Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник) Страница 36

Торжественно проплывали мимо металлические гиганты крейсеры «Змееносец» и «Спешащий мальчик». Мелькнули бортовые огни, ярко освещенные полосы иллюминаторов. Большие белые знаки на металлических бортах. Но никакой стыковки не случилось. Тассилийцы решили посадить разведчика прямо на поверхность планеты.

— Почему? — спросил Филипп.

— Я думаю, нам будут оказаны соответствующие почести! — объяснила Инк. — Это первый случай брачной связи между двумя цивилизациями. Для дипломатии тассилийцев очень серьезный шаг.

— Значит ли это, что я не буду подвергнут тестам?

— Напротив, теперь тестам буду подвергнута и я сама. Но этого не нужно бояться, это, конечно, требует некоторого напряжения, но это очень-очень приятно!

— Приятно как?

— Очень-очень приятно, — повторила Инк. — Даже возвышенно. Глубоко. Когда тебя тестируют, все чувства поднимаются в тебе, все самое низменное, самое гадкое предстает как самое возвышенное. Все спорное воспринимается как абсолютная истина.

— Это как любовь с женщиной? — предположил Филипп.

— Нет, скорее это похоже на твои отношения с Аханом.

Филипп Костелюк смотрел на экран не отрываясь, но он все-гтаки пропустил тот момент, когда корабль мягко подхватили четыре крылатые прозрачные птицы. «Малый бакен» резко повернулся и полетел носом вниз в атмосферу планеты.

Одну из птиц сопровождения Филипп рассмотрел на экране в объемной проекции. Она больше походила на распластанную, чуть голубоватую медузу. Только в заостренной передней части медузы находилась жесткая стеклянная капля, и внутри капли сидел пилот в черной форме космического флота. Пилот, заметив на своем мониторе, что привлек к себе внимание, приветственно махнул Филиппу рукой, после чего указал вниз, на планету.

«Посмотри, это интересно, — поделился он. — По крайней мере в первый раз. Посмотри!»

С высоты сорока тысяч километров Марс уже не казался красным. Скорее он был розовым, и вся его поверхность была изрезана каналами. Города, похожие на густые кусты малины, будто повисали на пересечениях этих каналов, немногочисленные зеленые островки также тянулись вдоль них.

Только спустя несколько часов после посадки Филипп Костелюк задал этот глупый вопрос, мучивший

землян на протяжении нескольких столетий. Откуда взялись каналы на Марсе и куда они пропали потом?

Все оказалось очень просто. Еще четыре столетия назад, проскочив фильтры, на Марс упало зерно, несущее так называемого гигантского скользящего спрута.

Спрут был из семейства террамажорных полуразумных существ, несколько триллионов лет назад обитавших в районе 14-го шарового скопления в зоне 5-686-454-ХЗ. Из того же семейства были и четыре спрута, попавших на саму Землю. Земные спруты были самодостаточны и не нуждались в щупальцах. Прекрасно прижившись на необитаемой планете, они позже, с появлением цивилизации, приспособились и к новым условиям. И до сих пор люди даже не ведали, что четыре земных океана — это такие же, как они сами, живые и разумные существа.

Спруты скользящие были совершенно безвредны и обычно могли существовать только в симбиозе. При помощи своих щупалец они поставляли обитателям планеты воду и пищу, в обмен потребляя отходы их производства.

Марсианский спрут воплотился и в течение нескольких столетий развивался практически незаметно. Потом, когда он немного подрос, земные астрономы приняли сеть его щупалец за каналы. На красной планете ему пришлось нелегко. Спрут, хотя он и был наделен глубоким интеллектом, требовал определенных условий. Ему было недостаточно просто живой солнечной энергии. Он чуть не погиб на необитаемом Марсе. Каналы то появлялись на поверхности Марса, то исчезали. Базы устроенные людьми, были так малы, что могли лишь немного продлить агонию. Спасли Спрута опытные тассилийцы. Они не только наладили необходимый симбиоз, но и вступили с достаточно еще молодым спрутом в логическое общение, при помощи чего необычайно преуспели в освоении новой планеты.

Когда «Малый бакен» снизился до высоты километра, прозрачные птицы-медузы выпустили корабль из объятий своих силовых полей. Пилот сделал Филиппу прощальный жест и исчез с экрана. Со свистом рассекая воздух, изуродованный разведывательный корабль полетел вниз.

Сердце Филиппа упало. Но спустя несколько мгновений «Малый бакен» подхватили мощные гравитационные подушки, а внизу ясно обозначились серебряные пики и серые квадраты посадочных площадок космопорта.

В ПЛЕНУ

Сквозь толстые матовые стекла отеля не было видно города внизу, сквозь стекла проступали только два ярких белых креста. Солнце в это время суток горело над другим полушарием Марса, и здесь светили искусственные Фобос и Деймос.

Ожидавший пышной встречи Филипп был несколько разочарован тем, что произошло.

«Малый бакен», опущенный магнитной подушкой на серые квадраты космопорта, только начал остывать после трения в атмосфере, а к верхнему люку уже скользнула открытая летающая машина непривычной формы. На левой передней дверце был нарисован яркий семнадцатицветный флаг Тассили, что говорило о дипломатическом статусе встречающих. Филипп Костелюк уже почти спустился к нижнему люку, и пришлось бегом по лестнице подниматься наверх.

Но в машине сидел только один человек. Бросились в глаза его повседневный серый костюм, желтая, немного мятая рубашка, растрепавшиеся зеленоватые волосы.

— Куин! — представился он, с широкой улыбкой протягивая руку. — А вы, я так понимаю, Филипп

Аристархович Костелюк? — Он указал на сиденья в машине. — Мне поручили быть вашим гидом. Поедем в отель, — он посмотрел на свои ручные часы, — простите, но сейчас я почти не располагаю временем. — Он опять широко улыбнулся, приветствуя женщин. — Я думаю, после дороги вам самим хотелось бы отдохнуть, а вечером я зайду, и можно будет обговорить дальнейший график.

Комната, куда они спустились с крыши отеля, оказалась на удивление непритязательной. После роскоши кают на космическом разведчике Филипп ожидал чуда, а его привели в однокомнатный номер с одним окном, со стерильно белыми стенами и такими же белыми полом и потолком. Здесь стояли небольшой черный столик, два черных кресла и такого же тона узкая постель, больше ничего.

— Чем ты недоволен, Филипп? — спросила Инк, единственная из жен, сопровождавшая его до самого номера. — Тебе не понравился наш прием?

«Странный прием… — мысленно сказал ей Филипп. — У меня такое впечатление, что на нас просто не обратили особенного внимания».

— А чего ты ждал?

В голосе дочери капитана Эла Прозвучала откровенная насмешка. Инк вообще сразу переменилась, достаточно ей было ступить на почву Марса.

«Ну, не знаю. — Филипп пожал плечами и с сомнением попробовал рукой стул. Стул оказался жестким и неудобным. — Если бы меня заковали в браслеты и бросили бы в ледяной карцер, я был бы, наверное, меньше удивлен».

— Только дураков встречают с фанфарами, — с презрением проговорила Инк. — Только для кретинов с примитивным миросознанием стелят ковровые дорожки от нижнего люка космического корабля и до самых дверей. Даже гибкий спрут счел бы такое обхождение неприличным. Прости меня, Филипп, но если ты хочешь выглядеть здесь естественно, тебе нужно кое-что понять. — Ощутив, что задела мужа, Инк сразу сбавила свой тон и сказала уже значительно мягче, почти льстиво: — Ты же единственный на Марсе представитель Ахана. Или ты хочешь, чтобы тассилийцы подумали об Ахане дурно?

— Ну, хорошо, — с трудом сдерживая свои чувства, согласился Филипп Костелюк. — Понимаю, скромность — это наивысшее достоинство. Но почему меня поместили в эту собачью конуру? Каюта на корабле была в тысячи раз богаче! Да что там каюта, моя двухкомнатная квартира сто лет назад была богаче. — Он похлопал ладонью по шершавой черной столешнице. — Там у меня, по крайней мере, стоял шкаф!

— Ты не понимаешь, — уже совсем примирительным тоном возразила Инк. — Это высшая роскошь. — Она обвела рукой вокруг себя. — Высшая роскошь — отсутствие суггестера.

— А что такое суггестер? — Филипп Костелюк даже заскрипел зубами. Он встал лицом к непрозрачному окну и смотрел на два пылающих спутника.

— Суггестер — это идеальная мебель. Обстановка, когда на первый взгляд ничего вокруг тебя нет, все абсолютно стерильно, но при любой потребности ты можешь из этих белых стен извлечь любое удобство, любое наслаждение.

— Хорошо, — сказал Филипп Костелюк и протянул руку к стене. — Я понял! Я хочу золотой банановый коктейль с одной капелькой лимонного сока и какой-нибудь… шелковый шарф.

Но его пальцы только больно ударились о стену, и ничего не последовало.