Патрик О'Лири - Невозможная птица Страница 33

– Майк Глинн, – представила Дот. – Дон Джейкобс.

Майк сказал:

– Вы не должны делать этого.

Мгновение спустя Дон сказала:

– Я знаю. Но мы хотим этого.

– Ну да, – повторил толстый китаец. – Мы хотим этого.

– Они хотят этого, – сказала Дот и кивнула By.

– Подождите! – сказал Майк.

Блондинка закрыла глаза, и толстяк выстрелил сбоку ей в голову. Отдача эхом прокатилась по гимнастическому залу, как удар тарелок на репетиции оркестра. Женщина упала лицом вперёд. Струя крови прочертила дугу на отполированных деревянных планках. Как молодая луна. Она лежала в темно-бордовом пятне. Трехсекундное преступление, подумал он.

Майк посмотрел на толстяка, который улыбался безумной улыбкой, сжимая в руке пистолет.

Экзальтированный. Трепещущий от благодарности. Майк мог бы поклясться, что вокруг него разливалось мерцание, как будто он был покрыт росой. Он почувствовал неприятный запах: пахло палёными волосами. Их взгляды встретились, и Майк увидел то, что не хотел бы увидеть ещё раз в своей жизни.

Глаза By. Чёрный зрачок – точка пустоты, покоящаяся в центре коричневого кольца, зажатого между двумя белыми клиньями – стал расширяться вовне. Чернота быстро просочилась в радужную оболочку, поглощая её цвет. Круговая чёрная волна расширялась, пропитывая глаз до самого края, пока он не стал совершенно пустым – выпуклая щель, полная блестящей черноты.

Глазные яблоки By стали чёрными.

Потом почернели его зубы.

А потом он исчез.

Пистолет упал на пол спортзала, тускло звякнув.

Зал взорвался аплодисментами. Люди забирались на койки, бешено хлопая в ладоши. Кто-то ревел: «Стёрли!»

Худой человек, который читал чёрную Библию, вышел вперёд, как деревенский похоронных дел мастер, и накрыл тело женщины белой простыней. Встав, он сложил руки перед собой, держа Библию, и начал читать.

На реках Вавилонских, там сидели мыИ плакали, поминая Сион.Ибо там пленившие нас требовали от нас песен,И разорившие нас требовали от нас веселья,Говоря: воспойте нам от песен Сиона.

Как воспеть нам песнь Господню в земле чуждой?Если забуду тебя, Иерусалим,Пусть забудет меня десница моя!Если не вспомню тебя,Пусть язык мой прилепится к гортани моей;

Вспомни, Господи,Сынов Едомских, глаголивших в день Иерусалима:Разрушьте его,Разрушьте его до основания его.

О дщерь Вавилона, разрушительница,Блажен будет тот,Кто воздаст тебе, как ты воздала нам.Блажен будет тот,Кто возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень.[46]

Бобби, вспомнил Майк. В магазине. Мальчика звали Бобби. Дот нагнулась, чтобы подобрать пистолет. Она предложила его Майку, но он лишь посмотрел на неё.

– Вот, – сказала она, – как крошится печенье.

ДЕВУШКА С ШОКОЛАДНЫМ КРЕКЕРОМ «ГРЭХЕМ»

– Моя мама тоже здесь? – остолбенело спросил Дэниел.

– Боюсь, что нет, – сказал Клиндер. – Она умерла ещё до сохранения. Но здесь есть архивы, которые смогут ответить на многие твои вопросы.

Доктор провёл их по длинному белому коридору в комнату для совещаний. Большой экран на одной из стен. Большие плевательницы из нержавеющей стали, равномерно расставленные вокруг стола. Комната была очень чистой: в воздухе стоял запах «Лемон Пледж».

Шон сел на колени к Дэниелу. Он решил, что никогда больше не выпустит его из своего поля зрения.

Клиндер, в своей бумажной пижаме, взял пульт с дальнего конца стола. Свет погас. Шоу началось.

В начале было дешёвое кино пятидесятых годов. Точнее, даже киноафиша. Нечто невнятно-розово-мелодраматическое, сплошным потоком скользящее по экрану. НЕСРАВНЕННАЯ ЭСТЕР УИЛЬЯМС! Пышная блондинка в жёлтом цельном купальнике, шествующая к дальнему концу трамплина.

– Эх, что за женщина! – сказал Клиндер.

НА ЭТОТ РАЗ НАВСЕГДА. Очевидно, название.

– Снято на острове Макино, – сказал Клиндер.

НАТУРНЫЕ СЪЁМКИ НА ОСТРОВЕ МАКИНО!

Доктор слегка покраснел из-за своей оплошности, но продолжал:

– Им следовало бы подогреть воду для мисс Уильямс.

ОЧАРОВАНИЕ! РОМАНТИКА! СТРАДАНИЯ ВЛЮБЛЁННЫХ! Пара, целующаяся при лунном свете, искрящийся пролив Макино позади.

– Разумеется, до окончания постройки моста тогда было ещё далеко, – сказал Клиндер.

– Хорошо бы он заткнулся, – сказал Шон.

ЕЁ ЛУЧШЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ! Прыжок с высокого трамплина. Женщины, демонстрирующие синхронное плавание. Голубые кадры, снятые из-под воды. Поразительный олимпийский замах и гребок Эстер. Довольно рискованное дело для того времени, подумал Дэниел. Но Клиндер был из тех шоуменов, что не могут вынести, когда приходится делить огни рампы с кем-нибудь другим.

– Она, должно быть, использует водонепроницаемый грим, – сказал Клиндер.

– Вы не хотите немного сбавить обороты? – спросил Дэниел.

– Что?

– Мы не нуждаемся в вашем постоянном комментарии.

– Я думал, что вношу дополнения. Это не помогает?

– Заткнись, – объяснил Дэниел и был вознаграждён бесценной улыбкой своего сына.

Ночной клуб. Вращающиеся пары в чёрных смокингах и платьях наподобие пляжных зонтиков. ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ КСАВЬЕ КУГА И ЕГО ОРКЕСТРА! У микрофона – круглый усатый человечек в белом смокинге и фраке, с феской на голове и плешивой собачонкой в руках. Его оркестр в красных тюрбанах на помосте позади. Картонные пальмы на фоне задника, изображающего звёздное небо.

ГВОЗДЬ ПРОГРАММЫ – КОМИЧЕСКИЙ ГЕНИЙ ДЖИММИ ДЮРАНТА! «Носатый» падает в свадебный торт, корчит гримасу и восклицает: «Ай-йи-йи-йи-йи!»

ЧЕТЫРЕ НОВЫХ САМОБЫТНЫХ ПЕСНИ НЬЮМЕНА И БАУМА! Какой-то чудик роберт-тейлоровского типа, в голубом шёлковом халате с монограммой, с сигаретой в руке, мечтательно глядящий с балкона и тихо напевающий себе под нос, перекрывая струнный оркестр в восемьдесят тысяч инструментов.

– Он пидор или просто притворяется? – спросил Шон.

– В чем вообще соль всего этого? – спросил Дэниел.

Клиндер остановил плёнку на сцене в ночном клубе.

– Третий ряд, в оркестре, справа. Это твоя мать… – он шагнул к экрану и показал. – Видишь эту рыжую со скрипкой? Один из скрипачей в этот день заболел, и им нужна была замена. Струны замотали лентой, чтобы не было звука.

Откуда он знает это? Дэниел прищурился, глядя на экран. Конечно, это была мама. Он видел её фотографии. Он почувствовал отдалённую боль где-то в глубине, будто кто-то надавил рукой на его грудь. Он вспомнил строчку из Майкова дневника: «Моя мама была безработной актрисой но она… » Как там было дальше?

– Она снималась в рекламном ролике, – сказал Дэниел, пытаясь вытащить то, что мог вспомнить, из пыльного закоулка в своём мозгу.

Клиндер улыбнулся.

– Девушка с Шоколадным Крекером «Грэхем». Исполняла небольшой эротический танец в пачке. Потрясая жестянкой с крекерами, как делают эти латиносы со своими штуками, как их… с семенами. Она говорила мне, что это смысл её жизни – сниматься на телевидении. Эту рекламу транслировали напрямую, без записи. Иначе у нас, конечно, была бы копия.

– Я никогда не видел этой рекламы, – сказал Дэниел. Но он вспомнил жестянки. Когда-то он думал, что они есть у всех. Жестянки синего цвета с крекерами в шоколадной глазури, загромождающие проход между пристройками. Они едва ли не растекались от летней жары и покрывались инеем зимой. Видимо, компания снабдила её запасом в частном порядке. Они с Майком постоянно делали на них набеги, пока однажды дядюшка Луи в припадке похмельной ярости не вышвырнул их вон.

Плёнка рывком перескочила на следующий кадр. Эстер Уильямс и Питер Лоуфорд в пылу спора[47]. Отражение водной ряби, играющее на их лицах.

– Твоя мама на заднем плане, у бассейна, – подсказал Клиндер. – Вон, с рыжими волосами, в синем купальнике. Её единственное официальное появление на экране. Давай посмотрим поближе.

Плёнка стала более зернистой – он увеличил изображение и пустил по кругу тот кусок, где рыжеволосая клала ногу на ногу, откидывая голову назад, лицом к солнцу.

– Видишь это?

– Что?

На её лице трепетала маленькая тень. Лист? Сосновая шишка? Кадр медленно сместился вверх, открывая источник: маленькую колибри над головой женщины.

– Это 1953-й, – сказал Клиндер. – За год до твоего рождения.

Следующий кадр: черно-белый моментальный снимок. Счастливая мать, спускающаяся по ступенькам церкви с новорождённым ребёнком, завёрнутым в одеяло.

– Церковь Сент-Барт в Сагино. Это твоё крещение.

– Кто снимал? – спросил Дэниел.

– Я. Обратил внимание на тень на стене позади неё?

Не успел Дэниел спросить, каким образом Клиндер оказался на его крещении, как он действительно заметил маленькую чёрную тень, по форме напоминающую недоеденный банан со свисающими концами кожуры. Он узнал её: это была тень колибри.