Александр Кашанский - Антихрист Страница 37

Сначала Иван бежал по шоссе, потом по проселочной дороге. Когда он вновь выбежал на шоссе, почувствовал, что пора: процесс вбегания завершился. Иван начал твердить свою формулу, и началась борьба. Ничего не получалось, потому что весь мозг был до предела забит проблемой, от решения которой Иван хотел освободиться. Мысли в виде стройных предложений, каких-то отрывочных фраз, отдельных слов, математических формул, логических отношений продолжали хозяйничать в его мозге. Все остальное, в том числе и мысли о Наташе, было уничтожено или переведено в анабиоз, а эти нет, эти были непобедимы. Иван значительно увеличил темп, он бежал сейчас, как бегут дистанцию пять километров, сердце забилось быстрее, вслед за этим участилось дыхание, формула повторялась, соответственно, чаще. Воздух с шипением всасывался легкими и тут же сжигался мышцами. Ивану казалось, что он чувствует, как это происходит. «Хорошо, кажется, начинает получаться», — подумал Иван. Тут же откуда-то вырвалась мысль: «Ты не решил Систему до конца, это надо сделать». Пока ничего не получалось. Оставалось только надеяться, что в конце концов формула сработает и взятый темп окажется достаточным.

Зазвенело в ушах — это был своеобразный предупреждающий сигнал, значит, темп был слишком высоким и возможности беговой машины по его поддержанию уже на пределе. Еще бы, ведь Иван уже пробежал километров двадцать пять, миновав райцентр, и сейчас бежал по дороге, извивающейся по холмам. На затяжном подъеме и зазвенело. Решил темпа не снижать и отдал себе, то есть сердцу, легким, мышцам приказ держать темп. Если бы кто-то мог видеть Ивана со стороны, то он бы испугался: лицо Ивана стало бледным до синевы, глаза остановились, нос и щеки ввалились, как у мертвеца. Во рту пересохло, уши заложило, и все-таки формула не работала. Иван, наконец, вбежал на подъем, стало легче. Он продолжал бежать в том же темпе. «Чем еще усилить действие формулы? Раз задаешь себе этот вопрос — значит, еще ничего не получается. Нужна цель забега. Бегу в церковь. Там свобода». Иван начал повторять новую формулу: «Бегу в церковь — там свобода». Осмысливать ее значение уже не было возможности.

Так как в состояние «человек бегущий» войти не удавалось, приходилось терпеть. Теперь каждый километр давался с огромным трудом. Ивану казалось, что еще немного, и он упадет, но он держал прежде взятый темп. Когда он преодолевал крутой подъем дороги, ведущей мимо расположенной рядом, оцепленной несколькими рядами колючей проволоки тюрьмы, он потерял сознание. Он потерял сознание в буквальном смысле, он должен был упасть и, скорее всего, умереть от разрыва сердца, но он не упал и не умер, а продолжал бежать все в том же темпе, только стал сильнее раскачиваться из стороны в сторону. Потом начался длинный спуск. Где-то на середине спуска сознание включилось с произнесения формулы: «Я свободен. Я свободен. Я свободен…» Желаемое состояние, наконец, было достигнуто.

Впереди была дорога, позади дорога, вверху небо, по сторонам поля. И не было ни мыслей, ни чувств. Добежав по заброшенной деревни, Иван повернул направо. Теперь по цели, которая внезапно открылась ему, оставалось километров пять. И тут начался сильный ливень. Бежать стадо легче. Потоки воды охлаждали разгоряченное тело, от спины шел пар. Наконец с горы открылся вид на городок, в котором и была церковь. Она располагалась на окраине города, около озера.

Добежав до переезда, Иван остановился, потому что проходил поезд и переезд был закрыт. Дождь в это время кончился. Поднялся шлагбаум, и Иван пошел через железнодорожные пути, бежать уже не было смысла, потому что церковь была метрах в ста, совсем рядом.

Постояв немного у ворот церковной ограды, Иван вошел в церковный двор и направился прямо ко входу в церковь. Он подошел к дверям, взялся за ручку и потянул. Двери были закрыты. Иван услышал старушечий голос:

— Молодой человек, что вам надо?

Иван обернулся. Его окликнула старушка, одетая в ватник, валенки с калошами и повязанная черным платком. Иван улыбнулся и, сдерживая не успокоившееся до сих пор дыхание, сказал:

— Я бы хотел войти в церковь.

— Церковь закрыта. Служба-то в пять вечера, а сейчас десять утра. — Иван стоял, все так же держась за ручку. — Может, вам нужен отец Петр? Так он скоро будет. Если хотите подождать, пойдемте в избу, там обсохнете, согреетесь, вы же весь мокрый, — предложила старушка. На улице после дождя было прохладно, к тому же подул холодный ветер. Иван промок до нитки и чувствовал, что начинает замерзать.

— Спасибо большое, я действительно замерз. — И он пошел к маленькому рубленому домику вслед за старушкой.

В избе топилась печь, и было очень тепло. Иван сел на скамейку около печи. Под скамейкой тут же образовалась лужа. Старушка посмотрела на него и вышла. Вскоре она вернулась, неся в руках какую-то одежду.

— Переоденься-ка, милай. Вот тебе рубаха, портки и полотенце.

Иван с трудом встал и, взяв одежду, вышел в сени. Там он снял прилипшую к телу одежду, вытерся полотенцем и переоделся в полотняную рубаху без пуговиц и такие же штаны. «Такую одежду, наверное, носили крестьяне в начале века», — подумал Иван.

Он вернулся в дом и опять сел на скамейку. Старушка что-то говорила о том, что скоро вскипит чай, что у них добрый священник, что какой-то пьяный тракторист недавно сломал церковные ворота, въехав в них трактором. До Ивана ее голос доносился откуда-то издалека. Вскоре он уснул. И спал без снов, как мертвый, уронив голову на грудь.

«Таким сном могут спать солдаты после трех дней беспрерывных боев, его трудно отличить от смерти», — охарактеризовал его состояние Аллеин, который все это время неотступно следовал за Иваном. Риикроя же рядом не было. «Это потому, что Иван уже принял решение встретиться с Сатаной», — догадался Аллеин.

Отец Петр поставил свой автомобиль в гараж, расположенный тут же, внутри ограды, и вошел в домик. Этот домик был не только для церковного сторожа, в нем жил и он, когда приезжал служить службу.

Войдя в избу, он увидел человека, одетого в полотняную рубаху и такие же штаны, который спал, сидя на скамье около печи. Над печью была развешана его мокрая одежда.

— Это кто же, матушка, у нас тут спит? — спросил отец Петр у сторожихи.

— Не знаю, батюшка. Хотел в церковь попасть. Трезвый. Я ему сказала, что вы скоро будете. Дала вот ему в сухое переодеться, он пригрелся да и уснул.

Отец Петр подошел к спящему и заглянул ему в лицо.

— Ну что ж, пусть спит, а я пока делом займусь.

Отец Петр сел за стоящий около окошка стол, достал из портфеля листы бумаги и начал что-то писать.

Иван проснулся примерно через час и сразу же открыл глаза. Старушки в избе не было, но за столом спиной к нему сидел священник. Иван, чтобы привлечь внимание, осторожно кашлянул. Священник перестал писать и повернулся к нему.

— А, проснулись.

— Здравствуйте, извините, что так вышло. Пригрелся в тепле и заснул.

— Ничего, ничего — бывает, — успокоил его священик — поспали — и хорошо. У вас какое-то дело?

— Да, понимаете, я бы хотел побыть в церкви.

Священник помолчал немного, а потом сказал:

— Для чего вам это? Я должен знать.

— Мне кажется, что только в церкви я смогу подумать о моей жизни так, как мне хочется.

— Как?

— Спокойно.

— Я вас очень прошу, объясните мне, почему для этого вам нужна церковь.

Иван задумался. Наконец, он поднял впервые за время разговора глаза, выстрелив взглядом в священника, и спросил:

— Как вы думаете, есть ли Дьявол?

Отец Петр, подумав немного, ответил:

— Да, он есть и он действует. Вы почувствовали его повышенное внимание к вам и считаете, что под куполом церкви сможете спрятаться от этого внимания? Но это у вас не получится.

— Почему?

— Вы же не крещеный. Разве не так?

— Да, так. Я не крещеный. Но ведь крещение — это обряд. Неужели он имеет принципиальное значение?

— Это не обряд, это таинство, и оно, выражаясь вашим языком, имеет принципиальное значение.

— Отец Петр… Я правильно к вам обращаюсь?

— Да.

— Объясните, если это не сложно, почему это имеет принципиальное значение?

— Хорошо, я постараюсь объяснить, — согласился священник и, отложив в сторону шариковую ручку, повернулся к Ивану. — Главное, что дает человеку Бог, это свобода. Жизнь дается и животному, но возможность сознательного выбора, как жить, есть только у человека. Вы можете креститься или нет — это ваш выбор, но и Господь сделал свой выбор, установив правило: «Если кто не родится от Воды и Духа, не может войти в царствие Божье»[6]. Мог он Установить такое правило? Мог.

— А как же дети? Ведь они ничего не выбирают, — возразил Иван.

— Выбор за них делают их родители, и они как родители имеют на это право.