Михаил Веллер - Легенды Арбата Страница 39

Потому что Гулливер был больше всего похож на мрачное пророчество атомной войны. Что-то огромное и перепутанное уфожающе вздымалось из воды к небу. В ценфе рваных металлических переплетений, среди обломков и офызков балок, фосов, пушек и парусов, разметанных и вновь слепленных етицкой силой, запуталась депрессивная фигурка с фанатометом в руке.

— А зачем гранатомет? — подавленно спросил мэр.

— Это рулон с картой, — офызнулся скульптор.

— Ну надо же... — удивился пресс-секретарь. — А по виду и не скажешь...

Вооруженный до зубов Советский Союз только что развалился, и призрак Империи Зла удалялся от берегов. Сюжет с фоянским конем положил свою тень на беззащитный пейзаж, уфожаемый бесплатной мондулой. Данайцы некогда смастерили свою скульптурку большой подарочной мощи тоже в стиле монументализма. Исторический переход от реализма в искусстве к пост-

модернизму усугублял неприятное впечатление. Словно неживой антигуманный умысел скрутил металл гигантской композиции, распросфаняя кругом страх и ожидание конца света. Словно СССР, лопнув, разбрасывал по миру смертоносные споры нечеловеческих форм жизни. Все долго смотрели на картину напасти. Лицо мэра, красное от виски и сизое от портвейна, сделалось самоотверженно-гордым и выразило напряжение Битвы за Англию. Сирены тревог взвыли в его исторической памяти.

— Наин! — почему-то по-немецки, повинуясь прихоти подсознания, сказал мэр. — Гитлер капут! — добавил он, повеселел и подмигнул своей компании. — Мы не можем принять т а к о й дар. Нет. У нас свои законы. Мы должны сначала провести голосование в муниципалитете. Он рассмотрит экспертное заключение комиссии. До каникул собрать ее уже не успеем... Возможно, в будущем году...

Что характерно: первоначальная кабинетная миниатюра муниципалитету понравилась! Но ее же изображение в масштабе Парка Юрского периода привело к исполнению гордого старого гимна:

Никогда, никогда, никогда англичанин не будет рабом!

Англичане отличаются стойкостью. Бристоль оправился от шока и скорей забыл о сфашном сюрпризе.

Излишне говорить о расстройстве автора. Но — все, что не убивает, закаляет.

— Ничего, — сказал скульптор. — А Гулливеру было легко? А кому легко? Парш-шивая Англия... бывшая, панымаиш, великая империя. Что вы хотите? — масштаб утерян! Не тот уже масштаб!..

Закал его жизнью был долог и тверд.

7. Колумб

Масштаб оказался словом ключевым. Близилось пятисотлетие открытия Америки.

— Ты помог мне, — сказал скульптор. — Я помогу тебе.

Его перманентный диалог с Гулливером носил по преимуществу морально-философский характер. Так говорят с далеким другом, своим вторым я.

— Домой не пустили! — плевал скульптор. — Вот — люди!.. Ничего. Ты открыл Новый Свет. Много раз! Там твоя слава! Там твое место!

Незамедлительно вслед за чем известил муниципалитет города Нью-Йорка, что специально ддя него, в честь и ознаменование великого полутысячелетнего юбилея Нового Света, эпохальной вехи американской цивилизации, он изготовил в дар — достойную грандиозного города статую Колумба. Хай кволити. Кинг сайз.

— Главное — что ты есть, — сказал скульптор Гулливеру. — Имя — не главное. Мы оба знаем: ты — это ты!

Торжества ломились неимоверные. Континент гулял. Латиносы тянули одеяло на себя: испанцы пионеры! Индейцы вякали об угнетении. Денег летело немерено. Америка предъявляла миру хозяйский разворот.

Скульптор явился в кипение подготовки торжеств и очаровал всех своим миниатюрным вариантом. Взмах волшебной руки — и хозяевам дали ознакомиться со своим будущим.

Наступила отрезвляющая пауза.

При входе в нью-йоркскую гавань, на фоне сияющих и взлетающих небоскребов Манхеттена, в непосредственной близости от священной Статуи Свободы торжествовал исполинский Человек-Паук.

Назначение Гулливера Колумбом нисколько не отразилось на его внешности. Он не проходил фэйс-контроль на конкурс красоты. Если скульптуру иногда

уподобляют застывшей музыке, то это был обреченный вопль музыкальной фабрики, сокрушаемой гусеницами тракторной колонны. Это была великая антиутопия, внушающая отвращение к смыслу жизни.

— Это надо было поставить посреди Алькатраса, — нарушил общее молчание мэр.

— Почему Алькатраса? — с неиссякаемым добродушием спросил скульптор.

— Чтобы преступники постоянно видели свою сущность и страдали.

Подготовленный к эстетической дискуссии скульптор приступил к объяснениям. Но мэром Нью-Йорка был тогда великий Рудольфо Джулиани, и гомерический замысел злокозненного мецената был пресечен в корне. Джулиани отпилил зубы и когти мафии, Джулиани сделал 42-ю стрит безопасным променадом, Джулиани превратил Нью-Йорк в город без преступности и коррупции, Джулиани не дал денег на выставку «современного искусства», язвительно отрезав: «НЕ искусство — это то, что я тоже запросто могу». И ловкий русский ваятель, напоминавший видом крестного отца сицилийской семьи отчаюг, был ласково развернут в сторону международного аэропорта Джи Эф Кей.

— Ваш гений обладает огромной впечатляющей силой, — любезно и лестно напутствовал Джулиани гостя. — Но городские власти обязаны заботиться о здоровье граждан, муниципальный бюджет разорится, выплачивая компенсации беременным женщинам, у которых может случиться выкидыш при виде этого конкистадора.

Скульптор прикусил язык. Скорость распространения информации, либо буквальность ее совпадения, заморозила соображение. К тому времени в Москве, на Тишинской площади, уже громоздилась монументально-комбинированная скульптура его работы, и злые языки предостерегали, что беременные женщины должны вы-

бирать другие маршруты движения — на всякий случай, именно остерегаясь выкидыша при виде жутковатого и нелепого монстра.

Короче. Горцы — упрямые люди. Грузины — горцы. А Америка — морская держава. И выходит двумя длинными береговыми линиями на два великих океана. Атлантический и Тихий. Колумб, адмирал Моря-Океана и вечный скиталец, искал приюта в тихих гаванях Бостона, Филадельфии и Нью-Орлеана. Затем он повторил вдобавок к собственному подвигу бессмертное деяние Нуньеса де Бальбоа, пересек материк и постучал в Золотые Ворота Сан-Франциско.

Были когда-то у Маршака стихи про недобрую страну буржуев Америку:

Старый швейцар затворяет подъезд:

— Нет, — говорит он, — в Америке мест!

Если бы Колумба так встретили в Америке пятьсот лет назад, там бы и поныне индейцы ездили верхом на ламах и срезали друг с друга скальпы каменными ножами.

Интересно, как земные судьбы реинкарнируются в посмертной мифологии.

8. Скиталец морей

У успеха много отцов, а матерей еще больше. Шесть городов Италии и Испании оспаривают честь быть малой родиной Колумба. Вы уже все поняли.

Генуя отреагировала мгновенно, что не на всякой родине и не всякий памятник нужно втыкать. Ответы последующих намеченных жертв не изобиловали разнообразием. Ваша любовь оценена и взаимна, но то, чего

вы добиваетесь, позволить нельзя. О нет, вы не всунете символ вашей любви в центр моего пейзажа.

Колумб отбывал в первое трансатлантическое плавание из порта Палое-де-ла-Фронтера. С веками городишко впал в полное ничтожество, и сегодня в его гавани едва ли стоит ставить матрешку. А еще рядом расположился знаменитый город и порт Кадис, но в качестве обрамления для титанического шедевра и он беден, глух и малолюден...

В долгах, в цепях, на соломе, без чести и славы закончил свой путь настоящий Колумб. Испания вообще бедная и несговорчивая страна. Со времен инквизиции не понимала она своего счастья.

9. Благородный дон

И тут подходит пятисотлетие первого плавания в Индию, совершенного великим первооткрывателем и путешественником Васко да Гамой! Фигура в исторических святцах вполне колумбовского масштаба. Та Эпоха Великих Географических открытий была вообще густа и полна натур одна другой круче.

Наш скульптор, может, и не упал бы на этот вариант, но Португалия находится рядом с Испанией и вообще является почти ее частью. А Васко да Гама там — как у нас Гагарин и Миклухо-Маклай вместе взятые.

Уровень бедности Португалии позволяет России как раз иметь ее за реальный образец своего светлого будущего. Пенсионеры и нахлебники всей Европы норовят жить в Португалии — там все дешево. Перспектива укорениться в нашем радостном завтра усугубила азарт скульптора.

Неликвидная гора цветных и черных металлов со временем стала приводить автора в неистовое раздра-

жение. Причем двукратно: как невтюханная скульптура она уедала самолюбие — а как сумма пропадающих материальных ценностей она ущемляла кошелек.

Гулливеру выписали следующий паспорт. Последовало внедрение нелегала в страну очередного пребывания.

Увы, родственники не опознали вернувшегося с того света дедушку. Приведение ужаснуло потомков, и с помощью заклинаний было извергнуто восвояси. Просторная гавань Лиссабона осталась незамутненной.