Анатолий Ириновский - Жребий Страница 3

Кузьма, вынырнул из кустов, понюхал скарабея и агрессивно зарычал.

— Не тронь! — не менее агрессивно заорал на него Нетудыхин.

Потрясающая догадка осенила Тимофея Сергеевича. Ему стало душно, и даже пот его прошиб. "Это он, он, подлец, — с ужасом думал Нетудыхин, — оставил этого говнюка, чтобы засвидетельствовать, что я здесь был!"

И со всей силой Нетудыхин наступил на несчастное жесткокрылое насекомое.

— Мразь! Мразь! — говорил он сквозь сжатые челюсти, вращая каблуком и стараясь втереть жука в землю. Потом поднял ногу, чтобы убедиться, что тот мертв, — жука в траве не оказалось. Нетудыхин взглянул на каблук. Но и на каблуке следов от раздавленного скарабея не было. Тимофей Сергеевич сломал подвернувшуюся ветку и стал разгребать то место, где только что — он же его видел! — копошился жук. И нигде, даже останков от скарабея, он не обнаружил.

— Улетучился, подлец! — говорил он сам себе. — Испарился, шельма продувная! — И еще больше утверждался в собственном предположении.

Домой он возвращался злой и раздосадованный. Кузьма, набегавшись, семенил теперь рядом с ним.

У своего подъезда они наткнулись на бродячую собачонку. Кузьма угрожающе зарычал и стал задираться. Приземистый и толстый, он напоминал своей грудастой фигурой разгневанного крошечного зубренка.

Пришлось Нетудыхину пнуть его слегка под зад. Кузьма от неожиданности взвизгнул, обиделся и помчался к себе на второй этаж.

Глава 2

Что есть Зло,

или первая заповедь Сатаны

Вот так начиналась-раскручивалась эта странная история. Конечно, не будь Дня учителя, возможно, и не случилось бы с Нетудыхиным всего последующего ряда событий. Но, как говорится, если бы знал, где упал, там соломку подослал. А Нетудыхин не знал, потому и шандарахнулся, и чертыхнулся. И вот — на тебе! — какой неожиданный поворот приняли, казалось бы, совершенно невинные на первый взгляд события.

Понавыдумывали всяких Дней. И все с большой буквы: День учителя, День строителя, День шахтера, День железнодорожника… Бог знает что, можно целый год отмечать профессиональные праздники. А как же, родина тебя не забывает. Твой труд ей нужен. Вот она и выделяет тебе день специально для того, чтобы ты мог осознать ее заботу о тебе.

Между тем, именно этот роковой день, точнее — канун его, станет потом той зарубкой в биографии Нетудыхина, от которой он будет вести новое исчисление времени в своей жизни.

Наступил понедельник. Наступил со всей своей непреложной закономерностью. И с той же непреложной закономерностью завертелась обычная карусель обычной учительской жизни. По-прежнему утром Нетудыхин бежал с набитым портфелем в школу. По-прежнему опаздывал и являлся к занятию почти впритык. Проводил уроки, воевал с учениками-лодырями. После занятий, раза два в неделю, час-другой отсиживал на каких-то обязательных и совершенно ненужных совещаниям и собраниях. Каждый вторник занимался с детворой в школьной литстудии "Слово". А к вечеру, выжатым, Нетудыхин возвращался домой.

Все было как обычно. Но, но… Где-то этот ряд был уже слегка сдвинут, нарушен. Чуть-чуть, почти незаметно. Жизнь Нетудыхина зависла в состоянии тревожного ожидания. Он нутром чувствовал, что с ним что-то должно произойти. Что-то нехорошее. Только с какой стороны его ожидать, это нехорошее, не знал. И эта неопределенность была для него всего мучительнее.

Прошла неделя. Чувство надвигающейся опасности даже несколько попритупилось. У Нетудыхина мелькнула мысль: "Может, пронесет?.."

На следующий четверг, в свой так называемый свободный методический день, Нетудыхин сидел у себя дома и правил свои последние стихи. Захаровна ушла с Кузей к подруге. Нетудыхин вышагивал по комнате и в полный голос читал тексты, проверяя их звучание на слух.

Неожиданно закукукал входной звонок. Тимофей Сергеевич пошел к входу и, не спрашивая, кто там, на той стороне, открыл двери.

На пороге стоял незнакомец в черном. На мгновение Нетудыхин оторопел.

— Разрешите? — вежливо спросил незнакомец.

— Да-да, конечно, — почему-то сказал Нетудыхин неожиданно севшим голосом.

— Я к вам ненадолго, — сказал тот, снимая шляпу и плащ. — Проходил мимо — решил заскочить на минутку. Дел невпроворот, Тимофей Сергеевич. Да надо ж и нам с вами разговор закончить, время-то горячее. — Он поставил свою трость с резным набалдашником в угол прихожей.

— Сюда, пожалуйста, — сказал Нетудыхин, указуя на дверь своей комнаты. Незнакомец кивнул головой.

Войдя в комнату, он внимательно осмотрел ее и без приглашения плюхнулся в кресло.

— Так вот, каково ваше обиталище, — то ли с удивлением, то ли с разочарованием сказал он.

— Да уж, какое есть, — сказал Нетудыхин как-то неопределенно. Потом, помолчав, сухо спросил: — С кем имею честь?

— То есть как? — вскинул вверх свои дугообразные брови незнакомец. — Вы не помните, кто я?!

— Весьма смутно, к сожалению, — сказал Нетудыхин, заметно побагровев.

— Ну, любезный, вы меня удивляете. Я же вам еще в прошлый раз представился, кто я. Или вы меня боитесь, если боитесь? Не надо бояться. Дело житейское. Впрочем, в прошлый раз вы вели себя достаточно бойко.

Нетудыхин еще раз с величайшим раскаянием подумал о том злополучном вечере.

— Так вы что, — спросил он в изумлении, — в самом деле Сатана?!

— Дорогой мой, — сказал гость, — вы так это трагически произносите, как будто перевернулась Вселенная.

— Но я был пьян!

— Я тоже с вами немного выпил.

— Но я был в стельку пьян! — сказал Тимофей Сергеевич, налегая особенно на стельку.

— Это не меняет сути дела, — сказал Сатана.

Наступило долгое молчание. Усилием воли Нетудыхин осадил подпирающий к горлу комок и сел за письменный стол. Он понял: дело здесь гораздо серьезнее, чем он предполагал, и так, на арапа, ему от Сатаны не отвертеться.

— А я не верю! — сказал он. — Я в вас не верю! Нет вас, нет!!!

— То есть, как это меня нет?!

— А так: нет — и крышка!

— А вы есть?

— Я — есть!

— Неслыханное нахальство! И никакой логики! Послушайте, если меня нет, то вас тогда нет и подавно.

— Это почему же?

— Потому что мы дети одного отца. Но я — старший.

— Вы имеете какое-то отношение к моему отцу?

— К Богу, Тимофей Сергеевич, к Богу! Или вы и Бога отрицаете?

— Вообще-то, я человек атеистического воспитания. Но возможно, Он есть.

— Ага, значит, Бог все-таки есть. И вы есть. А меня нет.

— Нет. То есть вы есть, в сказках там, в фольклоре всяком, но не на самом же деле. — Тимофей Сергеевич никак не мог освоиться с мыслью, что Сатана существует реально.

— Да какой там фольклор, — сказал Сатана, — когда я вот сижу и беседую с вами!

— А где же ваши рога? Где копыта? Где остальные атрибуты? Вы, правда, подхрамываете малость, и лысина у вас имеется небольшая…

Сатана громко захохотал.

— Вот это уже поистине настоящий фольклор! Вы же интеллигентный человек, Тимофей Сергеевич! Ладно, если вы так настаиваете, хотя я к этой маске уже давно не прибегаю, я могу преобразиться в свой средневековый вариант. Отвернитесь на секунду, пожалуйста.

— Ну да, — сказал Нетудыхин, — а вы мне по голове чем-нибудь тяпните! Не надо! Оставайтесь таким, каким вы есть. Оно, может, и к лучшему.

— Тогда согласитесь со мной, что я есть. А личина моя — дело второстепенное.

— Допустим, что вы есть. Допустим.

— Нет, не допустим, а есть по-настоящему! Это важно. Мое существование абсолютно, ваше — относительно и временно: сегодня вы есть — завтра нет. Пшик — и нет! Один только бугорок земляной над вами…

— Но-но-но, полегче! А то вы еще как булгаковскому Берлиозу оттяпаете мне голову преждевременно. Я согласен: пусть будете вы есть, — сказал Нетудыхин как-то не по-русски. — Но что вы от меня хотите?

— Это уже другой разговор, — сказал Сатана. — Здесь я слышу голос разума. Самую малость, Тимофей Сергеевич, сущую малость. То, что иные делают и без моей просьбы. Я хочу, чтобы вы помогали мне в осуществлении моей миссии.

— Нет, это у меня не получится, — заявил категорически Нетудыхин. — Я приверженец Добра. Вы же занимаетесь не тем.

— Ну, уж прямо, идейный воитель! Не торопитесь, Тимофей Сергеевич, не торопитесь. Надо еще разобраться сначала, что есть Зло и что Добро. Зло имеет перед Добром в жизни свои колоссальные преимущества. А уж что до удовольствия, которое получаешь, творя его, — так куда там этому сопливому Добру! Верьте мне, я на этом деле дохлую собаку съел, и не одну.

— Нет-нет, — сказал Нетудыхин, как бы даже отодвигаясь от чего-то, — у меня это не получится. — И робко заглянул Сатане в глаза.

По-кошачьи серо-зеленоватые, они наводили ужас своей жуткой бездонностью.

— А вы попробуйте, — сказал Сатана, — дело покажет. Постажируетесь малость, подучитесь. Я вас подстрахую, дам любую консультацию в случае какого затруднения. Не Боги же горшки обжигают…