Наталья Турчанинова - Создатель кошмаров Страница 30

Дэймос плюхнулся на сиденье, выдвинул из спинки кресла водителя панель, набил адрес из витиеватых значков сиамского алфавита, и машина тут же плавно тронулась с места.

— Куда мы едем?

— В одно небезопасное место. — Феликс вынул из кармана пиджака упаковку с тонкими гемостатическими губками, вскрыл одну и подсунул под рубашку, прижимая к ране. Затем достал телефон, чуть поморщившись при этом, набрал нужный номер и спустя полминуты ожидания начал долгий разговор.

Во время него он три раза менял маршрут такси, перенабивая адрес, и машине дважды приходилось разворачиваться.

Улицы Баннгока периодически вязли в пробках. Поток автомобилей едва умещался в берегах тротуаров.

Мы двигались вперед редкими толчками, подолгу застревая на одном месте. Такси дергалось и снова замирало, мне оставалось лишь любоваться машинами вокруг и проносящимися мимо спортбайками, которым были не страшны любые пробки.

— Когда мы ехали утром из порта, дорога была свободна.

— Та — верхняя платная трасса, — не отнимая коммуникатора от уха, сказал Феликс. — А эта бесплатная, так что понятно, почему она всегда загружена.

Наконец просвет впереди стал пошире. Движение ускорилось. Теперь мы медленно, но без остановок ползли между двух рядов палаток, выстроившихся вдоль тротуаров и залезавших в некоторых местах даже на проезжую часть. Взгляд скользил по бесконечным шеренгам дешевой даже на первый взгляд одежды, посуды, техники…

Над этими стихийными рынками возвышались стены высотных домов и редкие золотые крыши храмов.

Затем торговые развалы схлынули, мы выехали на широкую улицу. По обочине здесь росли высокие деревья. За решетками заборов стали мелькать зеленые лужайки. В лучах света мощных прожекторов сверкали струи фонтанов, кое-где разгуливали павлины. Белые двух- и трехэтажные здания в глубине садов, наполовину скрытые пышной зеленью, производили впечатление достатка и стабильности. Правда, охрана, вооруженная автоматами, неспешно прогуливающаяся по периметру и стоящая у ворот, портила ощущение беззаботного благополучия.

Когда Феликс наконец закончил переговоры, мы двигались вдоль высокого белого забора, разбитого через каждую сотню метров массивными деревянными створками, возле которых стояли навытяжку вооруженные солдаты.

Крыши зданий, выглядывающие из-за высокой ограды, многозначительно поблескивали золотыми орнаментами.

— Королевский дворец, — равнодушно пояснил Феликс.

Такси свернуло, и на соседней улице я увидел заграждения из мешков с песком, уложенных один на другой. Поверх была растянута колючая проволока. Мы проехали слишком быстро, чтобы разглядеть подробности.

— А почему улица перегорожена?

— Забастовки. Народные волнения. Люди в пригородах дохнут от голода и едут в центр, чтобы заработать. Но здесь все еще хуже. Молодые отправляются в публичные дома, и это в лучшем случае. В худшем их потрошат на органы. Пожилые умирают на улицах. Кстати, не все довольны подобным положением вещей. С десяток студентов пытались устроить митинги, протестуя против военного правительства. Их скрутили, сунули в тюрьму. Теперь сидят. Ждут трибунала.

— И что с ними будет? — спросил я с невольной тревогой за абсолютно посторонних людей.

— Расстреляют, скорее всего.

— Знаешь, у меня такое чувство, что этим городом управляют дэймосы.

— Так и есть. Баннгок принадлежит дэймосам. Поэтому здесь нищета, безработица, наркотики, убийства. Им нравится это. Покупать и продавать людей, расчленять на куски, отрезать от них части и пришивать другие. Вставлять железо в плоть и плоть в железо. Хочешь, чтобы Полис стал таким же?

— Нет.

— Вот и я не хочу. Поэтому работаю на Пятиглав и ловлю отморозков, подобных Зелу. Того, встречи с кем я жду здесь — зовут Альбинос.

— Почему ты не сказал про него Пятиглаву?

— У меня и у Тайгера разные представления о том, как надо поступать с дэймосами. Он предпочитает переделывать их, возвращать к нормальной жизни. Я — убиваю. Но что взять с мастера снов, охотника на темных и перековщика… А теперь помолчи. Мне нужно проверить кое-что.

Он откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза, до меня долетел его выдох, прозвучавший привычным «вокруг», пароль для выхода в другую реальность сработал мгновенно. Я увидел между его неплотно сжатыми пальцами пуговицу с платья катоя, убитого в номере, и еще что-то металлическое, снятое, по всей видимости, с тела бронированного сообщника.

Сон учителя продолжался не больше пары минут. Я всегда был уверен, что вещи, снятые с мертвых, не покажут ничего, кроме темноты. Но сейчас ни о чем спрашивать не стал.

Такси погрузилось в дебри индустриального района Баннгока.

Мы проезжали мимо каких-то заброшенных заводов. Черные фабричные трубы торчали вверх словно обломанные, сгнившие пальцы. Длинные приземистые здания тупо пялились в пустоту провалами окон. Кое-где сохранились стекла, и они щерились на дорогу острыми зубами осколков. Стены покрывали рисунки кислотных тонов. Изломанные линии складывались в картины, которые могло породить только больное сознание. Человек, чья кожа на спине разорвана, а затем как попало сшита грубыми стежками. Из красного разрыва торчат крылья мухи. Женщина в завлекающей позе, вместо головы разинутый рот, полный кривых зубов, прозрачная грудная клетка, словно бокал, наполнена плещущейся кровью, а из рук и ног торчат шприцы. Насекомое, на длинное жало нанизаны человеческие головы…

Сзади послышался рев мощных моторов. Яркие огни осветили машину. Я оглянулся и увидел несколько черных силуэтов, следующих за нами. Приближаться они не спешили, но Феликс молча вынул пистолет, опустил стекло, быстро высунулся, выстрелил. Фары мигнули и погасли, раздался визг тормозов, звон бьющегося стекла, рвущегося металла. Один из байков потерял управление и врезался в столб. Водителя выкинуло на асфальт. Остальные преследователи отстали.

Такси свернуло на дорогу, удивительно хорошо сохранившуюся, несмотря на разруху кругом. Похоже, ею активно пользовались и содержали в порядке.

Здесь были ангары старого речного порта. Десятки контейнеров громоздились один на другой. Над ними торчали древние краны, их скелеты давно вросли в землю, а остромордые головы на заржавевших шеях слепо пялились вперед.

Но хотя все тут казалось умершим, по широкой реке сновали шустрые лодки, между ангарами мелькали деловитые тени, то и дело вспыхивали огни, слышался рокот моторов.

— Контрабанда, — коротко пояснил Феликс, хотя я ни о чем не спрашивал.

Машина остановилась возле строения, ничем не отличающегося от остальных конструкций из металла и бетона. Мы вышли. В воздухе висела стойкая вонь гнили, сырости и разложения. Слышался отдаленный рокот лодочных моторов, приглушенные отрывистые голоса.

Порт жил своей ночной жизнью.

Феликс поднял руку, чтобы постучать, но тяжелая металлическая створка, испещренная потоками ржавчины, отодвинулась в сторону сама.

На пороге стоял огромный сиамец, выше дэймоса на полголовы. Впрочем, мне хватило одного взгляда, чтобы понять — его рост увеличен искусственно. Колени — мощные титановые суставы, голени — изогнутые металлические протезы. Руки ниже локтей — механические захваты, перевитые венами проводов.

Лицо — бугристое, изрытое мелкими оспинами. На лысой голове — венок из двойных и тройных разъемов.

Феликс произнес несколько слов. Гигант молча развернулся, пропуская нас. Задвинул дверь и пошел следом, клацая по металлическому полу протезами.

Прежде всего я почувствовал едкий, сушащий горло запах дезинфекции. Она выступала крупными каплями на кафеле и полу. Ею были пропитаны окровавленные тряпки, сваленные в углу.

Белый свет заливал помещение, отрезая тени у людей и предметов. Феликс прошел в следующую комнату, напоминающую операционную. Здесь стояла каталка, прикрытая белой простыней, вдоль стены полдюжины раковин с ржавыми ободками возле слива. Стеллажи забиты медицинским оборудованием, заставлены стеклянными банками без этикеток и приметными аптечными коробками. Ряд выключенных экранов.

На металлическом столе с желобками для стока крови лежал человек… то, что было когда-то человеком. Желтоватая кожа, напоминающая цветом несвежий сыр, разрезана и отогнута в стороны, плоть рассечена, грудина распилена и разведена расширителем. Ноги лишены суставов и ступней. Голова расколота словно орех, мозга в красной чаше черепной коробки не было.

Нам навстречу вышел молодой мужчина. Его руки от запястий до плеч были покрыты сложными татуировками. Кисти обтягивали тонкие резиновые перчатки, заляпанные густой бурой субстанцией. Он поспешно стянул их, бросил в сторону, метко попав в мусорный бак, и я увидел, что его пальцы тоже разрисованы.