночью лифт, вывел машину, поднялся вверх, на руках донёс жену до машины, затем вернулся за сумкой. Разбуженной дочери сказал коротко, с трудом переводя дыхание: «Спи, мы сами!»

Она кивнула и ушла к себе. И безмятежно уснула.

Проснулась она утром в пустой квартире – и неожиданно для себя начала плакать. Просто лежала в постели, откинув одеяло, и смотрела в белёный потолок с трещиной-рекой, а по вискам текли слёзы и впитывались в подушку.

Ей было 10 лет.

Она была самостоятельной, но не потому, что родители не уделяли ей внимания! Ей нравилось помогать им, нравилось заботиться о маме, следить за тем, чтобы отец покушал, ругать его, когда он слишком часто выходил на балкон покурить. Она хотела быть старшей сестрой, чтобы никто не смог оспорить её право быть взрослой.

Одноклассницы часто жаловались на надоедливых младших братьев и сестёр. Злата знала наверняка, что не будет.

В то роковое утро она умылась, почистила зубы – по всем правилам – и оделась, предварительно посмотрев на градусник, висящий за окном кухни. Нужно было поесть, потому что «завтрак – самая главная еда», как говорила мама. Но мысль о еде казалась лишней: Злата была твёрдо уверена, что надо спешить.

На самом деле спешить было некуда. Отец умер ночью, когда довёз жену до роддомовского подъезда – и увидел кровь на её платье. Просто уронил голову на руль, как будто уснул. Из роддома выбежали на крик, и едва успели довести мать до операционной.

Злату встретил усатый толстяк, который когда-то помог ей выбраться из материнского чрева, шлёпнул по попке – и улыбнулся, услышав первый крик нового существа. Именно он сначала привёл её в палату, где лежала мама – бледная, со впалыми щеками, так и не пришедшая в себя. Потом доктор показал Злате братика – через стекло отделения интенсивной терапии. И наконец, спустился с девочкой в подвал, к столу, где лежал отец, прикрытый простынёй.

– Сердце не выдержало, – объяснил доктор, который настоял на том, чтобы тело не увозили сразу из роддома.

Благодаря этому решению Злате удалось проститься с отцом: похороны устраивали на его работе, и Злата не смогла туда прийти – все дни проводила в больнице, утешая мать.

– Сердце – потому что он курил?

Доктор всё пытался взять её за руку, но она не позволяла.

– Я никогда не буду курить, – сказала Злата. – Я буду заниматься спортом. Я буду сильной и здоровой!

«И я не буду плакать», – это обещание она не стала произносить вслух, потому что оно предназначалось трещине на потолке и страшной утренней тишине, заполнившей квартиру.

– С Павликом всё будет хорошо? – спросила она, когда поднималась вместе с доктором вверх на больничном лифте.

Имя выбрал папа.

– Я надеюсь, Златочка, – ответил доктор.

Ребёнок выжил, но больничные палаты стали его вторым домом.

В четыре года Павла отправили в Москву на операцию. Злата настояла. Ей уже было четырнадцать – совсем взрослая. Она уговорила маму, помогла ей собраться, звонила каждый день. А потом встречала на вокзале выздоровевшего брата.

И всё у них стало хорошо.