Джон Варли - Летучий голландец Страница 3

Меерс вежливо улыбнулся и кивнул.

— А вы когда-нибудь чувствовали вот это? Свое одиночество? Словно попали куда-то и не можете понять, куда? — Он не дал Меерсу времени на ответ.

— Я вспоминаю первый раз, когда я об этом подумал. Демобилизовался я в Нью-Джерси, в тысяча девятьсот сорок шестом. Ну, сел на поезд, который идет под рекой. Вышел там, где теперь Международный Торговый Центр. Говорят его взрывали, да? В общем, думал посмотреть Таймс Сквер. Подошел в метро к кассе. Кабинка такая, не больше телефонной будки, а там такой маленький… ну прямо гном. Грязное окошко в перегородке, а в деревянном прилавке желобок для денег, чтобы передавать их под окошком, туда-сюда: деньги — туда, жетоны — сюда. Похоже было, будто желобок этот сам в дереве образовался. За многие годы, за многие века. Как ледник точит твердые скалы. Я запустил туда свой никель, и он дал мне жетон. И я спросил его, как добраться до Таймс Сквер. Он что-то пробормотал. Мне пришлось переспросить, и он опять что-то пробормотал. На этот раз я разобрал, что он сказал, и взял свой жетон. И все это время он так и не взглянул на меня, не поднял глаз от желобка этого. Я понаблюдал за ним немного, но он так и не посмотрел на меня. Он отвечал на другие вопросы, и я подумал, что он, наверное, знает все маршруты и расписание всех поездов этой системы, где выходить, где делать пересадку.

И пришла мне в голову забавнейшая мысль. Я вдруг подумал, что он никогда не выходит из будки. Что он там пленник, ночная тварь, тролль подземного царства, куда не проникает дневной свет. Что много лет назад он покорился своей участи и стал продавать жетоны. — Старик, наконец, затих, глядя в окно и кивая самому себе.

— Что ж, — нехотя отозвался Меерс, — ночная смена подходит к концу, знаете ли.

— В самом деле?

— Конечно. Солнце всходит. Кто-то приходит и освобождает того человека. Он идет домой к жене и детям.

— Может, и так, — сказал старик. — Может, и так. Но он там заперт. Что-то случилось — не знаю что, — и он выпал из того мира, где солнце в конце концов восходит. Но всегда ли восходит солнце?

— Ну разумеется.

— Вы думаете? Сдается мне, я давно уже не видел солнца. Мне кажется, что я уже целую вечность на этом самолете, и не могу с уверенностью сказать, летит ли он куда-нибудь. Может, и нет. Может, этот самолет никогда не приземлится, просто летит откуда-то куда-то. Совсем как те поезда, давным-давно.

Меерсу не нравился этот разговор. Он как раз собирался сказать что-то старику, когда кто-то коснулся его плеча. Он поднял голову и увидел склонившуюся над ним стюардессу.

— Сэр, капитан хотел бы поговорить с вами в кокпите.

Какое-то мгновение эти слова не хотели складываться во что-то осмысленное. Капитан? Кокпит?

— Сэр, не прошли бы вы за мной…

Поднимаясь со своего места, Меерс посмотрел на старика, который улыбался и махал ему рукой.

Сначала он почти ничего не мог разобрать в темном кокпите. Перед самолетом была сплошная ночь, звезды, мерцающие огоньки маленьких городков. Затем он разглядел, что место бортинженера справа пустует. Сделав шаг вперед, он споткнулся о пустые жестянки. В кабине пахло пивом и сигарами. Капитан обернулся и жестом указал на кресло бортинженера.

— Сбросьте этот хлам и садитесь, — сказал он, не выпуская изо рта сигары. Меерс убрал с кресла коробку из-под пиццы с засохшими крошками и осторожно присел. Пилот отстегнул ремни в встал.

— Если я не облегчусь через тридцать секунд, мне придется сделать это в свой шкафчик, — сказал он, направляясь к двери. — Держи прежний курс — и все.

— Эй! Подожди минуту, черт возьми!

— У тебя проблемы?

— Проблемы? Я не знаю, как водить самолет!

— Да что тут знать? — Пилот пританцовывал на месте, но все же показал на приборы. — Это компас. Держи тот же самый курс, три один ноль. Вот это — альтиметр. Тридцать две тысячи футов.

— Но разве у вас нет автопилота?

— Сломался несколько недель назад. — Пилот выругался и со всей силы стукнул кулаком по тому месту на приборной панели, где не горел ни один огонек. — Гадина. Слушай, мне, правда, надо.

И Меерс остался один в кокпите.

У него появилось дикое желание просто встать и сделать вид, что ничего этого не было. Вернуться на свое место. Пилот, конечно же, немедленно вернется назад. Это просто какая-то странная шутка.

Ему показалось, что самолет плавно снижается. Он слегка коснулся штурвала и почувствовал, как нос еле заметно приподнялся, а стрелка альтиметра вздрогнула. Он потянул еще немного, и большая птица обрела прежнюю высоту тридцать две тысячи.

Вскоре он узнал, с какой проблемой сталкивается пилот во время долгих ночных полетов: скука. Совершенно нечего делать, знай смотри время от времени на две шкалы. Он мысленно вернулся к разговору со стариком. С ним нельзя было согласиться. Разумеется, самолет куда-то летел. Вон внизу огни, они медленно уплывают назад. А то яркое свечение на горизонте, должно быть, Денвер? Что касается солнца, то это уж совсем смешно. Земля вращается. Мгновение сменяется другим. В конце концов будет день.

Пилот вернулся в облаке сигарного дыма. Он залез в небольшой холодильник рядом с сиденьем, достал банку пива и осушил ее залпом. Рыгнув, он смял банку и швырнул ее через плечо.

— Похоже, я облажался, — сказал он без особого выражения. — Послал не за тем парнем. Прости, приятель. — Он засмеялся.

— Что ты имеешь в виду?

— Я думал, ты в этом сечешь. Похоже, мне нужен был тот старикашка. Кто-то написал не тот номер сиденья. И кто вообще руководит этот долбаной авиалинией?

Меерсу тоже хотелось бы это знать.

— Разве у тебя нет второго пилота? Что ты имел в виду, когда сказал «ты в этом сечешь»?

— Второй пилот попал в небольшую аварию. Ночная полиция. Сломали ему его долбаную руку. Он в больнице. — Пилот пожал плечами. — Может, три, а может, четыре месяца пройдет, прежде чем он оттуда выберется.

— Со сломанной-то рукой?

Пилот устало посмотрел на него. Он показал большим пальцем через плечо в направлении двери кабины.

— Не въезжаешь, да? Шагай отсюда. В ближайшие дни поймешь, что к чему.

Меерс пристально посмотрел на него и встал.

— Все равно он мертвый, — сказал пилот.

— Кто мертвый? — Но пилот не обратил на него внимания.

Меерс пошел по проходу к своему месту. Старик казался спящим. Глаза были слегка приоткрыты, рот тоже. Меерс коснулся руки старика. Она была холодная.

Здоровенная муха с металлически поблескивающей зеленой спинкой выползла из ноздри старика и остановилась, потирая огромные передние лапки.

Меерса словно ветром сдуло с места. Он пробежал пять рядов и плюхнулся в свободное кресло. Он тяжело дышал, во рту пересохло.

Позже он увидел, как стюардесса накрывает старика синим одеялом.

Денвер. Код ДЕН. Здесь и Чикаго показался бы Бермудами. Небо тяжелое и дымящееся, словно сухой лед, цвета свинцовой пули. Температура несколько градусов ниже нуля, но прибавьте студеный ветер и получите погодные условия, способные резину заморозить до твердости взлетной полосы.

Когда Меерс, увешанный багажом, тащился по коридору, огромные стекла стен дребезжали и выгибались под ветром. Холод проникал через пол, поднимался по ногам. Он торопливо прошел в мужской туалет и сбросил вещи на пол. Набрал воды в раковину и плеснул в лицо. Каждая упавшая капля отдавалась эхом в пустых стенах.

Вид собственного лица в зеркале был невыносим.

Ему нужно было найти билетную кассу. Получить посадочный талон. Найти выход на посадку, сесть на самолет. Ему нужно было попасть домой.

Что-то вдруг велело ему выбраться отсюда. Бросить все. Уйти.

Он быстро прошел мимо пустынной зоны вылета, распахнул двери и вышел на обледеневший тротуар. Зашагал по направлению к первой машине в длинной очереди такси. Это был старый желтый «Чекер», большая, неуклюжая, приветливая машина. Меерс плюхнулся на заднее сиденье.

— Куда едем, Мак?

— В центр. В хороший отель.

— Считай, что уже там. — Водитель осторожно тронулся с места по скользкой мостовой. Вскоре они уже мчались по широкому шоссе прочь от аэропорта. Меерс посмотрел в заднее окно. Денверский аэропорт напоминал кубистскую скульптуру, изображающую повозку в прериях, с огромным, чудовищно дорогим тентом, под которым ютятся современные переселенцы.

— Экий здоровенный уродец, да? — сказал таксист.

Меерс заметил, что водитель смотрит в зеркало заднего вида. Кустистые брови под старомодной таксистской фуражкой с блестящим козырьком. Широкое лицо, щетина на подбородке. Большие руки на баранке. Медальон таксиста с именем В. КРЖИВИЧ. Медальон нью-йоркский.

— Кржи-вич, — растолковал водитель. — Вирджил Крживич. Мы, поляки, продали все свои гласные лягушкам. Теперь используем те согласные, которые русские выбросили за ненадобностью. — Он хихикнул.