Брайан Олдисс - Оксфордские страсти Страница 32

Он тут же ответил, но заявил, что занят: размышляет. Они обменялись любезностями, и Гамильтон-Дуглас сообщил, что размышляет над тем, не пора ли ему жениться. Он уже говорил об этом, когда они встречались в прошлый раз.

– Адам, у меня есть подруга, у которой, по-моему, определенные психологические затруднения. Мне нужен твой совет. Она кажется, всерьез считает, что под нашей деревней ней расположено селение мертвых, практически с такими же строениями, только, разумеется, такое же, заполненное землей. И что мертвые живут там. У меня аж мурашки по коже…

– Погоди, о какой деревне речь? – перебил он ее.

– Да Феррерс. Наша Хэмпден-Феррерс.

– А-а, это где ты жила? Такты по-прежнему там? Все, надо думать, дешевле, чем в Оксфорде. Сплошная зелень, да? Кругом деревья. По верхней дороге у вас там одни грабы растут, так?

– Но с ее стороны не слишком… она психологически не…

– Ну, у меланезийцев точно такие же верования, – бодро откликнулся Адам. – Видимо, это связано с деревьями, au fond.[33] И потом, все зависит от восприятия. У меланезийцев потусторонний мир – очень грустный и отчаянно скучный. Мертвецы там занимаются тем же, чем и при жизни, стараются, как могут. И характер у них тот же, что при жизни. Поэтому не удивительно, что они вечно пытаются…

– Но у нас же не Меланезия, Адам! – прервала его Пенелопа. – У нас графство Оксфордшир, сердце Англии, и я вот что хочу понять…

– Видишь ли, дорогая моя, – снова забубнил в ухе Пенелопы монотонный голос Гамильтона-Дугласа, – сама идея – все эти города на воздусях или же поселения под землей – довольно универсальна. Я же говорю, все зависит от восприятия. Мы не способны выносить чрезмерное воздействие реальности, или, в сущности…

– Что же получается, моя знакомая просто…

– Извини, что перебиваю, но ты все же постарайся выслушать до конца, что я тебе пытаюсь растолковать. В бронзовом веке многие племена в регионе Эгейского моря сооружали гробницы с коридорами – ступенчатые стены, огромные своды, множество камер. Точь-в-точь небольшой город. Люди всегда стремились объяснить природные явления – а я к ним, разумеется, отношу жизнь и смерть – теологически, что в немалой степени…

– Адам, но это же было в бронзовом веке, – нетерпеливо заметила она. – А сейчас, по-моему…

Хохот в трубке чуть не оглушил Пенелопу. Да, вот оно: помимо прочего, ей никогда не нравилось, как он смеется.

– По-твоему, что же, бронзовый век – это так уж давно? – спросил он, отсмеявшись. – Поверь, по геологической шкале времени это – вчера!.. А для тех, кто застрял в этом вашем зеленом Хэмпден-Феррерсе, бронзовый век, по-моему, вообще в разгаре…

Земля за церковью Святого Климента в этот час всегда была прохладной: она в тени церкви, где, впрочем, во время отпевания было тепло. Некоторые прихожане явились на похороны Артура Ридли без пиджаков; что ж, давно прошли те дни, когда у каждого обязательно был пиджак. Но вереницей выйдя из церкви к свежевырытой могиле, все ощутили неприятный холодок в воздухе.

Могилу вырыли Роуг и Дэйв Коутс; теперь они с лопатами в руках степенно стояли поодаль. Из прочих членов клана Коутсов здесь была Ивонн в тонком сером плаще и Джин Пэрриндер, подружка Дэйва, – она стояла рядом с Джо Коутсом, который опирался на палку. Джо, несмотря на хромоту, все-таки приковылял на похороны, ибо похороны всякий раз доставляли ему грустное удовлетворение.

Fro преподобие отец Робин Джолиф с молитвенником в руке держал речь над разверстой могилой:

– Дорогие мои друзья, сегодня мы все скорбим, и это естественно, когда один из близких наших переходит в мир иной из нашего греховного мира, из мира сущего, в котором царит Время. Однако ведь мы, христиане, должны одновременно радоваться, что наш покойник, будь это он или она, отошел в лучший мир, мир божий, в этот бесконечный, извечный мир загробной жизни, в сравнении с которой наш мир на Земле – всего лишь миг. Покойный Артур Ридли на этом свете хлебнул немало страданий и лишений. В юности он служил родине в армии Великобритании…

– Он был в легкой пехоте, их, отец Робин, набрали из Оксфордшира и Букингемшира, – уточнила Андреа Ридли, стоявшая у гроба; глаза у нее были сухие.

– Спасибо, Андреа, так оно и было. Он служил в легкой пехоте из графств…

– Только это уж потом, как война кончилась, – заметил Джо Коутс. – Артур-то помоложе меня будет. А я в пехоте всю Вторую мировую отпахал. Не то с чего бы мне хромать-то?

Отец Робин кивнул и продолжал:

– Совершенно верно, Джо. Спасибо.

– Вот как десант высадили на берег под Анцио, там все и получилось. А кровищи столько пролилось, что я с кем угодно могу побиться об заклад: страшней той бойни никто из вас в жизни не видел.

– Да, Джо, все несомненно так.

– Мало того, – не унимался Джо Коутс, охваченный воспоминаниями: может, кучи земли вокруг могилы напомнили ему окопы Первой мировой. – Как деда моего убил германский снаряд под Пашенделем,[34] отцу моему всего годик стукнуло. Ужас что за время было-то…

– Ужасно, что и говорить, – согласился отец Робин. – Всем нам приходится искать свой путь в этой жизни, бредя через мир, исполненный горя. Давайте же все постоим молча и подумаем не о себе, но о том, кто оставил нас. Да. Артур играл скромную роль в этой жизни. Он много лет служил привратником в Ориел-колледже…

– Гм-м, прошу прощения, преподобный отец, – вмешался Генри Уиверспун, который только подоспел, в пальто и шарфе, с палкой. – Я хотел уточнить, что Артур служил привратником в Юниверсити-колледже. Я как раз там был, почему и пришел почтить его память. Артура помню прекрасно, м-да, вот только пил он тогда, надо сказать, по-страшному.

– Спасибо, Генри, – сказал викарий. – Но мы собрались здесь сегодня, в это тихое английское утро, для того чтобы вспомнить не слабости Артура, но его многие добродетели, поскольку для нашей Андреи он был любящим мужем, а для Дотти любящим отцом…

– Отчимом, – лаконично пискнула Дотти. Ей в универмаге разрешили не выходить сегодня в утреннюю смену.

– Прошу прощения, вы правы, Дотти. И в самом деле, наш покойный был любящим отчимом и для Дотти и для… э… Дуэйна. Всем нам приходится защищать себя в этом мире, Артур же Ридли был человек сдержанный и очень скромный. Мы ценим эту его скромность как добродетель. Так почтим его кончину. Он умер как жил: без суеты, без протеста. «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями: как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается».

Могильщики опускали гроб с телом Артура Ридли в могилу, а Андреа и Дотти бросали на крышку букетики шуазии.

Роуг и Дэйв шуровали лопатами, засыпая могилу, а отец Робин нараспев произносил:

– И поелику Всевышнему угодно было принять в пределы свои тело усопшего ныне Артура Ридли, мы предаем его останки земле. Прах к праху, земля к земле, в надежде на воскресение и вечную жизнь через Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Андреа и Дотти стояли у могилы, тесно прижавшись друг к другу. Обе наконец обронили несколько слез, потрясенные финальностью стука комьев земли о крышку гроба – стук был глухой, страшный. Трудно было понять, об Артуре ли плакали они или о себе самих – а может, обо всех смертных. Отец Робин подошел к ним и мягко произнес слова утешения.

Пока немногие присутствовавшие на похоронах медленно выходили с кладбища на улицу, Джо Коутс, хромая, приблизился к викарию и сказал:

– Да-а, что и говорить: продирает… Это вы правильно сказали, ну, насчет того, что все мы, едва снизойдем, как пора из нас букетики… мда-с… Следующая, видно, будет моя очередь, вот увидите. Меня прямо разбирает: помянуть бы, а, отец Робин?

– Я что, не человек? – спросил отец Робин, озорно поблескивая глазами. – Каково мне, по-вашему, было? Ни одному служителю церкви еще не попадались такие буйные, непослушные прихожане…

Джо помотал головой:

– Вы уж простите за перебивки наши. Не откажите, викарий, позвольте угостить вас сегодня, ладно? Вы добрый человек.

Научный сотрудник в белом халате по имени Бертрам Виссик лысел, так что его и без того высокий лоб продвинулся дальше вверх и теперь совершенно беспрепятственно достигал макушки. Жена Бертрама, Бренда Виссик была непревзойденная кулинарка, такие пирожки делала, что пальчики оближешь, в связи с чем ее не раз приглашали выступить по телевидению. Жили они на Бленхайм-драйв в Северном Оксфорде, в отдельном доме с псевдо-тюдорским фронтоном; по обе стороны от парадного входа росли два лавровых деревца в кадках. В прихожей стоял конь-качалка, Бренда скакала на ней еще ребенком. Бренда и Бертрам обожали своего жесткошерстного терьера по кличке Блоггз; детей же у них не было.

Но Бертрам ни о чем этом не мог теперь и думать, ибо вместе с инспектором Лоррилоудом разглядывал осла, привязанного ремнями к специальному стенду в лаборатории.