Юрий Брайдер - Кристалл памяти (сборник) Страница 39

— …и воспользоваться ею! — язвительно продолжил Дим.

— А почему бы и нет? — удивился незнакомец.—

Людей больше интересует то, какую пользу приносит наука, а не кто ею занимается.

— И многие зарабатывают себе славу таким образом?

— Думаю, для вас не секрет, что в совершенно разных уголках земного шара делают одинаковые открытия? — расплывчато ответил незнакомец.

— А вам известны имена людей, которые добывают себе славу подобным образом?

— Имена вкладчиков, как и тайна вклада, не подлежат разглашению.

— В таком случае, — Дим почувствовал, что теряет самообладание, — ваш банк не что иное, как рассадник преступности. Каждый день он будет наносить все больший вред человечеству. Неужели вы не понимаете, что его нужно немедленно уничтожить?!

— А разве это не преступление? — спросил неизвестный. — Какое вы имеете право уничтожать то, что приносит не только вред, но и пользу? Должен сказать откровенно: подобная агрессивность не позволяет вам стать клиентом нашего банка. У вас есть близкие родственники?

— Да. Старший брат — Сан Витич Елизарьев — старший научный сотрудник НИИ проблем времени.

— Надеюсь, он-то сможет по достоинству оценить, что вы потеряли.

— Вы правы, — согласился Дим. — Лаборатории Елизарьева-старшего такое сокровище значительно нужнее.

— Очень рад, что мы наконец договорились, — мило улыбнулся незнакомец. — Прошу вас, подпишите, пожалуйста, документ, подтверждающий, что наш разговор занял 20 минут 57,9 секунды.

Дим посмотрел на будильник и согласился.

Незнакомец достал из портфеля портативную пишущую машинку и на фирменных бланках напечатал два совершенно одинаковых текста.

Елизарьев плохо знал английский, но ему показалось, что он понял содержание документа. Поэтому он взял ручку и рядом с подписями незнакомца поставил свою.

Когда гость ушел, Дим открыл англо-русский словарь и начал переводить.

«за вычетом 20 минут 57,9 секунды, передаю наследство моего дедушки Левченко Александра Дмитриевича агенту банка по хранению личного времени Билу Гр…»

На этой фразе Елизарьев остановился. Ему показалось, что текст начал бледнеть. Дим растерянно смотрел на бумагу. Быстро исчезали буквы, слова, знаки препинания. Вскоре перед ним лежал чистый лист бумаги только с его подписью и датой — 1 апреля 1983 года.

Будильник показывал 8 часов 15 минут.

Александр Эйпур

Кооператив по ремонту игрушек

Хозяин квартиры, Иван Терентьевич Семушкин, нашарил ногами тапочки, запахнул халат и, с сожалением глянув на недописанный лист, подался на шум. «Правила техники безопасности при использовании роботокомплексов в быту» — труд, начатый им два года назад, — был снова отложен. Откровенное невезение, если не сказать больше. А ведь ему постоянно мешали. Но когда-нибудь это должно кончиться!

Иван Терентьевич опешил, попав в пыльный солнечный столб. Натуральные солнечные лучи — и где?! В прихожей! Да, но этим-то как раз и не смеют похвастать нынешние квартиры.

Он зажмурился: сквозь фильтры ресниц виднелась перина облаков. Под шлепанцами захрустела россыпь мелкого бетона. «Метеорит, однако, мог бы сработать поаккуратней», — посокрушался про себя Иван Терентьевич. В том, что здесь накуролесил шальной метеорит, он ничуть не сомневался. Уж больно неровной вышла дыра.

В поисках небесного безобразника Семушкин держал путь на кухню: скрежет проистекал именно оттуда. Ванная, туа…

Редкий смертный эпохи скоростей и нервов не растерял бы самообладания при виде столь беспардонного злодейства. Вот и наш Иван Терентьевич не совладал с эмоциями — вспыхнул от негодования,

обронив при этом на пол аглицкие, с позолотой в оправе очки:

— Что это вы себе позволяете?..

На кухне и в ванной одновременно вспыхнул и погас свет — сиреневый робот, раза в полтора выше и массивней хозяина, выжидательно замер, попридержав в правой клешне выдранную проводку. В его вызывающей позе сквозило недовольство: мол, занимайтесь своим делом и не суйте нос в чужие.

Иван Терентьевич примерно так и понял, посему отступил на шаг, а затем и вовсе прислонился к стене, потеряв дар речи. Право, было от чего…

Сразу за роботом поперек кухни покоился смятый в гармошку холодильник. И не просто лежал, а купался в луже наваристого борща. Компанию ему составило все то, что еще полчаса назад называлось самоваром, миксером, тостером и кофеваркой.

— Ой! — вырвалось у робота; беднягу скрючило в три погибели, а у Ивана Терентьевича перехватило дыхание, ибо обозрел он всю кухню разом. То ли «волновики» покуражились над «металлом», то ли ураган над мелководьем реки жизни пронесся. Вселенский хаос в быту. Кухонный гарнитур «Хозяюшка» стал похожим на детский конструктор «Разбери сам». Тут и там из-под обломков фарфора выглядывали беззубые вилки, сплющенные кастрюли, миски. Лишь чугунная сковорода выхвалялась безупречностью формы.

Робот выпрямился.

— Вы только не кипятитесь понапрасну, — возговорил он и, по нерасторопности, неуклюжести своей раздавил хозяйские очки. — Я все растолкую подробно — лишь управлюсь с квартирой.

Последовал рубленный, выверенный взмах манипулятора — и проводка оборвалась где-то под потолком. Обои разбежались бумажной бахромой, посыпалась штукатурка. Робот уверенно продолжал действо, считая разговор законченным.

— П-погодите, так вы не из этих, к-как их? — Иван Терентьевич полез в карман халата за успокоительным. — Я… мы ждали сантехника. И это что, капитальный ремонт? Э-э, позвольте, но ведь дом еще совсем новый!.. Вы — не из домоуправления! — догадался Семушкин.

Отполированная голова исполина без малейшего скрипа отринула чужие домыслы: «Поясню позже, потерпите самую малость. Ой!..»

Хозяин едва успел отпрыгнуть к стене, когда сиреневая громада, начав от входных дверей, вспорола линолеум и пошла плясать по прихожей, оставляя за собой рваные борозды. Красивый был линолеум, под паркет.

Минуту спустя робот уже хозяйничал в зале. Среди звуков, сопутствующих погрому мебели, отчетливо слышались короткие «ой!». Чем чаще гость ойкал, тем быстрее мелькали его манипуляторы и полированные колени, о которые крушил он мелкую утварь. Секция развалилась гораздо быстрее, чем ее достали, не выдерживало натиска стекло. Когда робот повис на хрустальной люстре с явным намерением покачаться, она рассыпалась на сотни махоньких брызг.

Иван Терентьевич растерянно уставился на свою давнишнюю свадебную фотографию — под стеклом и в рамке карельской березы. Варвар сшиб ее со стены: печальный треск, прощальный звон. Мало того, рифленые подошвы погромщика обратили снимок в жалкий мусор, годный разве что на ужин утилизатору. Левый глаз супруги, Марии Павловны, казалось, многообещающе сощурился… О ужас! И никого вокруг, кто посмел бы одернуть эту сиреневую железяку. Да что там одернуть?! Хоть бы один свидетель был!

Магический взгляд. Он не давал Ивану Терентьевичу покоя. Он притягивал к себе, он излучал гнев. И супруг Марии Павловны выступил супротив недруга, осерчал всерьез, в глубине души поражаясь своей разудалой смелости. Бросился Иван Терентьевич в атаку да так и повис на правой клешне неприятеля.

— Не мешайте, не то стукну ТОКОМ, — пообещал робот и, ничуть не таясь, сокрушительно и мощно ойкнул. Какой-то недуг ел его изнутри, не жалеючи.

Нельзя сказать, чтобы хозяин квартиры слыл любителем острых ощущений. Он поблагодарил за предупреждение (обошлось, правда, без желтой карточки) и ретировался из зала, поперед того затолкав под вездесущие обломки клочки фотографии. Особо тщательно тот, с укоризной во взгляде.

Эх, где только наше не пропадало?

Семушкин обрадовался внезапной тишине. Наконец-то! Но у пришельца были несколько иные планы. Машина восстала на машину: подошла очередь радиоэлектронной аппаратуры.

Взорвался телевизор (на семьдесят две программы), рассыпался магнитофон (на сто шестьдесят дорожек), последний раз полыхнула цветомузыкальная пирамидка (восемь цветов сразу), от проигрывателя уцелела крышка (одна).

Вот тут и заело. Сиреневая громада вдруг покачнулась.

— Не балуй… я сказал — не трожь! — неожиданно заговорил робот сам с собой. — Ну же! Это очень нежные фильтры. Не озоруй и выхода не касайся, слышишь?! Спалишь миллиом…

Иван Терентьевич невольно поискал глазами третьего, с кем будто бы переговаривался непрошенный гость. Да нет, никого, кроме них. К тому же, один из двоих одним протектором — явно ступил в мир иной.

Так и есть: робот загремел на пол, по сиреневому корпусу его завихрились голубые искорки.

— Р-розетка… Провод, — с видимым усилием произнес поверженный великан.

Семушкин подхватил протянутую вилку, потащил за собой: