Владимир Бойков - Призраки коммунизма Страница 28

— Я, конечно, псих, — заговорил их новый знакомый, — но не до такой же степени. У вас там, говорят, ворон хавают?

— Что ворон. Знал бы ты, какие у нас вкусные крысы…

— А опарыши…

— А тараканы…

— Ах, хрр, ах! — пустил слюни Бяка.

Пьяница вдруг согнулся и его вырвало.

— Вот, говорили тебе — не ешь его, — посочувствовал Культя.

Пролетарий вздохнул, утёрся, помотал головой.

— Не, я не могу далеко идти. У меня ноги больные…

— Тогда скажи нам вот что, где ваши капиталисты свои запасы прячут, — спросил Кнут.

— Фу-у-у, — сказал пьяница.

— Не бойся. Мы тебя не выдадим. Даже под пытками. Мы ребята ловкие — наворуем и ходу.

— В магазинах красть опасно, — забормотал человек. — Поймают, на целую неделю арестуют. А уж как стыдят…

— Сколько это — на неделю? — спросил Кнут.

— Долго, ох, долго. Да зачем вам воровать? Идите в приют, там вас бесплатно покормят.

— Чем?

— Пюре, сосисками.

— Замолчи лучше, — взмолился Кнут. — Ты скажи, где нам крыс раздобыть, или лягух хотя бы?

— Крыс?.. Крыс?.. — почесал голову пролетарий. — Ах, да, вы же эти… комму…

— …нисты, — подсказал Культя.

— Крыс, значит?.. Топайте вон туда. Увидите ограду. За ней завод по переработке отходов. Говорят, там крысы водятся.

Лица друзей просветлели.

— Спасибо, товарищ.

— Только дождитесь вечера, а то днём там люди.

— Понятно. Ещё раз Партийное тебе спасибо.

— Коммунистическое, — добавил Сява.

— Ага. Ну, пойду я тогда. — Бочком, кося глазами, пьяница стал выбираться из дружеского окружения.

— А, может, с нами? — крикнул Культя.

— В другой раз как-нибудь, когда подлечусь малость.

— Боится, — сказал Кнут.

— Опасается, — кивнул Сява. — Робеет. Я бы даже сказал — трусит.

6

Вечером товарищи проникли на территорию свалки.

— Не охраняется, — удивился Сява.

— Запуган тут народ до смерти, — констатировал сей факт критик. — Вот и не охраняется.

Увидев первую крысу, беглецы возликовали.

— Вот он, их питомник, — обрадовался Культя.

Кнут уже мастерил из проволоки силки.

— Не люблю их сырыми, — поморщился Сява. — Прокоптить бы…

— Точно, хрр, — согласился Бяка.

— Ничего, по одной съедим, а остальных завтра, как солнышко встанет, поджарим, — облизнулся Культя.

Закусив, друзья разбрелись по территории.

— Вот они, закрома капиталистов! — воскликнул критик, разглядывая горы мусора.

Сява уже вовсю таскал из кучи бутылки.

— Вот они, их богатства!

— О-хо-хо!

— Э-хе-хе!

— Ну и ну!

— Ух, ты-ы!

— Ах-фрр-р!

Сява зарылся в кучу, как крот, выкидывая наружу куски проволоки, обрывки верёвок, пустые мешки, бутылки, коробки, рваные комбинезоны и что-то ещё непонятное, но любопытное.

Глаза Культи блестели, как у сумасшедшего. Он хватал одно, замечал что-то другое, ронял, терял, забывал, кидался от одной кучи к другой, рассыпая находки, стеная и воя от счастья и бессилия.

— Сыпьте в мешки, — посоветовал Кнут.

Скоро в проходах между кучами мусора выросли горы пластиковых пакетов, набитых всяческим хламом.

Сява, вскидывая руки, подпрыгивая и тряся головой, метался по территории. Врывшись в одну из куч, он наткнулся на залежи фантиков.

— А-а-а! — завыл попрошайка, перестав соображать, где находится. Его разум помутился. Он видел только ворох разноцветных бумажек, зарывался в них лицом, гладил, набивал за пазуху, разбрасывал, катался по ним, всхлипывал, причитал и возносил молитвы.

— Пора уходить, — опомнился Кнут. Схватил тащившего очередной мешок Культю, встряхнул. — Пора уходить!

— А? — обалдело спросил критик. — Чего ты?

— Уходить пора, идиоты. — Вырубала отшвырнул друга, быстро связал два мешка, потом ещё два, перевесил через одно плечо, через другое, ещё два подхватил в руки и потопал к выходу. Вася поспешила за ним, унося огромный мешок на спине.

На полусогнутых ногах, с огромной охапкой фантиков, дико стеная, ничего не видя и не слыша, мимо Культи проплёлся Сява.

— Куча, — ошалело бормотал попрошайка. — Огромное количество. Несметное множество. Обилие…

Критик опомнился. По дорожке из оброненных Сявой фантиков он добрался до их залежей и, вытряхнув самый огромный мешок, стал набивать его бумажками.

— Прорва… Море… Масса… — заворожено повторял Сява.

Бяка на четвереньках полз за ним, подбирал фантики и довольно урчал: «Мрр-р, прр-р…». К его спине верёвками крест накрест была привязана солидная поклажа.

— Груда, — сказал Сява, взмахнув руками.

Мимо них, пошатываясь, протопал Культя, унося со свалки целый мешок фантиков и свой закадычный, так до сих пор никем не востребованный таз.

На ночлег путники устроились в высоченной траве. Сява всё выкрикивал:

— Бездна!.. Пропасть!.. Тьма!..

Бяка попытался вырвать из его рук последнюю бумажку, чтобы присовокупить к остальным.

— Не жадничай, — осадил его Кнут. — Не видишь что ли, — человек потрясён?

— Похоже, фрр-р, — сказал Бяка презрительно.

На следующее утро Культя проснулся первым. Разбудил Кнута.

— У меня проблема, — пожаловался критик.

— Что такое?

— Приспичило шибко. Кал напирает…

— Ну и что? Тут рынков нет. Сядь и откинь.

— Что ж я у капиталистов свой Кал брошу? — возмутился Культя. — Нет уж.

Срочно объявили Партсобрание. Постановили: коммунистический Кал буржуям не оставлять ни под каким предлогом!

Вася приготовила пустой пакет из-под выброшенных продуктов. Культя с достоинством облегчился. Ну, а вскоре эту важную церемонию свершили Кнут и Вася. Бяка тоже вдруг захотел…

Пятеро коммунистов спешили к границе. Настроение было приподнятым. Экспроприированные у буржуев богатства вселяли радужные надежды на ещё более светлое будущее. Мешок с говном тащили по очереди.

Сява крикнул: «Груда!..» — и обгадился прямо на ходу, за что тут же получил Партийное взыскание.

— Ворох!.. — глядя товарищам в глаза, честно заявил попрошайка.

5

Священные Рубежи пересекли ночью, разыскав небольшую дыру невдалеке от той, которая охранялась молодчиками из погранзаставы. Родина молча встречала своих сыновей. Страна безмятежно спала.

— Вот мы и дома, — облегчённо вздохнула Вася.

— Отлично, прр, — высказался Бяка.

Культя выхватил Партбилет и стал неистово целовать его. На глазах Сявы появились слёзы.

— Тьма тьмущая, — сказал он.

— Да… здорово мы капиталистов пощипали, — рассмеялся Кнут, сгружая с натруженных плеч тяжёлую ношу.

— А ты не боишься, что они войну объявят? — тревожно спросил Культя. — Видел сколько у них детей? Значит, и солдат много…

— Не волнуйся, не объявят. Слыхал про Красную Кнопку? Я раньше, правду сказать, не очень в неё верил, думал — легенда, считал, что буржуи только нашего Слова Правды боятся, но ведь и Сява про неё вякал, и Секретарь что-то бормотал.

— Сява — трепло, что его слушать, а Секретарь — шкура продажная.

— Ну и что? Капиталистов он тоже ненавидит, а Коммунизию любит.

Культя кивнул.

— Ох, и бояться нас буржуйские морды, — самодовольно потряс кулаками Кнут. — Знают, что Коммунизм непобедим.

Измученные переживаниями и усталостью, путники быстро уснули. Окрестности огласил дружный товарищеский храп. Мощно перекатывала валуны носоглотка вырубалы. Нежными переливами выводила хрупкие трели женственная Вася. Умиротворённо похрапывал критик Культя. Перебирая все существующие и несуществующие согласные, храпел коммунист Бяка: «Дрр-ч-п-р-ф-ф-ч-м-н-н-р-р-р…»

Не храпел только Сява. Он что-то украдкой жевал. Иногда прерывался, прошёптывал: «Сонм… Туча…», — и опять принимался чавкать.

Первой проснулась Вася. Быстро растерев помятые щёки и стряхнув муравьев с рубахи, она принялась сооружать костёр. Собрала сухую траву, обломала кусты, притащила несколько небольших камней.

Рассвет ещё только-только готовился забрезжить. Редкие тучи, разнеженные ночной прохладой, недовольно уплывали на запад.

Вася присела к своему мешку, развязала его и стала перебирать содержимое. Затаив дыхание, она рассматривала диковинные флаконы, пузырьки, какие-то незнакомые, но очень красивые безделушки, долго рассматривала своё отражение в треснутом овальном зеркальце, обрамлённом завитушками костяной оправы. Сломанной расчёской провела по волосам, удивилась незнакомым ощущениям и неожиданно для себя принялась сооружать на голове первую в жизни причёску. Воткнула в волосы пластмассовый цветок, повязала ленту. Вытащила из мешка что-то кружевное, слегка заляпанное краской, развернула, повертела и ахнула от промелькнувшей догадки. Скинув с себя штаны и рубаху, надела платье, расправила его, разгладила ладошками и закружилась в тихом восторге. От непривычных движений ноги её заплелись, и Вася завалилась на Кнута, который тут же вскочил, крикнул: «Раз!», — взмахнул кулаком и… проснулся.