V.АЛENTIN - Мир чужих ожиданий Страница 38

- Тебя интересует моё личное мнение, или общая позиция? – уточнил Андрей. Он уже привык, что по каждому животрепещущему вопросу почему-то является для Виктора последней инстанцией истины, и старался соответствовать.

- И то и другое, если можно.

- Тогда начну с мнения общего: в рамках никакой другой религии или философского течения нет возможности объяснить существование таких людей, как мы. Точка.

Виктор смотрел на него, ожидая продолжения. Не дождался, спросил:

- И всё?

- Да, всё. Но для того, чтобы подтвердить или опровергнуть эту мысль, тебе придётся прочесть такое количество религиозной и сопутствующей литературы, что продолжим мы этот разговор очень не скоро – с удовольствием ответил Андрей.

Виктор заметно пригорюнился.

- Ладно, я понял, что вопрос преждевременный.

Андрей посмотрел на него и сказал:

- Но есть ещё и моё личное мнение. Оно напрямую связано с моей профессией. Ты же знаешь, как много бабушка может рассказать об авторе, изучая его произведение. Я, к сожалению, пока не достиг таких высот, но тоже кое-что могу. Так вот, когда я читаю четыре повести, собранные в общую книгу, под названием «Евангелие», я совершенно точно вижу, что их авторы – действительно те люди, за которых себя выдают. И что почти все они, кроме одного, что впрочем и не скрывается, на самом деле были участниками описываемых ими событий. Ещё заметно, что они были очень хорошо знакомы между собой, совершенно не склонны к фантазированию и приукрашиванию своей роли в произошедшем. Можно даже легко понять, в какой последовательности они писали свои воспоминания, кто из них это начал и почему, а кого пришлось долго уговаривать. И я понимаю, что у меня нет причин не верить Тому, о Ком они говорят, если Его ученики оказались настолько честными людьми. Замечу, что ни об одном авторе какой-либо другой религиозной концепции, я не могу, увы, сказать ничего хорошего.

Виктор внял, задумался, и больше с Андреем тему религии не поднимал.

Но регулярно приставал ко всем родственникам, чтоб ему объяснили, откуда взялись семьи, и какой в них смысл. Дедушка счёл, что Виктору действительно пора это знать, и рассказывал:

- Началось всё около ста лет назад, и самым банальным образом. Одна из разнополых студенческих компаний, которых в те времена водилось в нашей стране несметное количество, решила несколько изменить уготованную ей судьбу. Вместо того, чтобы как все остальные нормальные люди, разбиться по парам, пережениться, расползтись по отдельным квартирам, ощутить все прелести физиологической зрелости, ходить друг к другу в гости по праздникам, и тем самым бесследно кануть в Лету, они решили, наоборот, ни за что не расставаться, а жить вместе до конца своих дней. Они находили главное своё счастье в дружбе, которая их связывала. Они были разумны, и не хотели терять своей, одной на всех, свободы от мира дураков. Их единственное правило гласило: «Живи, как хочешь, только другим не мешай». Со временем, они конечно же разбились на пары и переженились, и у них родились дети. Но это ничего не изменило в их желании не расставаться, и они продолжали жить все вместе.

Вследствие такого своего решения, они быстро стали непонятны даже своим сверстникам, не говоря уж о родителях. Им ничего не оставалось, как только признать, что они сами и являются единственными родственниками друг друга. Родственниками не по крови, но по духу. Они поняли и другое – мир дураков никогда не простит их единства, и стали искать способы не слишком мозолить людям глаза и не привлекать внимания.

Им пришлось немало потрудиться, чтобы мочь отстоять главное – свою дружбу. Они проходили через несчастья, страхи, пороки и предательства. Они не сдавались. За верность дружбе им была награда – они выучились думать все вместе, и сделали поразительные открытия. Они открыли для себя мир истории, биологии и богословия. Некоторые из них небезуспешно занимались науками, и поняли, что наука была искусственно остановлена ещё за много лет до их рождения. Что познание устройства мира противоречит стремлениям власти, любой власти. Им пришлось по крупицам искать знания, разгребая завалы сознательной лжи и недомолвок учёных. Но главным их открытием стало именно то, что никак не давалось в руки алчущих бессмертия – они открыли принцип передачи своих стремлений по наследству, и их дети наследовали им.

Разобравшись же в неприглядной картине мира, они ужаснулись страшнейшей, многовековой деградации человека, и поняли, что нужно делать. Для того, чтобы добиться успеха в задуманном, возможно потребуется тоже не одно столетие, они это осознавали. И понимали ещё, что их слишком мало для такой грандиозной задачи: остановить тёмные века, вернуть людям разум, любовь и творчество – то, что отличает человека от зверя.

Они стали искать соратников, стали искать носителей разума, потому, что сначала думали, что для их задач наличие остальных двух составляющих человека (любви и творчества) всё-таки вторично, хотя и очень желательно. Они ошибались в этом – просто разумные люди, которых они привечали, как сторонников, становились врагами. Но они не отчаивались, и находя очередного разумного, и выяснив, чем тот дышит, далеко не всегда объясняли ему свои цели. Они поняли, что искать людей, похожих на них есть смысл только среди очень молодых, не попавших ещё под возрастное отупение. Это как если выискивать блондинов – среди маленьких детей много беленьких, но со временем большинство из них темнеют…

И потому с взрослыми разумными старались держаться осторожно, возложив всю надежду на их детей, генетически перенявших интеллектуальные способности родителей, и в силу возраста ещё зачастую обладающих и любовью, и творчеством. Взрослых, бывших когда-то разумными, и выбравших обычную человеческую жизнь, но вхожих к ним в дом, они называли «сочувствующими», так уж повелось неизвестно почему.

Несмотря на все эти сложности и предосторожности, их число неуклонно росло. Настало время, и им пришлось разделиться на две семьи, позже – ещё, и ещё. Причина была очень простой: они по-прежнему не афишировали свой образ жизни, дабы избегать кривотолков и подозрений в сектантстве или бандитизме. Было принято решение, что в одном доме (а ещё лучше – и в одном городе) не должно проживать более двадцати взрослых человек. Семьи разделились по принципу общих интересов и предпочтений, но это разделение всё равно носит чисто условный характер, ибо всего лишь выявляет разные грани одного и того же явления. И следующие поколения принялись хаотично слоняться между семьями, подтверждая этот тезис…

Тут Виктор не выдержал, и бросился выяснять:

- А почему вы это так спокойно мне рассказываете? Я так понял, что далеко не каждый разумный, ну это, соглашается жить так как вы. Может я тоже со временем от вас уйду и буду болтать про вас всем, кому не лень?

- Очень может быть, - согласился дедушка, - может быть ты даже устроишься в Общество Здоровой Морали, дослужишься там до высоких чинов, и сочтёшь, что наше существование угрожает кому-нибудь. Миру дураков, например. Именно на этот случай у нас имеется пятиметровый забор, и возможность быстро ретироваться. Ты ведь далеко не первый такой в истории семей, и случалось всякое. И именно поэтому мы пока не знакомим тебя с другими семьями. То есть, весь риск от твоего дальнейшего выбора, мы принимаем исключительно на себя.

- Почему вы вообще решили, что я могу быть одним из вас? – не унимался Виктор, - ну ладно, разум; признаю, что таким качеством похоже я действительно наделён. Ну пусть творчество, есть такой грех, написал я повесть. Но любовь? Где вы во мне её увидели? Я ж так понимаю, что это необходимое условие для жизни в семьях…

Дедушка усмехнулся, и указал взглядом на толстого и пушистого щенка, который вольготно развалился и дрых у Виктора на коленях. Щенок уже носил гордое имя Ильдар, и Виктор покорно вытирал за ним лужи по всему дому, таскал спать к себе в комнату, и был вообще с ним неразлучен.

- Ты любишь животных, Виктор. Если человек умеет по-настоящему любить хоть что-то живое, то это означает, что Господь наделил его величайшим своим даром – любовью. Ты не стал превращать в подобие живого своего помощника, так как понимал – это симулякр, а не жизнь. А ты хотел, чтобы у тебя был настоящий живой друг. Человеку, который не умеет любить, постоянно приходится искать себе мотивации для демонстрации чувств, которых он на самом деле не испытывает. Он оценивает людей исключительно по стандартам внешности, кредитоспособности и манеры одеваться; детей пристально рассматривает на предмет схожести с собой, а уж потом может демонстрировать хоть что-то похожее на привязанность, ибо себя-то ему как раз любить легко. Такой человек даже в животных ищет не дружбу, а умиление, заводя себе карманных собачек и прочую мелочь, а то и вовсе довольствуется соответствующими интерфейсами помощника.