Светлана Тулина - Колбаса Страница 3

Поэтому к обсуждению проекта «Ковчег» перешли без задержек и проволочек.

Проект, задуманный как научно-исследовательский, неожиданно обрёл чрезвычайно весомое практическое значение. На сегодняшний день окончательно достроен был лишь один из четырёх заложенных кораблей. Далее я стал свидетелем отвратительнейшей сцены. Мой ответственный за космическое кораблестроение коллега повел себя неподобающе, сначала подав необоснованный самоотвод, а потом, когда общественный референдум после некоторого колебания отказался его принять, окончательно потерял лицо. Он рыдал как плохо воспитанный ребёнок и кричал, что никогда себе не простит и более не способен ничем руководить, если не предвидел подобного развития ситуации и не настоял на ускорении строительства. Медики из внутренней охраны скрутили и увели бедолагу, но впечатление у всех присутствующих осталось довольно скверное. Кое-кто даже позволил себе в полный голос обсуждать происшествие и ходить между рядами.

Я сохранял спокойствие, в силу профессиональной специфики, и лишь в лёгком оцепенении думал — хорошо, что нет прямой трансляции и всё это безобразие не видит Люсиль. Она ведь со многими из моих коллег знакома и даже дружит, вот с этим, например, русским со странным именем Саныч. Как она сможет его уважать, если увидит вот таким — стучащим по кафедре огромными кулаками, с налившимся дурной кровью лицом, выпученными глазами и растопыренным ртом? Я так и не понял, чего он хотел от меня, почему повысил голос? Почему вдруг убежал, махнув лопатообразной рукой, и начал кричать уже на кого-то другого.

Конечно, меня мучила совесть — надо было бы попытаться его успокоить, хотя бы поговорить, чисто по-человечески… Но я как никто в этом зале понимал всю безнадежность подобных действий сейчас — любой из моих слишком возбудившихся коллег воспримет меня сейчас исключительно негативно, и слушать не станет. Слова забудутся, негативное отношение останется навсегда. И пусть даже это «навсегда» сейчас выглядит довольно жалко, на наш век его хватит. И потому я просто сидел, наблюдая и радуясь отсутствию прямой трансляции.

Ко мне подошли уже после заседания, когда большинство разбежалось паковать чемоданы — с сегодняшнего вечера городок переходил на военное положение, избранным предлагалось переселиться в гостиницу рядом с доками и принести посильную помощь во внутреннем благоустройстве того из «ковчегов», что был уже завершён. До чего-то важного всю эту братию, конечно же, не допустили бы, но отделка жилых помещений вполне им по силам, и на истерики меньше времени будет. Правильный подход. Да и оборонять гостиницу в случае чего гораздо удобнее, чем весь городок.

Оборонять.

Какое мерзкое слово…

Подошёл тип в штатском, я его и раньше видел иногда на заседаниях, всё гадал, что за ведомство он представляет, слишком уж мундирно выглядел на нём даже самый цивильный пиджак. Он представился, я сказал, что очень приятно, и сразу же забыл его фамилию — беда у меня с именами. Так и буду теперь его называть — просто тип в штатском.

Он сказал, что мне присвоено звание старшего лейтенанта, и что в состав экипажа я включён на правах полноценного офицера, а не как остальные учёные. Потому что я лучший в своей области, и штатский мне доверяет. Я молчал, и тип добавил, что пассажирский талон распространяется на всю семью офицера. Хорошо быть лучшим в своей области — по основной профессии я ведь адаптационный психотренер, специализирующийся на катастрофах, развивающие игры с мелкими — это так, хобби.

— Можно глянуть весь список?

Штатский поморщился, но список достал — оговорившись, что это пока очень приблизительный и неточный вариант. Я просмотрел его мельком, чтобы лишний раз убедиться в том, о чём и без того уже догадался. Меня интересовала лишь одна графа, практически одинаковая у всех. И теперь настала моя очередь морщиться.

В списке были одни лишь представители генетической элиты. Сплошные синие карты. Ладно бы не было красных или чёрных — таких я бы и сам забраковал, но ни одной желтой или белой, даже зелёной! Виват, евгеника…

Я отложил список и поднял на штатского взгляд — очень надеюсь, что взгляд этот был достаточно тяжёл.

— У меня есть одно условие. И оно не обсуждается…

Моим обязательным условием было присутствие на ковчеге быдла — причём в количестве, достаточном для создания полноценного социума.

Конечно же, обсуждать пришлось, и ещё как!

Даже голос сорвал.

С десятого числа впервые выдались свободные полчаса — меня выставили из зала на том основании, что даже своим молчанием я влияю на коллег и не даю им высказываться откровенно. Спешу записать хоть что-то, пока в зале решается моя судьба.

Официальные СМИ пока еще молчат — прослушиваю краем уха новостную выжимку ежедневно, чтобы быть в курсе. Но какие-то слухи уже просочились, Саныч ходил в город и говорит, что в продуктовых магазинах не протолкнуться, метут всё подряд — верная примета наступления скверных времён. Какой-то чрезмерно активный, но не слишком умный энтузиаст пригнал экскаваторы и затеял рядом с кампусом рыть убежище. Смешно. Нынче не та катастрофа, которую можно пересидеть под землёй, и тот, кто зароется глубже прочих, просто умрёт немножечко раньше.

«Ковчеги» — единственный шанс.

Говорят, заложили ещё пару десятков где-то на других доках — плюс те три, что в спешном порядке достраиваются у нас. Я не очень верю таким разговорам — не та техника, чтобы счёт шел на десятки. Если ошибусь — буду только рад.

Очень много нерешённых дел, а времени нет, совсем нет времени… что же они там так долго возятся, зря я, что ли, почти две недели не затыкался, даже голос сорвал, то с одним, то с другим, но, кажется, сумел убедить достаточное количество, мне не надо единогласного, мне чуть более половины вполне достаточно… Они же умные люди, должны понимать, в разнообразии наш единственный шанс на выживание, евгенисты были неправы в самой сути, деление на касты — тупиковая ветвь развития, ведущая к вырождению…

Времени не хватает катастрофически, за эти две недели ни разу не был дома, некогда, спал урывками прямо тут, на диванчике. Люсиль видел пару раз на планёрках — она в каком-то комитете и тоже должна присутствовать. Но подойти не удавалось, только обменяться улыбками издалека.

Земля горит под ногами…

Очень верное выражение, очень ёмкое. Понимаю, что физически жара ощущаться ещё не должно, земля ничуть не горячее, чем обычно, ну, может быть, на пару градусов, не более — но буквально ощущаю, как она прижигает пятки сквозь тонкие подошвы ботинок. Даже здесь, в прохладном коридоре у зала заседаний, где до неё шесть этажей и толстый слой асфальта…

Кажется, выходят.

Сворачиваюсь.

Надеюсь, вечером допишу поподробнее…

Вообще-то, уже три минуты назад сентябрь кончился, но я достал ежедневник и развернул клавиатуру более получаса назад, так что пусть будет всё-таки сентябрь, только тридцать первое, а не тридцатое.

Хороший день для подведения итогов.

Тем более, что есть чем похвастаться.

Я таки добился достаточного генетического разноцветия на борту нашего «ковчега». Четыре десятка зелёных и двадцать восемь жёлтых, пришлось остальным потесниться, а некоторым так и вообще сдать билет и дожидаться следующего рейса. Никогда не забуду их лиц…

Нет, они вели себя в высшей степени достойно — никто не унизился до личностных просьб или выражения персонализированного негатива в мой адрес или адрес кого-либо из Совета. Большая часть их вообще вызвалась добровольцами — сразу, как только Совет согласился с моими условиями и стало ясно, что планы придётся пересмотреть. Но всё равно — ужасно неприятно было видеть их улыбки и прощальные кивки, и даже осознание собственной правоты не спасало. Это так отвратительно — портить кому-то жизнь и доставлять лишние хлопоты, пусть даже и во имя великой цели…

Зато теперь с нами будет Саныч, а он не только вполне приятный сосед, но ещё и руки имеет золотые, вечно если какая поломка в лаборатории — прямым ходом к нему бегут. Никогда бы не подумал, что у него жёлтая карта, такой здоровяк, а вот поди ж ты… Понятно, чего он тогда так разволновался.

И, конечно, быдло.

Правда, исключительно белокарточные, но тут я и сам не возражал — равноправие равноправием, но у нас просто физически не будет возможности развернуть на борту полноценный стационар по поддержанию жизни в хрониках. Тяжёлые случаи наверняка появятся и в процессе полёта, но я осмотрел наш медблок и понял, для чего часть криокамер оставлена пустыми. Самые тяжёлые случае куда проще будет заморозить и долечивать уже после того, как сумеем развернуть полноценный госпиталь.