Николай Романецкий - Обречённый на любовь Страница 39

Калинов ласково погладил вороненый ствол:

— Спаситель ты мой!

Он вытащил из рукоятки магазин, пересчитал патроны. Достал из ящика стола три новых и вставил в магазин.

— Как видишь, моя мысль оказалась верной… Но не можешь ли найти мне что-нибудь посерьезней? Под мою ответственность.

— Зачем? — удивился Милбери.

— Пригодится!.. Или ты думаешь, теперь они оставят меня в покое? Черта с два! Со вчерашнего вечера к Крылову у них путь только через Калинова.

Милбери задумался, потом кивнул:

— Найдем.

— Что бы я без тебя делал! — Калинов положил оружие в стол. Ночевать буду здесь: шеф еще собирался появиться. Засада в порядке?

— В порядке. Никаких признаков незванных гостей.

— Придут. Нет у них другого пути!

Милбери отправился к себе. Калинов походил по коридору, разминая мышцы, затем вернулся в кабинет и присел на тахту. Надо дожидаться Рассела. Впрочем, домой все равно не хочется. Нечего ему дома делать. Вот если бы там его ждала Марина!.. Или хотя бы Виточка…

И тут началось.

Из углов кабинета потянулись тонкие струи серого тумана. Калинову в голову пришла дикая мысль, что его хотят отравить. Впрочем, он тут же отбросил ее: мысль, действительно, была слишком дикой для того, чтобы оказаться правильной. Серые струи медленно вытянулись в центр кабинета, к светильнику, и затеяли вокруг него странный танец. В помещении потемнело. Как перед грозой.

Калинов вздохнул: ставшая привычной за последние дни чертовщина продолжалась и он был готов к чему угодно.

Светильник погас окончательно, но темнота не наступила: серый туман начал слегка светиться и мерцать. Струи собрались в облако, облако приняло форму идеального шара и неторопливо двинулось к Калинову.

Ну вот и гости, подумал он. Рановато, конечно, я не очень готов, но, может, это и к лучшему. С подготовленным человеком разговаривают иначе, чем с захваченным врасплох да еще и безоружным… Пойдем же вам навстречу!

Он лег на тахту, расслабился и стал ждать дальнейшего развития событий.

Мерцающий шар приблизился, неторопливо окутал лежащего человека, и Калинов вдруг почувствовал, как некая сила подняла его над тахтой и мягко потащила вверх, к потолку. Попробовал шевельнуться и не сумел: тело словно залили чем-то очень похожим на вязкое желе. Дышать он тоже не мог, но — к его удивлению — удушье не наступало. И он успокоился, перестал дергаться. Что бы ни происходило, от него, похоже, все равно ничего не зависит…

Движение по-прежнему представлялось вестибулярному аппарату как подъем, и было непонятно, почему Калинов и окружающее его вязкое нечто до сих пор не расползлись по потолку.

Так продолжалось некоторое время, а потом вектор направления пропал, и Калинов повис в сером пространстве. Он догадывался, что движение не прекратилось, просто оно стало равномерно-прямолинейным и потому неощутимым. Понятие верха и низа полностью исчезло, окружающий его со всех сторон туман был абсолютно недвижим, и Калинов быстро потерял ощущение реальности происходящего. Чувство времени пропало еще раньше, и он уже не понимал, давно ли начали происходить с ним эти операции: час, неделю или месяц назад. Он словно растворялся в тумане, туман будто пил его мысли и душу, пил не глотками, а медленным, непрерывным потоком. Постепенно вслед за чувствами испарились куда-то желания, ушли вера, надежда и любовь, полностью растворился страх, и только любопытство не сдавалось, оно дрожащей искоркой билось где-то глубоко в мозгу, убегало от объятий уверенного в себе равнодушия, медленно опутывавшего Калинова, и не давало ни заснуть, ни отключиться, ни умереть. Словно отягощенная грузом вины совесть…

Так и висел Калинов — неизвестно где, неизвестно сколь долго и неизвестно с какой целью. Однажды ему показалось, будто сквозь мерцающий туман проглянулись какие-то пятна, но тут он вспомнил, что когда в самом начале, еще на тахте, туман окутал его, он закрыл глаза. А поскольку открыть он их не мог, то, стало быть, и видеть ничего не может. И тут же пятна исчезли. Но зато неизвестно откуда вдруг донесся голос, странно-знакомый и в то же время чужой, замогильно-холодный.

— Не бойся, не бойся, — вещал голос, и Калинов совершенно не мог понять: то ли он в самом деле слышит звуки, то ли это порождение его сворачивающего с колеи рассудка.

А потом и голос исчез. И вообще все исчезло. Не было и самого Калинова, и он упорно пытался сообразить, откуда к нему — и куда, если его нет? — пришло понимание, что его нет. Так продолжалось бесконечно долго, а потом его отсутствующее сердце вдруг трепыхнулось, в него ворвалась вся безграничная Вселенная: мириады взрывающихся и гаснущих солнц, неисчислимые количества рождающихся и умирающих живых существ, бездонные океаны чувств и желаний… Вселенная рвала его на куски, и он испытывал ни с чем не сравнимые боль и наслаждение, и этого не выдержало даже любопытство. Вечность вошла в Калинова, и он последней тухнущей искоркой разума понял, что умер…

…безысходный мрак длился миллиарды миллиардов лет, Бог знает сколько раз за это время погибла и вновь родилась Вселенная, но наконец перед ним забрезжил рассвет, и он почувствовал, что может открыть глаза. И открыл их…

Он лежал на спине. Над ним распахнулось низкое небо неопределенного цвета. Он вздохнул и сел. Перед глазами расстилалась странная равнина, абсолютно ровная — ни холмика, ни ямочки! — и унылая — ни деревца, ни кустика! Странный мир не имел горизонта, и глазу не на чем было остановиться. Потом справа что-то шевельнулось, и Калинов повернул голову. В двух шагах от него стояло — а может, сидело или лежало, так как ног не было видно, — существо неопределенной формы. Калинов не знал почему, но он сразу почувствовал: это абсолютно чуждое ему существо.

— Здравствуй! — раздался в мозгу Калинова странный, лишенный всякой индивидуальности голос, монотонный и невзрачный. — Ты не боишься?

Калинов помотал головой, потом спохватился и сказал:

— Я не боюсь. Здравствуй!

— Ты извини, что мы поступили таким образом, но нам надо с тобой поговорить, а нашего агента ты уничтожил.

— Я сожалею об этом. — Калинов встал, но потом понял, что Абсолютно Чуждому Существу все равно, какое положение в пространстве он занимает, и сел. — Мной руководил страх.

— Мы понимаем. — Абсолютно чуждое существо теперь было неподвижно. Словно восковая фигура. — Мы приносим тебе извинения за отрицательные эмоции, которые ты вынужден был испытать.

— Ну что вы! — Калинов мысленно шаркнул ножкой. — Я испытал и положительные эмоции.

— Нашей заслуги в этом нет. Действия, связанные с продолжением рода, были инициативой самого агента.

— Кто вы? Ксены? — Калинов вдруг осознал, что не испытывает никакого страха. Более того, даже удивляться он почему-то не удивляется. Как будто встреча с Абсолютно Чуждым Существом — довольно привычное для него событие. — И где это я нахожусь?

Он огляделся. Равнина по-прежнему подавляла пустынностью. Солнце отсутствовало, и было совершенно непонятно, откуда берется в этом мире свет. Во всяком случае, не с неба. Более того, само небо казалось искусственным. Словно нарисованная театральная декорация, подсвеченная неизвестно где расположенными, скрытыми с глаз софитами.

— Нам бы не хотелось говорить об этом, — сказало Абсолютно Чуждое Существо. — Мы не из вашего мира — это все, что может быть тебе известно.

— Значит, вы — ксены… — Калинов вновь попытался удивиться. И вновь ничего не получилось. — А что это за планета?

— Это не планета. Это место встреч и разговоров.

— Как вы меня сюда доставили?

— Ты не поражен. Это хорошо. Тем легче нам будет общаться… К сожалению, мы не можем объяснить, как тебя сюда доставили: в твоем языке для этого нет понятий.

Вот это да, наконец-то удивился Калинов. Кажется, цивилизация Земли находится на достаточно высоком уровне развития. Звезд мы, правда, еще не достигли, но уже разрабатываются принципиально новые модели джамп-генераторов, которые позволят использовать прокол нуль-пространства космическим кораблям, и тогда до чужих миров будет рукой подать. А уж к встрече с ксенами-то мы психологически давно готовы. Всякий, кому хватило ума окончить начальную школу, имеет представление о неизбежности их существования. Впрочем, ладно…

— Хорошо, — сказал он. — Допустим, я не пойму… Но вы, кажется, тоже не понимаете, что для контактов должны использоваться не такие агенты. Или вы полагаете, я — некрофил?

— Это была наша ошибка, — проговорило Абсолютно Чуждое Существо и в первый раз шевельнулось: словно рябь прошла по его телу. — Но мы не можем управлять существом с нормальным уровнем энтропии. Для тебя это выглядело бы аморальным и не давало бы нам гарантий доброй воли.