Хью Хауи - Иллюзия Страница 3

Их взгляды встретились, и, прежде чем она моргнула, Холстон успел заметить, как в ее глазах блеснули слезы. Джанс казалась более худой, чем обычно, а в этом просторном комбинезоне смотрелась и вовсе комично. Морщины на шее и в уголках глаз стали глубже, чем он помнил. Темнее. А еще он подумал, что ее голос звучит хрипловато из-за искреннего сожаления, а не из-за возраста или курения.

Холстон вдруг увидел себя глазами Джанс: сломленный мужчина, сидящий на потертой койке, кожа кажется серой в бледном свете мертвого мира снаружи. У Холстона закружилась голова, он принялся искать нечто рациональное, за что можно ухватиться, нечто осмысленное. То досадное недоразумение, в которое превратилась его жизнь, было больше похоже на сон. Ни один год из последних трех не казался ему настоящим. Ничто больше не казалось настоящим.

Холстон снова повернулся к желтовато-коричневым холмам. Ему почудилось, что умер очередной пиксель, став ослепительно-белым. Открылось еще одно крохотное окошко, разрушающее иллюзию, в которой он усомнился.

«Завтра я обрету спасение, — со злостью подумал Холстон, — даже если это означает смерть».

— Я пробыла мэром слишком долго, — сказала Джанс.

Холстон обернулся и увидел, что она обхватила морщинистыми руками холодные стальные прутья.

— Ты ведь знаешь, архивные записи ведутся не с самого начала. Нам ничего не известно о том, что было до восстания полтора столетия назад, но с тех пор ни один мэр не послал на очистку больше людей, чем это сделала я.

— Ты уж извини, что создаю тебе проблемы, — сухо произнес Холстон.

— Я не получаю от этого удовольствия. И это все, что я хотела сказать. Совершенно никакого удовольствия.

Холстон махнул в сторону огромного экрана.

— Но ты первая придешь сюда завтра вечером полюбоваться на ясный закат, не так ли? — Ему очень не понравился собственный тон. Он злился не из-за собственной жизни, или смерти, или того что с ним случится послезавтра, у него вызывала негодование судьба Эллисон, и Холстон так и не смог избавиться от этого чувства. Для него неотвратимые события прошлого все еще казались чем-то, чего можно было избежать. — Вам всем понравится завтрашний вид, — сказал он больше себе, чем мэру.

— Ты несправедлив, — возразила Джанс. — Закон есть закон. Ты его нарушил. И знал, что нарушаешь.

Холстон уставился в пол. Они надолго замолчали. Через какое-то время мэр снова заговорила:

— Ты пока еще не грозился, что не станешь ничего делать. Люди нервничают, что ты можешь не произвести очистку, потому что не заявлял, что не станешь.

Холстон рассмеялся:

— Им полегчает, если я скажу, что не стану чистить датчики и линзы?

Осознавая всю нелогичность ситуации, он покачал головой.

— Каждый, кто здесь сидел, говорил, что ничего не будет делать, — пояснила Джанс, — но все равно делал. И все привыкли к таким заявлениям…

— Эллисон ничего подобного не говорила, — напомнил Холстон.

Но он знал, что имеет в виду Джанс. Он сам думал, что Эллисон не будет протирать линзы. И теперь ему показалось, будто он понял, через что она прошла, сидя на этой самой койке. Есть более важные темы для размышлений, чем чистить или не чистить. Большинство высланных наружу были нарушителями закона не ожидавшими очутиться в этой камере, где через несколько часов должна была решиться их судьба. И когда они заявляли, что ничего не станут делать, то думали о мести. Однако Эллисон, а теперь и Холстона тревожили более серьезные проблемы. На их фоне дилемма «чистить или не чистить» выглядела сущей мелочью — они оба попали сюда потому, что ими овладело какое-то безумное желание оказаться именно здесь. Их мучило любопытство, стремление увидеть внешний мир без вуали экранов.

— Так ты собираешься чистить или нет? — спросила Джанс напрямую и с явным отчаянием.

— Ты сама сказала. — Холстон пожал плечами. — Линзы чистят все. На то должна иметься какая-то причина, верно?

Он делал вид, будто его это не волнует и ему совершенно не интересно, почему люди чистят линзы, но большую часть жизни, и особенно последние три года, он провел в мучительных размышлениях о причине такого поведения. Вопрос сводил его с ума. И если, отказавшись ответить Джанс, он причинит боль тем, кто убил его жену, это его не очень-то огорчит.

Озабоченная, Джанс провела руками по прутьям решетки.

— Так могу я сказать всем, что ты это сделаешь?

— Или скажи, что не сделаю. Мне все равно. Похоже, для них сойдет любой ответ.

Джанс промолчала. Холстон посмотрел на нее, и мэр кивнула.

— Если передумаешь насчет еды, скажи помощнику Марнсу. Он будет дежурить здесь всю ночь, по традиции…

Зря она это сказала. Когда Холстон вспомнил об этой своей прежней обязанности, у него выступили слезы. Он был шерифом и двенадцать лет назад, когда Донну Паркинс отправили на очистку, и восемь лет назад, когда пришло время Джека Брента. И он же, превратившись в жалкую развалину, пролежал на полу всю ночь, вцепившись в решетку, когда три года назад настал черед его жены.

Мэр повернулась, собравшись уйти.

— Шериф, — пробормотал Холстон, пока она еще не отошла далеко.

— Что? — Джанс задержалась возле решетки, нахмурив седые кустистые брови.

— Он теперь шериф Марнс, — напомнил Холстон, — а не помощник.

Джанс постучала по стальному пруту костяшками пальцев.

— Поешь чего-нибудь, — сказала она. — И я думаю, что не обижу тебя, посоветовав немного поспать.

3

Тремя годами ранее

— Да это, наверное, шутка! — воскликнула Эллисон. — Дорогой, послушай. Ты не поверишь. Ты знал, что восстаний было несколько?

Холстон оторвал взгляд от раскрытой на коленях папки. Кровать вокруг него устилал ковер из бумаг — бесчисленных старых папок, которые предстояло рассортировать, и новых жалоб, с которыми следовало разобраться. В изножье кровати за столиком расположилась Эллисон. Они жили вдвоем в одной из тех квартир бункера, которые за прошедшие десятилетия делили перегородками лишь дважды. Поэтому в ней хватало места для предметов роскоши — стола и широкой кровати вместо обычных коек.

— И откуда бы я про это узнал? — осведомился Холстон. Жена повернулась и заправила за ухо прядку волос. Он ткнул папкой в сторону ее компьютера. — Ты целыми днями раскрываешь тайны столетней давности, и мне полагается знать о них вперед тебя?

Она показала ему язык:

— Это просто такое выражение. Мой способ сообщить тебе информацию. И почему я не вижу твоего любопытства? Ты вообще слышал, что я только что сказала?

Холстон пожал плечами:

— Я никогда не стал бы предполагать, что единственное известное нам восстание было первым — просто оно было самым недавним. Если я что и усвоил на работе, так это то, что никакое преступление не оригинально. — Он взял лежащую рядом папку. — Думаешь, вот он был первым в истории бункера человеком, укравшим воду? Или что он окажется последним?

Эллисон повернулась к нему, скрипнув стулом. Монитор на ее столе отображал фрагменты данных, которые она восстанавливала со старых серверов, — остатки информации, давным-давно стертой и перезаписанной. Холстон не понимал, как проходит процесс восстановления и почему женщина, достаточно умная, чтобы в этом разбираться, настолько глупа, чтобы любить человека вроде него, но принимал оба факта как истину.

— Я восстанавливаю по кусочкам несколько старых отчетов, — сказала она. — Если они правдивые, то получается, что события наподобие известного нам восстания происходили регулярно. Примерно раз в поколение или около того.

— Мы многого не знаем о прежних временах. — Холстон потер глаза и подумал о предстоящей бумажной работе. — Знаешь, возможно, у них не было системы очистки линз и датчиков? Готов поспорить, что в те времена вид наверху становился все более мутным, пока люди не начинали сходить с ума, и тогда вспыхивало восстание. А потом в конце концов изгоняли несколько человек, чтобы они привели все в порядок. А может, это был всего лишь естественный контроль рождаемости… ну, еще до лотереи.

Эллисон покачала головой:

— Вряд ли. Я начинаю думать… — Она смолкла и посмотрела на россыпь бумаг вокруг Холстона. Похоже, вид этих документированных проступков заставил ее тщательно подбирать слова. — Я никого не осуждаю, не утверждаю, что кто-то был прав, а кто-то неправ. Я лишь предполагаю, что информацию на серверах, возможно, стерли не бунтовщики во время восстания. Во всяком случае, произошло это не так, как нам всегда говорили.

Ее последние слова привлекли внимание Холстона. Загадка стертых серверов, это опустевшее прошлое, не давала покоя всем обитателям бункера. Об уничтожении информации ходили разные легенды. Холстон закрыл папку, с которой работал, и отложил ее.