Михаил Успенский - Соль Саракша Страница 3

Нет, мне, конечно, маму страшно жалко. Она, говорят, очень весёлая была и ласковая. Но я же её почти не помню!

Мойстарика мне ещё жальчее, потому что он-то маму вспоминает каждый день…

А вот у Князя как раз всё наоборот. Полковник, поди, и думать забыл про пандейскую княжну, зато сынок оттягивается по этой теме в полный рост, хотя помнить может ну никак не больше моего.

Но вот как-то нашли Мойстарик и полковник Глен Лобату друг друга и договорились, что Дину Лобату будет проживать в нашем маленьком мужском монастыре до окончания нашей «серой» гимназии за соответствующую ежемесячную плату. Яррики от денег не отказываются.

Познакомились мы с Князем так.

Сижу это я в гостиной за столом и пытаюсь из трёх радиоприёмников разных поколений собрать один действующий. Зачем — сам не знаю. Должно быть, соскучился по духоподъёмным передачам радиостанции «Голос Отцов», другого разумного объяснения не нахожу.

Мойстарик, уходя на смену, предупредил, что будет гость.

И стал гость.

Входит без стука высокий тощий типчик в каком-то лиловом полуперденчике с галунами, кудри чёрные, скулы торчат, щёки впалые, красная атласная лента завязана бантом на шее под кружевным воротничком — прямо юный поэт-аристократ времён Регентства из картинки в учебнике, бледный реакционный романтик, гордо чапающий на виселицу за правое дело свободы.

Оглядел меня с ног до головы и говорит:

— Приветствую тебя, о названый мой брат!

— Не знаю, — говорю. — Как получится, джакч.

— Получится, и даже непременно, — отвечает. — Недаром же у нас, князей пандейских, обычай есть — воспитывать дитя в семье простой, дабы не прерывалась связь с народом…

Ну как тут было не встать да не дать ему со всей дури по морде?

На беду мою, оказалось, что в кадетском корпусе тоже неплохо учат драться. Через какое-то время Дину Лобату уже сам сидел на мне и слишком уж туго бинтовал мою шею той самой атласной лентой утончённого поэта-романтика.

На шум прибежал дядя Ори, отодрал от меня джакнутого душителя и шарахнул его об стену.

Дяде Ори всё равно ничего не будет, подумал я, а с незваным гостем покончено…

Но Дину Лобату, сволочь недобитая, всё-таки пришёл в себя и сказал:

— Не, ну нормально у вас в доме людей встречают…

— Ясен день, нормально, — отвечаю. — У нас только дядька ненормальный… Корягу давай, князь хренов!

Так мы и закорешились.

Дядя Ори

Вся «серая» гимназия мне завидовала ещё с первого класса. Потому что ни у кого больше не было безумного родича. Герои были, маньяки были, выродки были, и даже композитор один, но чтобы уж совсем ку-ку — такого не водилось.

Ори Яррик старше Мойстарика на семь лет, но деда Гунга даже не пытался его оженить — такой своенравный у него получился первенец. Хотя был он первый жених и вообще самый здоровенный парень в Шахтах, но многие говорили, что он плохо кончит…

Потом он ни с того ни с сего добровольцем ушёл в армию, попал в самые гиблые войска — в Береговой Патруль, отражал первый десант с Архипелага, но умудрился не получить ни царапины и вернулся в шахту героем.

Однако кончилось всё и вправду плохо — для дяди Ори, разумеется, а не для тех, кого он спас. Был взрыв, был пожар (что там долбануло, так никто народу толком и не объяснил — может, и вправду пандейские диверсанты просочились), был завал — а он, обгоревший, выбрасывал людей из забоя в коридор, пока очередная глыба не отрезала его и ещё четверых.

Откапывали их две недели и, конечно, не надеялись найти живых («Соль съела!» — говорили в таких случаях), но дядька выжил — только поседел и джакнулся.

На людей он, к счастью, не кидался, не рычал и не воображал себя маршалом Армали. По большей части он молчал и слонялся по дому, наводя порядок. Каждой вещи положено было лежать на своём месте или висеть на своём крючке, или таиться в своём ящике.

Когда я был совсем маленький и совсем дурак, я развлекался тем, что менял разные вещи местами, прятал их где попало, и дико хохотал, глядя на его страшноватую физиономию. Пластических хирургов у нас не было, а потом ведь вообще война началась…

Покончив с порядком, дядя Ори садился в плетёное кресло среди двора и читал газету «Солёное слово», держа её почему-то вверх ногами. Хотя откуда у газеты ноги? Но так говорят. Газета могла быть при этом десятилетней давности. Интересно, но в бытность свою нормальным солекопом дядька печатным словом вообще не интересовался, и даже ремеслуху в своё время бросил…

Когда Мойстарик изредка ходил в пивную «Солёная штучка», он всегда брал старшего брата с собой. И худо было чужаку или новичку, который вздумал бы приколоться по поводу дядьки…

Самое серьёзное безумство, которое позволял себе Ори Яррик, проявлялось обычно на какой-нибудь праздник. Дядька незаметно выскальзывал из дому, прибегал на одну из двух городских площадей — в Шахтах или в Военном городке, ему было без разницы — снимал с себя всё, кроме головной повязки с именем и начинал прыгать и выкрикивать политически двусмысленные лозунги вроде «Неизвестные Отцы — нашего счастья кузнецы!» или «Народ, не сцы — на страже стоят Отцы!» до тех пор, пока к нему не подходил кто-нибудь и не уводил его за руку. Чаще всего это были вдовы и солдатки — полицейские попросту не успевали.

В общем, когда дядя Ори не приходил ночевать, Мойстарик и я не сильно переживали — небось, не в канаве спит и не в кутузке!

«Удачная рекламная кампания!» — говорил Князь про такие обострения.

«Поди-ка, и покормят его там!» — мечтал бережливый Мойстарик.

Дядькину пенсию и денежки квартиранта он старался не трогать — копил на мою будущую учёбу где-нибудь в столице.

Нужна мне сто лет ихняя столица!

Никуда я не хочу отсюда уезжать. Мне и здесь неплохо.

У Творца за пазухой

— Я гляжу, война вам вообще пофиг была, — ляпнул однажды Князь, и мы опять как следует отполировали друг дружке рожи.

Как же пофиг, когда практически каждая семья кого-нибудь да потеряла в Нижнем Бештоуне!

Потеряли мы и сам Нижний Бештоун. До войны (в детстве я думал, что Довойны — это такая страна, где есть всё-всё на свете) жизнь шахтинского работяги сводилась к тому, чтобы в горах деньги зарабатывать, а в долине их тратить.

«У солекопа полный массаракш: демоны — вверху, ангелы — внизу», — говорили тогда.

В пивной «Солёная штучка» Мойстарик, его ровесники и те, кто постарше, непременно вспоминали, какие там, в Нижнем, были рестораны и весёлые дома, какие шикарные дворцы и парки, какие огромные стадионы, какие богатые магазины… Университет, в котором учились студенты с половины Саракша… Театры и музеи тоже вспоминали — а как же! Небось, горняк — не фермер тупорогий, в скатерть не сморкается! Сюртуки, визитки и фраки до сих пор в сундуках лежат, моль питают!

А слепой дед Пихту за пару кружек мог пропеть знаменитую арию Печального Принца из одноимённой оперы божественного Рино Малькузи: «Вставляй свой ключик, молвила мне фея» …

На уроках обществознания нам объясняли, что оба города, Нижний и Верхний, явились го-су-дар-ство-об-ра-зу-ю-щим (во!) компонентом будущей Империи. «Стол, дом и жильцы возникли вокруг солонки», — гласила поговорка.

Нехило жили на соли, чего уж там. Всем на зависть. Конечно, редкий солекоп мог разбогатеть до того, чтобы под старость лет отстроиться Внизу, но и такое бывало. А бывало, что всё накопленное спускал в игорном доме. Или выбрасывал на актрис.

А я всегда донимал Мойстарика, чтобы рассказал про Саракшар. Прямо повернулся на нём. Буклет с фотографиями я истрепал в лоскуты, и требовал всё новых и новых подробностей.

Саракшар в Нижнем Бештоуне был самый большой в мире. Больше столичного. Соляные магнаты хотели переплюнуть всех — и переплюнули.

Высотой он был с двенадцатиэтажный дом. Всеимперский тянет примерно на десять. Правда, его и построили-то совсем давненько…

Сперва посетитель покупал билет, рассказывал Мойстарик. Билеты надо было брать заранее, а ещё лучше — заказывать через контору в Шахтах. Потому что очередь туда была под стать нынешним очередям за хлебом в столице.

Отстоял — предъяви билет, заходи в лифт. По шесть человек. Поднимается он до середины строения. Из лифта ты выходишь на галерею, она опоясывает изнутри всю конструкцию.

Посередине Саракшара в туманном облаке сияет Мировой Свет. А под тобой, над тобой, по сторонам — проплывают страны и континенты, леса и пустыни, реки и горы, моря и города Саракша, и выполнены они со всеми подробностями. За дополнительную плату можно взять напрокат бинокль и рассмотреть как следует… да хоть свои родные места.

Мойстарик говорит, что увидел даже наш дом в малюсеньком Верхнем Бештоуне. Ну, не знаю. Теперь ведь не проверишь. Я бы точно такое же говорил.