Александр Кабаков - Приговоренный Страница 3

Помощь же потребовалась потому, что умерла кошка. Однажды ночью вдруг проснулась, сползла с его постели на пол, захрипела, оскалилась… Ей было больше тридцати лет, она давно жила на стимуляторах.

Он сразу почти ослеп от слез. Все потери уже остались в прошлом, и к этой он оказался не готов.

Они же — молча, не оскорбляя горькую его беду соболезнованиями — налили ему водки, сами с ним выпили, налили ему еще и, когда он, наконец, свалился в полуобмороке-полудреме, вынесли обернутое простыней окостеневшее тельце, похоронили во дворе…

Потом несколько раз приводили врача со снотворными…

В общем, к отъезду все покрылось пеплом, уплыло туда, куда уплыла уже вся жизнь — в темную, редко прорезаемую вспышками памяти пустоту прошлого…

А им он остался благодарен и испытывал от этого еще большее против них раздражение.

— А вы в голову не берите! — ни с того ни с сего вдруг завопил старший, плакатнолицый Игорь Васильевич, едва отъехал назад перрон Брянского вокзала. — Это ж служба наша, самая гуманная в мире. О ней у многих искаженное представление… Вы ведь раньше, Юрий Ильич, кто были?

Он пожал плечами:

— Был дураком, им, видать, и помру…

— Ничего подобного, — опять радостно заорал Игорь Васильевич, — вы привлеченным были! А мы вас разрабатывали, значит…

— В смысле, вербовали мы вас, — пояснил пухлогубый резонер Сергей Иванович.

— А теперь все наоборот! Вот взять нас: кто мы теперь, — снова вступил Игорь Васильевич, — ну, кто, по-вашему?

— Топтуны?.. — стесняясь, предположил он.

— Правильно, — обрадовались они дуэтом, — так и называемся: «прикрепленные»!..

— Шестерки как бы, — неожиданно тихо и грустно закончил старший. — А ведь я ваш ровесник почти, да и Сергею Ивановичу уже шестой десяток валит…

— По виду не скажешь, — тупо пробормотал он.

— Нам стареть не положено, — с внезапной холодностью парировал Сергей Иванович, — работа наша такая. В том смысле, что забота наша простая…

— Жила бы страна родная, и нету других забот, — подхватил Игорь Васильевич и дополнил, — а раз забот нет, от чего же стареть?

Обычные их фокусы, подумал он, все же контора не меняется. И, прочитав его мысли, Игорь Васильевич кивнул:

— Вы правы, Юрий Ильич. Контора бессмертна.

— И мы тоже, — вполне бытовым тоном добавил Сергей Иванович.

После чего оба дурака вскочили, вытянулись «смирно», звонко стукнувшись в тесноте купе лбами, и отдали неведомо кому честь.

5

Решение ехать поездом было принято «девяткой» в связи с тем, что похищения самолетов в последнее время происходили чаще обычного. Подписанное десять лет назад почти всеми странами соглашение о неоказании сопротивления террористам уже давно сделало ежедневные захваты самолетов, кораблей, школ и больниц обычной политической практикой. Противники ограничений на продажу наркотиков в супермаркетах; сторонники бесплатной эвтаназии; молодежь, борющаяся против семидесятипроцентного пенсионного налога; женщины, требующие запретить указание пола в документах; русская Армия Освобождения Бруклина; организация защиты права психически больных занимать государственные посты «Добровольная народная дружина» — все ежедневно захватывали заложников. Предъявляли заведомо невыполнимые требования неизвестно кому, не дождавшись их выполнения и даже просто ответа, расстреливали захваченных — и исчезали, в тренировочных лагерях где-нибудь под Тулой или Махачкалой начинали готовиться к следующей акции…

А поезда хорошо охранялись, поскольку уже давно исключительно по рельсам передвигались все главы государств, политические и финансовые деятели, высшие чины ОБСЕ (Объединенных Боевых Сил Европы) и даже МВФ (Международного Военного Флота). Эти девяносто-, а то и столетние старцы не могли летать, даже если бы и решились: на крейсерской высоте современных украинских Boeing'ов, в стратосфере, у них подскакивало давление, а здоровьем они были склонны рисковать еще меньше, чем счетами в Internetbank'e, с которых пришлось бы снимать руллары для выкупа… Поэтому поезда на российской территории сопровождались агентами Комиссии Гражданской Безопасности, а за Можайском еще и хорошо вооруженными отрядами ОМОНа (Общемировой Обороны Населения).

Так что хозяйственное управление Центрального Клуба заказало два купе — для него и для Игоря Васильевича с Сергеем Ивановичем. Стоимость всех билетов он должен был вернуть из премии, его предупредили.

Двое нестареющих клоунов накануне отъезда отлучились ненадолго и вернулись с кофром — фрачный комплект для самого лауреата, выданный на прокат костюмерными Думского театра оперетты — и с большим чемоданом, в котором были приличные костюмы для них, бронированные пиджаки моднейшей фирмы «Руслан Арманиев» и противоминные брюки, новейшая разработка оборонки могущественных соседей — на этикетках герб Ваххабитской Кавказской Джамахирии: козел с автоматом.

— Рекордной яйценоскости, — сообщил Игорь Васильевич, примеряя штаны, — противотанковая у одного мужика прямо под ногами сработала, и только ботинки оторвало, а самому хоть бы хрен…

Долгая поездка оказалась весьма кстати, он собирался всю дорогу до Стокгольма дорабатывать речь. Что-то самое важное никак не удавалось сформулировать, а высказать это важное было необходимо, он сам не мог понять, почему, но казалось, что если не выскажет — все будет совсем бессмысленно.

6

«…и Новое Время наступило. Сегодня, подталкиваемые страхом, мы пытаемся понять его закономерности, но старания наши будут безрезультатны, если мы не вспомним, что ему предшествовало.

Я представляю страну, которая всегда оказывалась в нужном месте и в нужный момент — для того, чтобы стать испытательной площадкой любого оружия человеческого самоистребления, от нереформируемой религиозной ортодоксии до низведенной на уровень государственной практики идеи коммунизма. И потому, что я знаю эту страну, чувствую ее, я беру на себя смелость говорить о Новом Времени.

Первая мина, заложенная людьми в прошлом столетии под собственный всемирный дом — абсолютизация потребления энергии. Энергетическое язычество, охватившее мир в прошлом столетии, предрешило нашу судьбу. Нефтяная зависимость ХХ века сформировала психологию человечества, обрекла нас на войны и межгосударственные интриги. Катастрофическая уязвимость ядерных энергетических производителей сделала предчувствие Апокалипсиса постоянным и всеобщим. А когда зависимость от нефти и расщепляющихся материалов миновала — в связи с внедрением новых, космопотребляющих технологий — народы оказались полностью лишенными ориентиров.

Россия, как всегда, стала первой жертвой. Из-за истощения мировых запасов нефти ожидалось повышение цен на этот основной продукт нашей торговли с миром. Но вместо этого цены упали почти до нуля, и моя страна превратилась из расточительного мота в безнадежного и сумрачного нищего.

Уже этого было бы достаточно, чтобы любой, кто предполагал страшное будущее и высказывал свои предположения, почувствовал себя непростительно виновным.

Но экономическая катастрофа, естественно, дополнилась политической. И было бы ошибкой считать, что второе следует из первого — материализм так часто предлагал лживые, лишь казавшиеся убедительными мотивы, что даже склонные к упрощениям умы отказались от него. Политика в конце прошлого и в начале нынешнего века продемонстрировала неопровержимые доказательства того, что поведение людей и целых народов невозможно исчерпывающе объяснить практическими интересами…»

7

Он глянул в окно.

Набирая ход и едва не слетая с черт его знает сколько времени не ремонтировавшегося полотна, поезд несся к границе. В километре от дороги громоздились стеклянные карандаши-небоскребы делового центра Большого Можайска, а вдоль рельсов тянулись древние гаражи, заброшенные заводские корпуса, картонные и жестяные шалаши беженцев…

Он перевел взгляд на разложенные по столику страницы старой статьи. Никак не удавалось найти подходящую цитату для речи, смущал сухой и наукообразный — писалось-то по заказу людей серьезных, к беллетристическим украшениям относившихся с подозрением — стиль текста.

«…в результате страна съежится до размеров Среднерусской возвышенности, а то и Московской области. Практически она превратится в единый мегаполис, сосредоточение гигантского финансово-спекулятивного капитала, чиновничества и политически агрессивных престарелых пенсионеров-рантье.

Все сферы жизни в этом городе-государстве (как бы повторении некогда существовавших Гонконга или Сингапура на российский манер) будут полностью контролироваться могущественными преступными кланами. Государственной власти оставят представительские и некоторые распределительно-разрешительные функции. Источником существования всех ее функционеров, вплоть до главы государства, будет не бюджет, — нищенский по сравнению с имеющимися финансовыми потоками, поскольку полностью рухнет налоговая система, — а взятки криминального мира. Фактически они превратятся в легальное „содержание“ власти ее „наиболее достойными“ подданными.