Роберт Сильверберг - Журнал "Если" 1999, номер 11 Страница 30

– Ну, я не знаю… – Весна посмотрела на меня с сомнением, ее пухлое лицо было озабочено. – И эта история с телом твоего отца…

– Груммеры не поднимаются вверх по реке, когда нет грума. Так что тело могли подменить только в Носсе. Кто-то достал это животное из ледника. Они намеревались выставить меня лжецом, а может быть, не хотели, чтобы кто-то увидел рану. И кстати, как вы узнали о смерти отца?

Весна вздохнула.

– Какой-то рыбак наткнулся на охотников около полудня. Они сразу же вернулись домой.

– Лучше бы они отправились в Носс. Мне не помешали бы помощь и поддержка. И хоть немного доверия, – горько добавил я.

– Рыбак сказал, что Бруно утонул. Никто не видел раны, это только твои слова. А Иаму нет никакого резона ссориться с Носсом.

Я подумал, не сказать ли ей о Чаре, которая рану видела. Но захочет ли девушка выступить в роли свидетеля? Я сомневался в этом. Чара жила в Носсе и была верна своему народу.

– Знаешь, люди скорбят о Бруно. Все его уважали, и каждый знал, что именно он стоит за Стансом. Вот почему Станс особенно подавлен. Не только потому, что умер его брат. И охота была неудачной, дичь точно сквозь землю провалилась. Мы думали, прошлый год был наихудшим, оказывается, это не предел. Люди напуганы, им нужен козел отпущения. Не слишком вини их за это, Харди.

В некотором смысле я был рад одиночеству: меня мучило чувство вины. Останься я с отцом, его бы не убили, тут дядя Станс был абсолютно прав. Считалось, что я провожу время в преждевидении, вкушая мудрость предков, но мне и без того было о чем подумать.

Весна каждый день приносила мне еду, последние лужицы талой воды просохли, и я почувствовал наконец, что готов возвратиться к жизни.

РАННЕЕ ЛЕТО

Я искупил свою вину, и все вели себя так, словно ничего не случилось. Прогулявшись по мужской деревне, я узнал, что последняя охота была крайне неудачной, а навестив женскую, услышал столь же неутешительные новости о посевах.

Дядя Станс предложил мне поучаствовать в очередной охоте, назначенной на послезавтра, за компанию с Каунтером, Триггером и еще двумя десятками важных персон Иама. Это явно был жест доброй воли с его стороны, и я принял предложение. Кто-то видел дичь в окрестностях Тотни, и упускать такой случай было никак нельзя.

Первый день моей свободы был теплым и солнечным, но люди постоянно твердили, что хорошая погода установилась слишком поздно, и скоро я устал от всеобщего уныния. Ноги сами понесли меня к любимому пруду, где я мог бы погрузиться в счастье прошедших дней, а сверх того, усвоить опыт еще нескольких поколений, к чему меня явно обязывал мой новый общественный статус. Помнится, отец говорил, что углубился на двадцать поколений назад. Это, конечно, не легендарная эпоха Дроува и Кареглазки, но достаточно глубокое начало отсчета, чтобы получить хорошее представление о жизни.

В своем укромном местечке я раскурил трубку и улегся на спину. Отец был со мной, в моем мозгу. Он навсегда останется там, и я в любой момент смогу навестить его, как только захочу. Но теперь я поспешно скользнул мимо его ранних воспоминаний, с которыми был хорошо знаком, и вскоре заблудился в памяти деда, то и дело отвлекаясь, как обычно, на заманчивые побочные линии. Да, чтобы правильно использовать преждевидение, необходима большая внутренняя дисциплина.

ЭЙ, ГЛЯДИ-КА, СЮДА ИДУТ ДВЕ ДЕВЧОНКИ!

Ракс, я снова наткнулся на зачатие Ничьего Человека… Похоже, сегодня не слишком подходящий день для глубокого преждевидения. Вернувшись к жизни отца, я начал поиск со смутной надеждой обнаружить какую угодно альтернативную причину его смерти. Неужто за всю свою жизнь отец не нажил врагов?

…Дедушка Эрнест сидел на старом стуле, который мы с отцом пустили на дрова в последнюю стужу. Отец примостился на полу; я ощущал его острое возбуждение. Более тридцати мужчин и несколько женщин стояли вдоль стен комнаты, наблюдая.

ДЫШИ ЛЕГКО. РАССЛАБЬСЯ. ОТКРОЙ СВОЙ РАЗУМ. ПУСТЬ

ДЫМ СДЕЛАЕТ СВОЮ РАБОТУ. Дед говорил с юным дядей Стансом: это был день его возмужания, его первая трубка зелья. Тогдашний Станс, невероятно похожий на нынешнего Триггера, поперхнулся дымом и жутко раскашлялся. Дедушка Эрнест поспешно вскочил на ноги и похлопал его по спине. Отец хихикнул. Я чувствовал, что он относится к дяде Стансу точно так же, как я к Триггеру. Наконец посвящаемый собрался с духом, громко высморкался в пучок мха и сунул трубку в рот для очередной попытки. Спокойно, сказал дед. Только не торопись. Дядя Станс заметно расслабился после затяжки; зелье обычно оказывает такое действие. Он лег на груду мехов и начал попыхивать трубкой, словно эксперт. Выражение его лица беспрестанно менялось, и я догадался, что Станс прыгает от памяти к памяти, от персоны к персоне, находя наиболее волнующие моменты, как выбирают из корзины самые спелые фрукты.

Внезапно его лицо застыло.

Что с тобой, сынок? – спросил дед. Дядя Станс не ответил и нахмурился, словно концентрируясь. Беззвучная пауза казалась бесконечной. Потом из-под его сомкнутых век покатились слезы.

В чем дело? – резко сказал дед и…

И вдруг видение замутилось, а у меня в мозгу появились слова: УХОДИ. НЕ ТРОНЬ. УБИРАЙСЯ.

Запрет!

О Ракс, меня не слишком интересовало возмужание дяди Станса. Но что же за таинственный эпизод он ухитрился раскопать в нашей семейной истории?! Возможно ли, что за моим дедом Эрнестом числится нечто более скандальное, нежели зачатие Ничьего Человека?.. Я проскользнул в его память и посетил все ту же сцену.

Запрет!

Двойной запрет – дело серьезное. Обидно, конечно, но его не накладывают просто так… Я решил, что на сегодня преждевидения довольно, и подошел к пруду. В это время года здесь всегда полно летучих рыбок, но я не разглядел ни одной, и это должно было насторожить меня.

Но солнышко Фа так приятно пригревало спину, я только что вышел на свет после долгого заточения, и настроение мое поднялось до небывалой высоты. Не успел я подумать, что рыбки все еще покоятся в иле из-за поздней весны, как что-то яркое блеснуло под водой. Я встал на колени и вгляделся в водные глубины. Облачко ненадолго затмило Фа, блики на поверхности озерца потухли, и я увидел на глинистом дне розовый самоцвет в серебряной оправе. Довольно обычное украшение, символизирующее гибель зла, но этот камень редкостной величины и красоты я опознал с первого взгляда.

Кристалл Чары, потерянный в гот ужасный день в Носсе! Но как он попал сюда? Я лег на живот и опустил руку в воду.

Знакомый треск предупредил меня, но слишком поздно: вода закристаллизовалась мгновенно. Я попытался выдернуть руку, но не смог, ее держала холодная, непобедимая сила.

В моем пруду обитал ледяной дьявол!

Я кричал, покуда не охрип, но местечко это укромное, находится не слишком близко от дороги на Тотни. Потом я долго лежал, уткнувшись лицом в траву, не в силах шевельнуть закованной в кристалл рукой. Я знал, что жуткая, обросшая щупальцами тварь не выпустит меня из ловушки, пока я не умру.

Много времени на это не потребуется. Лишь только тепло скроется за горизонтом с последними лучами Фа, как Ракс принесет страх и холод, а я сойду с ума и с воплями забьюсь в судорогах. Когда силы оставят меня, я окончательно закоченею. Ледяной дьявол почувствует мою неподвижность, и утром, с наступлением тепла, он отпустит меня, чтобы затащить под воду и сожрать.

Если только кто-нибудь не пройдет по дороге на Тотни до полуночи и не услышит мои крики. Однако маловероятно, что кто-то появится на этой дороге прежде охотничьей команды дяди Станса.

В это время я уже буду под водой.

Вообразив эту картину, я вновь разразился отчаянными воплями, и вновь никто меня не услышал.

Никто и не должен был услышать.

Все было тщательно продумано заранее.

Нет, не летающая рыбка уронила в воду кристалл. Это сделал человек, и он знал, что я обязательно приду сюда для преждевидения. Кто-то решил покончить со мной, скорее всего, Кафф, и преуспел в своем намерении.

Я покричал еще немного, без всякого результата. И постыдно пал духом, и дергался, и рыдал, и бил ногами, пока не потерял силы. И снова уткнулся в траву, и начал думать о том, что следовало получше прожить свою жизнь и быть добрее к людям.

В этот момент кто-то тронул меня за плечо.

В безумном страхе я обернулся и увидел лорина. Он смотрел на меня круглыми глазами, а двое его собратьев присели рядом и возложили на меня руки, издавая тихие, умиротворяющие звуки. Присутствие лоринов успокоило меня, я расслабился и закрыл глаза. Сердце мое билось все реже и реже, мысли текли лениво, вязкие, словно грум. Мне было слишком хорошо, чтобы…

Я очнулся на траве, в десятке шагов от пруда; легкий ветерок слабо морщил поверхность воды. Правая рука покраснела, однако сохранила подвижность. Разжав кулак, я увидел Чарин кристалл. Солнце было уже совсем низко, а лорины ушли.