Млечный путь № 1 2018 - Песах Амнуэль Страница 3

Знакомое имя. У Розенфельда действительно была отвратительная память на имена и лица – если это были случайные лица и имена, из-за которых не имело смысла перегружать память. Магду Фирман он помнил. Физик, как и Смилович. Он читал несколько статей, где Фирман была соавтором. Квантовая механика. Теория струн и инфляционная космология. Серьезная женщина. Они со Смиловичем должны были хорошо понимать друг друга. Бедная Лайза, но в жизни так бывает часто.

– Она навела на него порчу!

Фраза прозвучала так неожиданно, что Розенфельд вздрогнул.

– Конечно. – Лайза коснулась пальцами его ладони, лежавшей на столе. – Ты не веришь в такие вещи. Ты ведь тоже человек верующий.

Конечно. Он верил в то, что миром управляют законы природы.

– Ты веришь в науку и не видишь ничего, что не соответствует твоим представлениям.

Розенфельд промолчал. Не имело смысла спорить. Фирман навела порчу на Смиловича. Он заболел неопределимой болезнью и умер.

– Ты не веришь, – с горечью сказала Лайза. – Я знала, что ты не поверишь. Ты…

Может, она искала слово, чтобы уколоть его больнее, не нашла и заплакала. Тихо, безнадежно.

Утешать Розенфельд не умел, что сказать – не представлял. Сидел и ждал. Когда Лайза перестанет плакать, она, наконец, скажет, почему ждала его у витрины, чего она от него хочет. Впрочем, он это и так знал.

– Других вариантов просто нет, – убежденно сказала Лайза. – Они поссорились. Он ее бросил и хотел вернуться ко мне. Через несколько дней он заболел.

После этого – не значит вследствие этого. Розенфельд не стал произносить вслух банальность, которую Лайза и сама знала.

– Никто не смог поставить диагноз, а симптомов было столько, что хватило бы на десяток редких болезней.

Веский аргумент, да.

– Она назвала Любомиру день, час и минуту смерти! Кто, кроме нее? Она знала, потому что это ее работа, а он знать не мог. Откуда?

Это действительно серьезно. В отличие от женской веры в сглаз, порчу и телепатию.

– Она его убила, и это так же очевидно, как то, что ты в это не веришь. Я хочу, чтобы ты расследовал это преступление. Убийство не должно остаться безнаказанным.

О, Господи… Сколько раз Лайза повторяла эту фразу, добиваясь, чтобы она звучала естественно, а не как в голливудской мелодраме?

– Я эксперт по научно-техническим проблемам, – попытался объяснить Розенфельд, понимая, что Лайза воспримет его слова как беспричинный отказ. – Даже если бы я захотел, вести расследование не в моей компетенции.

Вот и он заговорил дежурными формальными фразами.

– И я не специалист в медицине, – продолжал Розенфельд. – Придется обратиться к…

Не надо было так говорить. «Придется обратиться» – значит, он, в принципе, согласен, что смерть Смиловича должна быть расследована. Если Лайза напишет заявление в полицию, Сильверберг вынужден будет реагировать. Поговорить с Лайзой, выслушать ее безумные «аргументы», объяснить, что порча и сглаз – вне компетенции полиции. Она станет настаивать, старший инспектор рассердится, ничего хорошего из их разговора не получится.

– Извини, – Лайза спрятала в сумочку зеркальце (зачем доставала? Тоже какой-то обряд?) и поднялась. – Я думала… Когда-то, давно, мы с тобой хорошо понимали друг друга.

Да. Когда играли в индейцев, Розенфельд дергал ее за косы, а она визжала и бросала в него песком. И когда целовались за гаражом, где старый Вильнер держал давно не работавший трактор.

Розенфельд поднялся и вышел следом за Лайзой, оставив на столе десятидолларовую купюру.

– Лайза, – сказал он, поравнявшись, – ты возвращаешься в Детройт?

Она бросила на него равнодушный взгляд – ей хотелось, чтобы взгляд был равнодушным, он таким и был.

– Когда?

Она пожала плечами. Это от тебя зависит, – сказала взглядом.

– Давай встретимся завтра, – предложил Розенфельд. – Здесь, в два часа. Я ничего не обещаю.

Он и не мог ничего обещать.

– Хорошо, – сказала Лайза и ускорила шаг.

Он не стал ее догонять, чтобы спросить номер ее телефона или уточнить, где она остановилась.

***

Старший инспектор Сильверберг допил пиво, кивнул Бену, чтобы принес еще кружку, и сказал:

– Знатная история. Расскажу Мэгги, с твоего позволения. Она любит про вампиров, сглаз и черную метку.

Розенфельд уже полчаса ковырялся вилкой в тарелке. Почему-то сегодня бифштекс, который он с удовольствием ел каждый день, оказался непрожаренным, без соли и вообще как резина.

– А что делать с электронным письмом, в котором Смилович точно предсказал время своей смерти? – поинтересовался Розенфельд. – Это не мистика, такое письмо существует.

– Почту можно подделать, верно?

Бен принес кружку пива и заодно тарелку с креветочным салатом – вкусы Сильверберга ему были известны, – старший инспектор отпил глоток, чтобы снять пену, и поставил кружку на стол.

– Подделать можно все, – пожал плечами Розенфельд. – Только два «но». Первое: Лайза сценаристка на телевидении, в компьютерах разбирается, как средний пользователь, она с детства терпеть не могла технику и точные науки. И второе: зачем ей это? Она далеко не дура и понимает, что подделку я разоблачу на раз-два.

– Значит, кроме сглаза, – ехидно заметил Сильверберг, – еще и ясновидение?

– Смилович был физиком, а не ясновидцем.

– Одно другому не мешает.

– Да! Но ясновидцы, насколько я знаю, никогда не предсказывают собственное будущее. Как и астрологи.

– Физик-ясновидец – оксюморон.

– Вот! То есть ты согласен, что Смилович использовал для предсказания физические методы?

Сильверберг поднял брови.

– Тебе судить, – осторожно сказал он. – Есть такие методы?

– Знаю, что существуют медицинские компьютерные программы, по которым рассчитывают развитие болезни на какое-то время. Летальный исход предсказать можно.

– Но не с точностью до минуты? Вряд ли врачи могли знать, что произойдет со Смиловичем даже через день.

– Вот видишь. Ты сам признаешь, что в этой истории что-то нечисто.

– Нечистая сила! – воскликнул Сильверберг и занялся креветками.

Розенфельд отложил вилку и нож и стал смотреть на старшего инспектора взглядом, значение которого оба прекрасно понимали. Сильверберг поглощал бифштекс так стремительно, будто за ним следила дюжина голодных котов.

– Не буравь мне череп, – не выдержал Сильверберг. – Ты прекрасно понимаешь: нет ни малейшей причины назначать полицейское расследование.

– Нет, – вынужден был согласиться Розеефельд. – Однако существует инспекторский надзор. Полиция имеет право…

– Не учи меня, – недовольно буркнул Сильверберг. – Об этом я уже подумал.

–